Все, пора.
Однако стоило Арбузу выбраться из-за стола, как из приемной послышались протестующие возгласы Тани, дверь без стука распахнулась, и на пороге кабинета материализовался широко улыбающийся Боровик.
– Привет, Миша! Проезжал тут мимо, ну и решил зайти, проведать друга детства запросто, без звонка. Не возражаешь?
– Что за вопросы, Саня? Только я сейчас уезжаю, заморочка одна появилась. Давай-ка лучше вечером пересечемся, можем Рому вместе проведать, посидим там как следует.
Улыбка сошла с лица Боровика.
– Заморочка? Что-нибудь по наши души, Миша?
– Сам не знаю пока, но похоже, что какая-то фигня заваривается. В общем, еду, чтобы понять что к чему.
– Хорош темнить, Миша, – нахмурился Боровик, – старый опер тему нюхом чует. Что стряслось?
– Хорошо, что бог миловал к тебе на допрос попасть, друг ситный, не то бы точно раскололся, уронил высокую марку питерского криминалитета. Как говаривала моя бабушка, царствие ей небесное, отвяжись, худая жисть! Сам разберусь, мои дела.
– И не надейся, Миша. Наши дела теперь общие, как будто сам не знаешь. Короче, пока не расскажешь, я тебя отсюда не выпущу, и не надейся. Ну?
Арбуз махнул рукой и рассказал об обнаруженной слежке и о последующем разговоре с Тягачом.
– Вот такие дела, друг детства. Что скажешь?
– Что, что... – протянул Боровик, – знаю я эту публику, и Тягача, он же Тягайло, Яков Борисович, и Зяму этого, он же Гробман, Зиновий Исаакович. Все были у нас в разработке, народец еще тот, подходов к ним днем с огнем не найти... Да что я тебе объясняю, они же твои коллеги, миль пардон, мсье Арбузов. Скажу только, что Зяма тягачевский – корефан еще тот, совсем не так прост, как кажется. И одному тебе в это паучье логово ехать ну никак нельзя.
– Саня, это вопрос решенный. Слабину здесь дать – себя не уважать.
– Диву даюсь на понятия ваши корявые, – покачал головой Боровик, – ведь сам знаешь, что это за фрукты...
– Понятия наши не корявые, – твердо сказал Арбуз, – и уважающие себя люди не зря их держатся. Все, проехали, Саня.
– Хорошо, не считаешь возможным своих взять, я с тобой поеду.
Арбуз посмотрел Боровику в глаза и отрезал:
– Нет, Саня. Будь здесь. Отвечаешь за Рому с Лизой.
Арбуза ждали.
Стоило ему подъехать к покрытым серой шаровой краской воротам из двухмиллиметровой стали, как створки ворот тут же разъехались в стороны с тихим шипением. За воротами обнаружились три невзрачных мужичка с помповыми ружьями, на удивление похожие на Шурупа с Кактусом. Арбуз опустил стекло, к нему тут же подошел один из мужичков, вежливо поздоровался и показал на навес в глубине двора, под которым располагался автопарк Тягача – пара джипов, микроавтобус «Мерседес», «БМВ-шестерка» для представительских выездов и натуральная «Победа» с родной отделкой и реставрированным родным мотором, выпущенная аккурат в год смерти Сталина.
«Победа» была любимой игрушкой Тягача наряду с двухстволкой «Зауэр» и вороненым маузером. Особенно радовали его зеленый круглый индикатор лампового приемника и набалдашник из слоновой кости на кулисе переключения передач на рулевой колонке. «Победу» Тягач никому не доверял, даже мыл ее сам лично.
Именно у этой самой «Победы» Арбуз и припарковался. Стоило Арбузу выйти из машины, как к нему тотчас же подскочил один из мужичков и извиняющимся тоном попросил сдать оружие.
– Не сердитесь, Михаил Александрович, – сказал он, почтительно принимая «Магнум», – мы люди маленькие, так уж у нас принято, а пистолетик ваш будет в целости и сохранности, не извольте сомневаться.
Арбуз молча кивнул и направился к дому, где его поджидал стоящий на крыльце с распростертыми объятиями Тягач.
– Рад, рад, Михаил Александрович, рад, что уважил старика, милости прошу! – пробасил он, пожимая руку Арбузу и провел его в гостиную.
В гостиной они уселись друг напротив друга за овальным дубовым столом. Зяма Гробман тут же водрузил на стол поднос, на котором красовались запотевшая бутылка «Московской особой» и фарфоровые пиалы с солеными рыжиками и маринованными огурчиками, однако Арбуз от угощения отказался.
– Что же ты, Михаил Александрович, – удивился Тягач, – никак брезгуешь моим хлебом-солью?
– Побойся бога, Яков Борисович. Я же на минуту, как и договаривались. Расскажи, что случилось, зачем звал. Посидеть по-свойски всегда успеем.
– На минуту, говоришь? Боюсь, не выйдет у нас с тобой минутой-то отделаться, вишь, какое дело... Ну да ладно, вольному воля, а я с твоего разрешения выпью, не обессудь.
Тягач неторопливо налил себе водки, выпил и захрустел огурчиком, поглядывая на Арбуза.
– Яков Борисович, – вздохнул Арбуз, – не тяни. Что за дела?
– Дела такие, что надо бы тебе, Михаил Александрович, поберечься.
– Спасибо, я уже в курсе. Буду признателен, если...
– Укрыться бы надо тебе, мил человек, – не слушая Арбуза, продолжил Тягач, – а укрыться тебе лучше всего у меня, вот ведь какая история, Михаил Александрович!
Арбуз оглянулся на стоящего у него за спиной Гробмана.
– Яков Борисович, не темни, не к лицу тебе это, – резко сказал он, – я не Бобик из-под забора!
Крякнув, Тягач встал и прошелся по гостиной.
– Да уж какой там Бобик, – сказал он наконец, – ладно, Михаил Александрович, темнить не будем. Братва предьяву тебе делает, через неделю всероссийский сходняк по твою душу. А пока выпало мне уважительно поберечь тебя, я уже и местечко приготовил, будешь как у Христа за пазухой.
Лицо Арбуза окаменело:
– Ты, Яков Борисович, не много ли берешь на себя?
– Может, и много, Михаил Александрович, но такая уж, видать, выпала мне тягота. Ты не горячись, а побудь недельку у меня в гостях, деваться некуда. Извини, что в подвале, но там все путем – ковры, диваны, видик, этот, как его, прости господи, все запомнить не могу... А, блин, ди-ви-ди! И все прочее по первому твоему требованию, не сомневайся. Захочешь ляльку для баловства – и лялька будет, мнето, старику это ни к чему, а ваши годы молодые, как не понять! Давай, Михаил Александрович, по-хорошему. Ребятки тебя проводят, они же и оберегать будут. Ребятки надежные, да ты их знаешь. Эй!
Дверь в гостиную тут же распахнулась, за ней обнаружились Шуруп и Кактус с пистолетами в руках. Не говоря ни слова, они подошли к Арбузу и встали по обе стороны от него.
– Плохо кончишь, Яков Борисович, – покачал головой Арбуз, – жизнь таких подлянок не прощает. Ну и занесло тебя на старости лет!
– Ну, уж как есть так и есть, – Тягач отвел глаза, – ты лучше о себе подумай. На толковище ведь тебя рвать будут, и я за тебя подписываться не стану. И Кабан не станет, и Миша-шестипалый. Как там наши предки говаривали? Дружба дружбой, а табачок врозь. Не обессудь, мил человек, своя рубашка ближе к телу. Иди, отдохни напоследок.
Арбуз молча встал. Шуруп с Кактусом хотели было взять его под руки, однако сразу опомнились – богатый жизненный опыт подсказал им, что этого делать не следует.
Когда дверь за ними закрылась, Тягач хмуро посмотрел на Гробмана.
– Ай, вейз мир! – пожал плечами Гробман. – И не таких я видел, когда еще умел делать картами удивительные вещи, и не только картами, заметьте, Яков Борисович, дай бог вам здоровья. Вы только сделайте одолжение, напомните ребяткам, чтобы, так сказать, телефончик не забыли забрать у Михаила Александровича...
Глава 7
ЦИГЕЛЬ-ЦИГЕЛЬ, АЙ-ЛЮ-ЛЮ!
