контакт с теми силами или группировками русской аристократии, которые, в ответ на шведскую помощь в захвате власти, пойдут на территориальные уступки Швеции. Нолькен остановился на Елизавете Петровне и ее окружении.
Маркиз де ла Шетарди из переписки с французским послом в Стокгольме маркизом Ланмария знал: в Швеции росло число сторонников ревизии вооруженным путем условий Ништадтского мира.
Нолькен назвал сумму, выделенную ему для поддержания русской оппозиции, — сто тысяч талеров.
— Но партия Елизаветы слаба и ничтожна, — высказал свои соображения маркиз де ла Шетарди.
— Партия принцессы Елизаветы не так ничтожна, как вы думаете, — возразил Нолькен, — и цесаревна через посредников начала переговоры с некоторыми крупными государственными деятелями и генералами, не говоря уже о том, что гвардия готова к действию.
— С вами вел переговоры ее личный врач Лесток? — поинтересовался маркиз де ла Шетарди. Он понимал: деньги, выделенные Нолькену, пришли из Франции. У Швеции их просто не было. Понимал и то, что Елизавета Петровна также ясно осознавала, от кого они идут, и именно поэтому искала последнее время встречи с Шетарди и послала к нему Лестока.
— Да, этот ловкий лекарь весьма искусен в дипломатии и очень осторожен, — отвечал Нолькен.
Лесток был более, чем кто-либо из окружения Елизаветы, изучен французами. Маркиз де ла Шетарди не раз и не два встречался с ним и о последней встрече рассказал теперь нечаянному гостю.
— Принцесса Елизавета втайне прислала его выразить мне сожаление по поводу прекращения моих посещений. Но вы прекрасно и не менее меня осведомлены — лица, видавшиеся с нею, и сама она были в подозрении. Здесь надо быть весьма осторожным. Во всякое время, — после паузы добавил он. — Лесток весьма сожалел о низложении Бирона. Становилось понятным: лишившись его поддержки, цесаревна потеряла все. Она просила о встрече.
— И что же вы?
— Встречаюсь с принцессой Елизаветой в ближайших числах., сразу же после перенесения праха царицы в Петропавловский собор.
— Весьма рад сотрудничеству, — вставая из кресла и раскланиваясь, сказал Нолькен.
В своих словах он был искренен.
23 декабря, в семь утра, с Петербургской крепости раздался сигнал из трех пушек, и в то же время на Адмиралтействе выкинули черный флаг.
Петербуржцы и гости северной столицы высыпали на улицы проводить гроб императрицы Анны Иоанновны, должный следовать в сопровождении войска от Летнего дворца до соборной церкви Петра и Павла.
Между тем во дворце собрались высочайшие особы, духовенство, придворные чины и генералитет, а прочие участвовавшие в церемонии лица разместились, согласно росписанию, перед дворцом. По совершении торжественной панихиды в Фюнеральном зале в первом часу пополудни раздался второй сигнал из трех пушек, и вслед за тем гроб императрицы был поднят 12 штаб-офицерами и вынесен ими из дворца. Гроб установили на «печальные» сани под балдахином. Сопровождавшие заняли свои места, и открылось шествие.
Солдаты полевых полков, рейтары лейб-гвардии Конного полка, гренадеры, четыре хора трубачей и литаврщиков шли в строю за быстро покрываемыми снегом санями. Маршалы и все лица, составлявшие депутации, были в длинных черных епанчах и такого же цвета шляпах и перчатках. Маршалы имели жезлы с гербами, увитые черным флером.
Плыли знамена и гербы над толпой. За областными гербами несен молодым капитаном флота «Адмиралтейский штандарт». За ним — знамя с государственным гербом из черной тафты, обшитое черною шелковою бахромою с таковыми же кистями.
За знаменами двумя певчими несены две хоругви, а за ними иподиаконом — крест. Затем шли певчие. За ними — черное духовенство.
За духовенством следовали придворные чины.
Процессия с самого выноса из дворца тела и во весь путь сопровождалась «ежеминутною» пушечною пальбою и вслед за нею ружейною при колокольном звоне во всех церквах города.
Из числа экипажей, бывших в процессии по распоряжению Печальной комиссии, пропущены были в Петропавловскую крепость: правительницы Анны Леопольдовны, герцога Антона-Ульриха, цесаревны Елизаветы Петровны, десять карет придворных лиц, составлявших свиту высочайших особ.
Императрицу отпевали епископы.
Во время богослужения курились благовонные свечи, и, по сигналам обер-церемониймейстера, произведена была троекратная пальба беглым огнем каждый раз из 101 пушки: по прочтении Евангелия, во время пения славника: «плачу и рыдаю» и при посыпании тела землею.
По окончании отпевания произнесено епископом псковским Стефаном надгробное слово, сочиненное архиепископом Амвросием.
— Сие есть естества нашего свойство, слышателю плачевный: всяк дражайшую, важную, богатую и любимую себе и всем полезную вещь потерявшие, весьма по оной печалится, жалеть и великою сердца болезнию сокрушается; а многократно бывает, что от внутреннего возбуждаемый сердоболию и плакать понуждается непрестанно, сея истины практика на нас самих ныне исполняется. О сынове Российские! Когда всяк сему печальному действию присутствуя не без печали обретается, всяк слез исполненный, воздыхает, плачет и сетующего пророка Иеремии глас произносит: «Кто даст главе моей воду и очима моима — источник слез, да плачу день и ночь». По ком же великое рыдание? Чего ради плач непрестанный и неутолимый? По общей всех матери нашей, по дражайшей над царские порфиры, над драгоценные виссоны и неоцененные сокровища обладательницы нашей. Всемилостивейшая Государыня наша, Анна Иоанновна, Императрица и самодержица Всероссийская, веры православныя бодрая защитница, обидимых прибежище, странных и бедных пристанище, беззаступных покровительница, сирот и вдов почитательница, монастырям и церквам убогим милостыни прещедрая подательница, плачущих скорое утешение, нечаянно преставися. Оставя нас, отыде в горняю к Отцу Небесному обитель. О вести печальнейшие!..
По окончании обряда погребения высочайшие особы со свитою удалились из собора.
Предание земле назначено было на 15 января 1741 года.
Вряд ли думал фельдмаршал Миних, что болезнь, скрутившая в одночасье, не позволит ему поклониться праху императрицы в последний раз. Более того, выздоровев после тяжкой болезни, он с ужасом узнает, что практически удален от дел. Указом от 28 января 1741 года решение дел, вступающих в Кабинет, было распределено между министрами так: Миниху — вся военная часть, крепости, артиллерия и инженеры, Кадетский корпус и Ладожский канал, Остерману — иностранные дела, Адмиралтейство, флот, Черкасскому и Головкину — внутренние дела по Сенату.
Почувствовав, что упускает власть, Миних предпримет последнюю попытку: попросит отставки в марте у Анны Леопольдовны и, к чрезвычайному изумлению своему, получит ее. Остерман и Линар с Боттой одержат верх. Интересы Австрии возьмут верх в петербургском правительстве.
Франции останется только энергически ускорять события.
XII
Принцесса Елизавета и ее личный врач Лесток — вот кто более всего интересовал теперь маркиза де ла Шетарди.
За год с небольшим он успел приглядеться к цесаревне. Не на одном придворном празднестве их пара открывала бал.
Елизавете Петровне было 32 года. Дочь царя Петра и Марты Самуиловны Скавронской была воистину красавица. Высокого роста, чрезвычайно живая. В обращении ее много ума и приятности. Она хорошо сознавала, что мужчины к ней неравнодушны, и глаза ее вспыхивали пламенем игривым во время беседы с