Я нахмурился. Уж больно зловещее название.
Ликвидационная…
– А это такая хрень, – ответила Рита нежным голоском, – которая раскрывается по радиокоманде с пульта, и объект получает дозу цианида.
– А у меня, значит, обычная?
– К сожалению, да, – ответил Мюллер и встал.
Он посмотрел на часы и включил телевизор.
– Через полчаса парад, – сказал он, – но там не будет ничего интересного. А у меня в городе дела имеются. Чао, молодые влюбленные болваны!
И Мюллер вышел из номера, громко хлопнув дверью.
Я посмотрел ему вслед и спросил у Риты:
– А ему-то самому сколько лет?
– Сорок четыре, – ответила она, – но, как видишь, парень хоть куда!
– А я?
– А ты… А ты старый одноглазый павиан.
Я подошел к столу и взял с него свою трубку.
Она была отключена, и когда я снова включил ее, то увидел, что там было восемнадцать непринятых звонков, и все от Тимура.
– Ну ладно, – сказал я и положил трубку в карман, – меня ждет друг. А ты можешь смотреть телевизор.
И я направился к двери.
За моей спиной произошло какое-то движение.
Я профессионально шагнул в сторону, и мимо моей головы пролетел пустой стакан, из которого Рита только что пила минералку.
Я повернулся к ней и спросил:
– Ну и что это значит?
Рита стояла у окна, уперев кулаки в бока и смотрела на меня взглядом тигрицы.
– Тебе пошел бы длинный полосатый хвост, – сказал я, – и чтобы ты хлестала им себя по бокам.
– А тебе подошла бы длинная пеньковая веревка, – ответила Рита сквозь стиснутые зубы, – и чтобы ты болтался на ней, вывалив синий язык.
– А ты стояла бы под ручку со своим Мюллером, который парень хоть куда, и любовалась бы этой прекрасной картиной.
– Дурак! – презрительно бросила Рита.
– Дурак и сволочь, – с готовностью подхватил я.
– Нет, – грустно вздохнула она, – просто дурак. Перед тобой твоя любимая женщина, которая проплакала по тебе все глаза, а ты уходишь к своему дурацкому дружку. А может быть, он твой любовник? Там, в тайге, без женщин… Нет, я все понимаю, у меня есть знакомые педики, они отличные ребята! Такие милые…
Я посмотрел на нее, подумал и, достав телефон, набрал номер Тимура.
Он ответил сразу же.
– Слышь, хозяин, мать твою, – без всякого почтения начал он с места в карьер, – я понимаю, ночная столица, девушки… А позвонить-то можно было? Я ведь нервничаю, однако!
– Извини, Тимур, – ответил я, – тут были такие, как бы сказать, непредвиденные обстоятельства… В общем, скажи, чтобы в номере быстренько прибрали, мы сейчас приедем.
– Что значит «мы»?
– Ну… Я приеду не один.
Я посмотрел на Риту.
Она все еще мерила меня презрительным взглядом, и похоже, по результатам этих измерений я был ростом с мусорный бачок.
– Та-ак… – Тимур задумался, – понятно… А их одна будет или две?
– Одна.
– Вот так всегда, – грустно ответил Тимур, – хозяин, значит, с одалисками[1] развлекаться будет, а слуга – на кухне с Машкой Кулаковой всухую.
Я повернулся к Рите и сказал:
– Тебя одалиской назвали.
Рита хмыкнула и ответила:
– Передай своему евнуху, что если он будет плохо мне прислуживать, я скажу своим нукерам, чтобы они посадили его на кол.
– А тебя – евнухом, – сказал я в трубку, – и еще обещали посадить на кол.
– Хорошая у тебя подружка, добрая… Ладно, приезжайте.
И Тимур отключился.
Я посмотрел на Риту и сказал:
– Пошли отсюда. Мне не нравится ваша поганая явочная хата.
Рита подошла ко мне вплотную и, глядя в глаза, спросила:
– Ну хоть я-то тебе нравлюсь?
Я придирчиво осмотрел ее и ответил:
– Вроде ничего…
– Что-о?
И Рита, схватив со стола пластиковую вешалку, замахнулась на меня.
Подскочив к двери и распахнув ее, я выскочил в коридор.
В просторной гостиной президентских апартаментов отеля «Марриот Ройял» происходила вечеринка.
Народу было немного – всего трое.
Вокруг большого круглого стола, застеленного белоснежной скатертью и уставленного закусками и бутылками, сидели Знахарь, Маргарита и Тимур.
Все были уже изрядно навеселе, и Знахарь, размахивая руками и помогая себе мимикой, увлеченно рассказывал какую-то историю. Рита, которой эта история был известна, откинулась на высокую спинку кресла и с влюбленной улыбкой смотрела на него, а Тимур, подавшись вперед, внимательно слушал рассказчика.
– И вот, значит, я выхожу из сортира, «магнум» в руке, а все они вперлись в телевизор и даже не оборачиваются. Ну я, сам понимаешь, человек благородный, не стал стрелять в спину, кашлянул, а когда они обернулись, быстренько положил двоих. Они даже улыбаться не перестали. А Вареный руку к пушке протянул, а потом передумал. Мой-то ствол уже ему в лоб смотрел. Я ему говорю – все, говорю, приехали, кранты тебе!
– Вовсе не так ты ему сказал, – перебила Знахаря Рита.
– А как я ему сказал? – удивился Знахарь.
– Ты сказал: «Я же говорил, что ты сдохнешь?», а потом ты сказал: «А ты не верил, и зря».
– Во, блин, память! – довольно воскликнул Знахарь. – За это дело нужно выпить.
И он взялся за квадратную бутылку «Рэд Лэйбл».
– А дальше-то что? – нетерпеливо спросил Тимур.
– А дальше уже неинтересно, – ответил Знахарь, разливая виски по толстым низким стаканчикам. – Ну дал я ему в лоб из «магнума», и все дела.
– А потом, – вставила Рита, – я специально завизжала, а когда вбежали те двое, которые были на улице, он их тоже – бац, бац, и в дамки.
– Между прочим, это я тебе сказал, чтобы ты визжала.
– Ну хорошо, хорошо, ты сказал.
– Вот именно.
Знахарь поднял увесистый стопарь с виски, посмотрел сквозь него на люстру и хрипло
