– Откуда знаешь? – спросил Арбуз.
– Добрые люди видели, – сказал Корявый, – а кто именно – уж извини. А насчет Боровика... Так ты сам у него спроси, он врать не будет.
Арбуз долго и мрачно молчал, а потом сказал:
– Спрошу, не сомневайся. Но если соврал ты, умирать будешь медленно.
Роман, который на всем протяжении этого разговора стоял за спиной Арбуза, шагнул вперед и спросил:
– Ну что, поговорили?
– Поговорили, – ответил Арбуз, не оборачиваясь.
– Вот и хорошо, – миролюбиво сказал Роман. – А пушка у тебя классная! Можно посмотреть?
– Посмотреть? – Арбуз удивился. – Ну на – посмотри.
Арбуз протянул Роману пистолет.
– Осторожно, он снят с предохранителя.
– Ага, – сказал Роман и посмотрел на Корявого. – Слышь, ты, перхоть! Арбуз обещал не убивать тебя. А я не обещал.
Он поднял пистолет и, быстро направив ствол в середину лба Корявого, нажал на спуск. В комнате прозвучал глухой, но туго ударивший по ушам выстрел. Голова Корявого дернулась, и между бровей появилась маленькая дырочка, из которой стала толчками выплескиваться черная кровь.
Корявый обмяк и сполз под стол.
Арбуз с удивлением взглянул на Романа и, осторожно забрав у него «Магнум», сказал:
– Ну, ты, артист, даешь! Не ожидал...
Спрятав пистолет в подмышечную кобуру, Арбуз посмотрел на торчавшую из-под стола неподвижную ногу Корявого и, словно не веря тому, что видел, покачал головой:
– А ведь оно именно так и делается. Один обещал – другой не обещал... Да ты, Ромка, прямо как настоящий гангстер! И откуда только такие таланты берутся?
– Валим отсюда, – сказал Роман и повернулся к двери.
– Ну-ну, – усмехнулся Арбуз, – как скажешь.
Когда они отъехали от бильярдной, Роман закурил и задумчиво произнес:
– Один готов...
– Один готов, говоришь? – Арбуз захохотал. – Да ты что, всех гадов порешить задумал? А кишка не тонка?
Роман затянулся и, помолчав, ответил:
– Понимаешь, Мишка, какое дело... Я сочиняю песни про жестокость и справедливость. Про верность и смерть. А в жизни? Если я сам не такой, то все мои песни – фуфло. И я сейчас себя проверил. Оказывается – я не фуфло. И все они сдохнут, это я тебе точно говорю. Так что, если ты со мной – давай. А если нет – у меня хватит денег и на оружие, и на необходимый подкуп кого надо. Решай.
Арбуз ошеломленно повертел головой и ответил: – Ну ты, блин, даешь! Конечно, я с тобой. Вот только Боровик... Ладно, приедем домой – увидим.
Боровик, Роман и Арбуз сидели за столом и не смотрели друг на друга.
Наконец Боровик тяжело вздохнул и сказал:
– Я действительно никого не видел. Ты представляешь, в каком я был состоянии? Только что убили мою сестру, потом я убил их... Всех троих. Голыми руками... И я ничего не соображал. То есть вру, конечно, – соображал я очень быстро, но был, как бы это сказать... Сумасшедший, что ли... Да, я помню, как машина ударилась во что-то мягкое, но в это время я смотрел назад, туда, где лежала... Она. Я просчитывал варианты дальнейшего. Ну, менты, расследование, сам понимаешь. Это просто какой-то злой рок... Наверное, верховному распорядителю несчастий показалось мало, и он решил добавить к этим мертвецам еще и твою жену... Я не знаю, Мишка... Ну хочешь, убей меня! Я своей жизнью не дорожу.
– Больно надо... – мрачно ответил Арбуз. – Ты хочешь, чтобы я еще и тебя туда добавил? Вот уж уволь! Но как же так? Как же так...
Он уронил голову на руки и засопел.
Роман, посмотрев на него, взялся за бутылку и сказал:
– Давайте-ка водочки, ребята. А то вы совсем закисли. Я понимаю, открытия сегодня были тяжелые, но жить-то надо!
Разлив водку по стопкам, Роман посмотрел на Арбуза, потом на совершенно потерянного Боровика и повторил:
– Давайте выпьем. Мертвых не вернуть, а живые, невольно вовлеченные в узел бед и несчастий, должны жить дальше и думать о своей жизни, а не о чужой смерти. Иначе вся жизнь превратится в сплошные поминки. Давайте. Слышишь, Арбуз, я тебе говорю!
– Да слышу я, слышу, складно звонишь... – Арбуз поднял голову и шмыгнул носом. – Но как же оно...
Он взял стопку и залпом выпил водку.
Поморщившись, Арбуз взял из вазочки огурец и сказал:
– Давай, Санька, выпей. И постараемся, как сказал Ромка, думать о жизни.
Боровик страдальчески взглянул на Арбуза, послушно взял стопку и выпил.
А Роман встал и, посмотрев на своих угрюмых приятелей, только покачал головой:
– Ладно, вы тут водочки попейте, а я, пожалуй, пойду на боковую. Не возражаете?
– Вали, – Арбуз махнул рукой и повернулся к Боровику. – Ну что, товарищ борец с всемирным злом, поговорим о нашей с тобой развеселой жизни?
Боровик обрадовался, что разговор перешел на другую тему, и, закурив, ответил:
– А почему бы и не поговорить, товарищ вор в законе... Вот, например, каким ты видишь счастливое человечество лет этак через двести? Будут там воры в законе и прочая нечисть вроде твоих подручных или как?
Роман усмехнулся и вышел из комнаты.
«Город над вольной Невой...» – бормотал с утра пораньше репродуктор, каким-то чудом сохранившийся с советских времен на омываемом свинцовыми невскими волнами причале речного порта.
С экрана телевизора, подвешенного над унылыми фанерными седалищами зала ожиданий, приятно улыбался выбритый до синевы адвокат. Адвокат хорошо поставленным голосом убедительно доказывал, что в нашумевшем недавнем изнасиловании таджикским гастарбайтером подмосковной девчонки-малолетки виновата прежде всего распущенность нравов безнадежно спившейся российской глубинки.
Пора, мол, обществу осознать: без притока иммигрантов этому самому обществу каюк в самом что ни на есть прямом и простом, как репа, экономическом смысле. Что называется, коллапс. Поэтому самое время вспомнить золотые слова легендарного баснописца дедушки Крылова – «на зеркало неча пенять, коли рожа крива» – и радостно приветствовать приток рабочей силы с Кавказа и из Средней Азии, вместо того чтобы огрызаться на незнание чужаками местных обычаев и заморачиваться насчет заведомо бесперспективной утопии вроде программы создания рабочих мест для никчемных и поголовно спившихся русских мужиков.
Небритый и опухший после бессонной ночи Стропилло дико уставился на телевизор. Он только что сошел с опостылевшего экскурсионного корыта и с ужасом осознал, что вообще не представляет себе, как жить дальше. Уютный мирок, который он с муравьиной старательностью слепил по крохам в своей крысиной норке, в одночасье рассыпался в прах.
И никаких надежд.
Последняя надежда улетучилась аккурат пять минут назад вместе с пиликанием мобильника, который Стропилло всю ночь грел в руках и только что не молился на него, как дикарь с острова Пасхи на своего деревянного идола.
Арбуз жив, Меньшиков жив, с ними еще какой-то Боровик...
