Я достал бумажник и вытащил из него десять тысяч, потом подумал и добавил еще пять. Протянув деньги алкашу, я сказал:
– На, и попробуй не сдохнуть от водки. И вообще, спрячь эти деньги куда-нибудь подальше, а то твои кореша сегодня же обчистят тебя.
Алкаш взял деньги и, увидев, сколько я ему дал, сказал:
– Наконец-то...
– Что «наконец-то»?
– Вот уже полгода я мечтаю о том, чтобы найти крупную сумму денег. Мне нужно помыться, одеться и протрезвиться. А потом подшиться на пять лет. Ты не смотри, что я такой... Просто без денег этого не сделать.
Он посмотрел на деньги и сказал:
– А может быть, это просто белка? Может быть, я лежу под забором и мне все это кажется?
Он хрипло вздохнул и поднял на меня глаза.
– Нет, не кажется, – ответил я, – все по-настоящему.
– Дай Бог, дай Бог... – алкаш снова вздохнул. – Ну, спасибо тебе, добрый человек. Я, конечно, первым делом опохмелюсь, а потом... А потом попытаюсь выбраться. Деньги – это сила. Универсальный энергоноситель...
Он повернулся ко мне спиной и зашаркал восвояси.
Универсальный энергоноситель...
Ишь завернул, отец русской абстиненции!
На торпеде запиликала трубка.
Я злобно прищурился и, поднеся ее к уху, спросил:
– Ну что, тебе еще одного миллиона захотелось?
– Какого миллиона? – удивился Тимур. – А ты что, уже отдал деньги?
– Конечно, отдал!
– Ну и зря, – вздохнул Тимур, – мы с Афанасием уже полчаса сидим дома. Я тебе звоню, звоню, а у тебя все занято.
– С Афанасием? – я выпучил глаза. – Как это?
– А вот так. Ты уехал деньги отвозить, а я следом за тобой шмырк – и на ту хату, где этот козел Афанасия держал. Мне, понимаешь, денег жалко стало.
– Я тебе жопу разорву! – заорал я. – Вот сейчас приеду и разорву!
Выключив трубку, я посмотрел на нее и швырнул на сиденье.
– Скотина! – я врубил передачу.
– Животное! – я дал газу.
– Самодеятельность мне устраивать! – я рванул вдоль забора.
– Ну я тебе! – и я вдарил по тормозам, потому что справа из переулка резко высунулась заляпанная грязью здоровенная морда самосвала, нагруженного строительным мусором. Его водитель, сжимая в зубах беломорину, подмигнул мне и свернул в другой переулок.
И он был прав.
Помеха справа...
Глава двенадцатая
ОТ ЛЮБВИ НЕ УБЕЖИШЬ
Подъехав к дому, Знахарь не стал соблюдать никаких правил конспирации и, бормоча под нос ругательства, адресованные самовольному Тимуру, прямиком направился в квартиру.
Дверь открылась сама, как только Знахарь поднялся на свой этаж, и это говорило о том, что Тимур видел его на мониторах системы безопасности. Войдя в квартиру, Знахарь завопил:
– Иди ко мне, гад ползучий, я щас намылю твою здоровую шею!
Из дальней комнаты донеслось:
– Не пойду! А шею я сегодня мыл!
В это время из ванной вышел свежепомытый Афанасий, одетый в барский халат Знахаря.
Широко улыбнувшись, он сказал:
– Однако здравствуй, Майкл Боткин.
– Здравствуй! – ответил Знахарь и почувствовал, как у него защипало в глазах.
Подойдя к Афанасию, он нарочито грубо обнял его и сказал:
– Где ты только шляешься? А мы, значит, должны тебя искать, спасать...
Он отпустил Афанасия и, повернувшись в ту сторону квартиры, где скрывался Тимур, крикнул:
– Выходи, подлый трус! Я решил не убивать тебя. Пока...
Дверь в библиотеку медленно приотворилась, и в щелочку осторожно выглянул Тимур.
– Афанасий, у этого, – он кивнул на Знахаря, – у него приступ бешенства прошел?
Афанасий ничего не ответил, и только улыбнулся так, что все его лицо собралось в мелкие морщинки.
А Знахарь подскочил к Тимуру и аккуратно дал ему по уху.
– Будешь знать, как нарушать мои распоряжения!
– Слушаюсь, ваше благородие! – ответил Тимур и технично дал Знахарю по ребрам.
Знахаря слегка перекосило, а Тимур, скривившись, стал растирать ухо.
– А мне и не больно! – радостно объявил он. – Уши, равно как и нос, отбиты уже давно, так что бей не бей...
– Мозги у тебя отбиты... – пробурчал Знахарь, выпрямившись. – Давай пиво неси!
– Яволь, майн фюрер! – ответил Тимур и направился к холодильнику, на котором жирным фломастером было написано «Розенлев».
Усевшись вокруг стола, Знахарь, Тимур и Афанасий с довольным видом оглядели друг друга и остались довольны увиденным.
Перед Знахарем и Тимуром стояло по бутылке пива, а непьющий Афанасий держал в руках большую дымящуюся кружку с таежным чаем.
– Ну, – сказал Знахарь, наливая себе пиво, – давай рассказывай, как ты дошел до жизни такой.
Афанасий пожал плечами и ответил:
– Однако ничего особенного.
Знахарь поморщился и сказал:
– А можно без этого чукотского «однако»? Я ведь знаю, что ты вполне можешь говорить нормальным литературным языком.
– Однако могу, – ответил Афанасий, и все засмеялись.
– Вот и давай, – кивнул Знахарь.
Афанасий отхлебнул душистого чаю и сказал:
– Ну что тут рассказывать... Сижу я дома, на фазенде нашей, то есть, извини, на твоей.
– А какая теперь разница? – усмехнулся Знахарь. – Нет фазенды, значит, и хозяев никаких нет.
– Ладно, – согласился Афанасий, – сижу, значит, чай пью... Вдруг стучат. Я удивился, почему это собачки не залаяли, наверное, свой пришел... Открываю – а на пороге...
Афанасий посмотрел на Тимура, и тот, довольно прищурившись, сказал Знахарю:
– Ты за стул покрепче держись.
– А на пороге, – повторил Афанасий, – наш друг и товарищ Савелий Андреевич Штерн.
– Ни хрена себе! – Знахарь вытаращился на Афанасия. – То есть как это?
– А вот так, – Афанасий пожал плечами, – живой и здоровый. А в руках у него автомат с глушителем, и он этим глушителем мне в живот тычет и говорит: здравствуй, мол, чурбан косорылый. Я ему за спину заглянул, а собачки у ворот убитые лежат.
Афанасий приложился к чаю и продолжил:
– Затолкал он меня в дом, привязал к стулу... А что я могу поделать против ствола? Я же не Терминатор, не железный... Привязал, уселся на диван и говорит: пришел, говорит, конец этому вашему курорту. Я, говорит, Мишка, вашему терему крышка. И смеется, гад.
– Вот где гад! – Тимур посмотрел на Знахаря. – А ты говоришь, что гад – это я. Да еще ползучий.
