провозгласил:
– Ну, за женскую память.
На лице Тимура отразилось сильнейшее сомнение.
Заметив это, Рита нахмурилась и спросила:
– Вы имеете что-то против женской памяти?
Тимур опасливо посмотрел на нее и, помяв подбородок, ответил:
– Во-первых, не «вы», а «ты», мы же договорились…
– Хорошо. Так что ты имешь против женской памяти?
– Да не то чтобы против… У женщин память, конечно, хорошая, но мне не нравится ее избирательность. Вы часто помните то, что следовало бы раз и навсегда забыть, и это не есть хорошо.
– А что есть хорошо? – в голосе Риты появились знакомые Знахарю недобрые нотки, но Тимур их не знал, поэтому неосмотрительно ответил:
– Хорошо, если бы женщины забывали то, что портит их отношения с мужчинами.
Рита одним глотком выпила виски, поморщилась и сказала:
– Отрава… Значит, тебе угодно, чтобы женщина была безмозглым существом, повинующимся самцу? Чтобы она не помнила ни твоих измен, ни твоих идиотских поступков, а просто была послушной подкладкой?
Знахарь слушал ее и, улыбаясь до ушей, смотрел на Тимура, который не ожидал такого поворота в беседе.
– Значит, тебе хотелось бы стирать у женщины неугодные тебе воспоминания? А может быть, проще сразу делать женщине лоботомию?
– Э-э-э… – Тимур попытался вставить что-то, но Рита метнула на него грозный взгляд, и он заткнулся.
– С тобой все ясно, – и она вытащила из пачки сигарету.
Тимур опасливо поднес ей горящую зажигалку, и Рита снисходительно прикурила от нее.
– Ты такая же, как и этот одноглазый гиббон, мужская шовинистическая свинья.
Знахарь расхохотался и расплескал виски из стопки, которую он на протяжении всего диалога держал в руке.
– Я же говорил тебе, – обратился он к растерянному Тимуру, – с ней нужно быть осторожным. А представляешь, каково мне приходится?
– Если не нравится, можешь пойти и найти себе тихую библиотечную мышь, – отрезала Рита.
– Да нет, – Знахарь задумчиво посмотрел на нее, – хоть я и постоянно чувствую себя, как на минном поле, а другой женщины мне не нужно.
– То-то, – поучительно сказала Рита.
– Но вот насчет лоботомии…
– Что насчет лоботомии? – Рита зловеще прищурилась.
– Тут ты не права.
– Интересно, в чем же, – Рита выпустила к потолку струйку дыма.
– Видишь ли, – проникновенно сказал Знахарь, – делать операцию можно на том органе, который имется в наличии. Например, у собаки нет рогов, поэтому…
– Что-о? Это ты что хочешь сказать? Что у женщины нет мозга?
– Ну-у-у… – Знахарь пожал плечами и развел руками.
– Ах ты, сволочь!
И Рита, схватив со стола вилку, швырнула ее в Знахаря.
Он увернулся, и вилка, сверкая и вертясь, улетела в угол, где попала прямо в клавиатуру внушительного музыкального центра, сработанного в стиле шестидесятых.
Раздался щелчок, и по гостиной поплыла успокаивающая мелодия.
Элвис Пресли проникновенным вибрирующим голосом пел «Only you».
Знахарь встал, подошел к Рите и, строго склонив голову, сказал:
– Сударыня, позвольте пригласить вас на танец.
Рита фыркнула и отвернулась.
Но уже в следующую секунду она рассмеялась и, бросив сигарету в пепельницу, встала. Знахарь обнял ее правой рукой за талию, а левую, бережно взяв в нее теплую узкую ладонь Риты, отставил далеко в сторону.
Рита положила голову ему на плечо и закрыла глаза.
Тимур, наблюдавший за ними, перевел дух, затем налил себе виски и сказал:
– Да-а-а… Ну вы, блин, и парочка!
Я лежал на просторной постели и слушал, как в ванной шумит душ.
В голове у меня тоже шумело.
Вчера мы, конечно, дали как следует, и, когда настал момент расползаться по койкам, я вдруг понял, что оставаться в одном номере с Тимуром было бы крайне неэтично. Не хватало еще, чтобы он слушал, как мы с Ритой кувыркаемся в соседней комнате.
Я снял вычурную позолоченную трубку местного телефона и сказал администратору, что хочу получить в свое распоряжение еще один, небольшой, но приличный номер.
Через две минуты в дверь постучали, и вышколенный стюард, или хотя стюард – это на корабле… В общем, мальчик в форменном фиолетовом сюртуке принес на серебряном подносе ключ от номера.
Сунув ключ в карман, я успокоился и предложил треснуть на посошок.
Тимур одобрил мое конструктивное предложение, а Рита презрительно сказала:
– Алкоголики!
Я пожал плечами и демонстративно налил только себе и Тимуру.
Но Рита со свойственной женщинам логикой возмутилась:
– А меня здесь как бы и нет, так, что ли?
– Так ты же сама сказала…
– А что я сказала? Я только охарактеризовала вас. Но я ничего не сказала о том, буду ли с вами пить.
– Ага… Ну и как, будешь?
Рита горестно вздохнула и обреченно ответила:
– Ладно, наливай, соблазнитель…
Я подмигнул Тимуру своим единственным правым глазом и бережно наполнил рюмку Риты.
– А ты еще помигай, – угрожающе сказала Рита, – вот выколю тебе второй глаз, и будешь бедненький, слепенький с белой тросточкой ходить.
– И водители будут останавливаться, пропуская тебя на переходе, – весело подхватил предатель Тимур.
– И ты, Брут… – горестно вздохнул я. – Что ж, этого следовало ожидать… Ну давайте тогда выпьем за женскую доброту, за женскую гуманность и за женскую же любовь.
– Во! – Тимур воодушевился. – За женскую любовь! Я тут, пока тебя не было, тоже вышел погулять.
– И встретил девушку – полумесяцем бровь? – полуутвердительно спросила Рита.
– Ага, встретил, – кивнул Тимур. – Ну так что – за любовь?
– За нее, злодейку, – согласился я.
И мы дружно выпили.
Тут я почувствовал, что у меня открылось второе дыхание и можно повременить с окончанием вечеринки.
Тогда я закурил и поинтересовался:
– Так что там насчет девушки с полумесяцем?
– Не-е, – Тимур тоже закурил, – девушка без всяких полумесяцев. Обычная русская девушка. Ну, то есть… Ей лет тридцать, так что пусть каждый сам решает, девушка она или там матрона престарелая… В общем, мы с ней вместе учились в Томском универе. У нас с ней тогда любофф была.
