полублоковская вьюга — прямо-таки реквиемом.
И, наконец, ещё один шедевр: потерянно-пророческий плач по Семёну Гудзенко:
А кому не «посчастливилось» умереть тогда, тот обречён всю жизнь тосковать по смерти. Сколько кукушка накукует, столько и тосковать. Четыре десятилетия или четыре года — без разницы. Мудро или наивно без разницы. По истине или по душе — без разницы.
В звёздный час когда-то почувствовал:
Мальчик оборачивается на Державу. Он еще увидит ее распад. Через тридцать лет после того, как почувствовал, что без интереса к истине Державу не спасти. Останется только беспомощно рыдать. И бормотать, что был слеп. Так и вышло.
«Бормотуха» — последняя книга Межирова, изданная в Советском Союзе. Подписана в печать летом 1990. Тоже памятник эпохи: сиротский полумерный формат, полулюбительская вёрстка. Тираж, отпечатанный в Туле, еще по-советски велик: 48600 экземпляров — но высчитан уже с рыночной скрупулёзностью.
Теперь лейтмотив такой: неприкаянность. «Долго жил, но и с этими не был, ни с теми». Балансировал? Вовсе нет, просто видел пустоту тех и этих, её и избегал. Мошенничал? Вовсе нет: притворялся мошенником. На самом деле погибал всерьёз.
«Я жизнь свою мошенничеством прожил в мошенническом городе большом, его казну по доле приумножил и подытожил гибельным кушом».
Что в итоге? Казна разворована, куш обесценен. Всей и ценности-то в том куше — былая вера.
Вообще-то после смерти Сталина Межиров начисто вымел из своих книг политическую персоналию. Тогда это были ложные позиции. А теперь?
Теперь вчитайтесь в финал, особенно в две последние строчки:
Не в силах сладить со временем, лишившим его счастливой гибели, Межиров решает проблему броском через пространство: он отбывает за кордон.
Считается, что причина «бегства» — несчастный случай, дорожно-транспортное происшествие, которое действительно произошло. Безжалостна семантика судьбы: всю жизнь прославлявший «шоферскую работу», Межиров сбил человека. И поехал в своей машине дальше, оставив того лежать на дороге. Человек умер. Разумеется, пешеход был пьян, и это следовало учесть как смягчающее для водителя обстоятельство. Но погибший, как выяснилось, был знаменитым артистом, и это обстоятельство по понятным общечеловеческим причинам, стало для водителя отягчающим.
Как заметил, обсуждая со мной казус Межирова, проницательный литературовед Станислав Лесневский: на фронте убивал и не мучался, а тут убил и сломался.
Я не верю, что Межиров «бежал» из страны как с «места преступления», потому что не выдержал «остракизма со стороны коллег» (так сказано в позднейшем справочнике). Во-первых, он уехал не сразу, а через несколько лет после несчастья. И, во-вторых, никакого «остракизма» не было, как не было никогда и никаких гонений со стороны власти. Сборники выходили один за другим, присуждена даже была в 1988 году Государственная премия. Можно бы раньше, да, видать, мешало, что не присоединялся «ни к тем, ни к этим».
Так что никакого политического разрыва тут не сыщешь. Это не эмиграция. Просто сменил человек такую малость, как место жительства: переехал с Лебяжьего — на Манхэттен. Как раньше — «на Фили».
