распорядителя; высочайшее повеление, чтобы в соответствии с прецедентом все лорды были облачены в свои мантии, чтобы каждый, высказывая свое мнение, ручался бы своей честью, положив правую руку на сердце, чтобы парламентский пристав, присутствующий на слушаниях, призывал к порядку именем Короля — и так далее до бесконечности. А в это время между оконных рам засунут грязный клочок бумаги, который, будь обнаружен раньше, сделал бы ненужной всю эту чудовищную церемонию.
Происшествие на болоте явно подорвало нервную систему Уимзи. Он опустился на кровать и захохотал, заливаясь слезами.
Мистер Бантер лишился речи. Не говоря ни слова, он извлек бритву — до конца своих дней Уимзи так и не удалось узнать, где и у кого он ее добыл, — и начал тщательно ее править на ладони.
Наконец Уимзи взял себя в руки и, спотыкаясь, побрел к окну за глотком свежего болотного воздуха. Не успел он подойти, как снизу раздался невообразимый шум, и он увидел, что по двору движется Граймторп в окружении собак: при каждом лае он ударял их кнутом, и они разражались неистовым воем. Неожиданно подняв голову, он взглянул на окно с выражением такой ненависти, что Уимзи поспешно отступил, как от удара.
И пока Бантер брил его, он не произнес ни слова.
Лорду Питеру предстоял очень деликатный разговор, да и вся ситуация, с какой стороны ни посмотреть, была малоприятной. С одной стороны, он испытывал чувство благодарности к хозяйке, а с другой — Денвер находился в таком отчаянном положении, что все более мелкие соображения должны были быть забыты. И тем не менее его светлость никогда еще не чувствовал себя таким хамом, как в тот день, когда он спускался по лестнице Граймеровой Норы.
В большой фермерской кухне полная женщина мешала ложкой в горшке с жарким. Он полюбопытствовал, где мистер Граймторп, и получил ответ, что тот уехал.
— А могу я поговорить с миссис Граймторп? — поинтересовался лорд Питер.
Женщина бросила на него недоверчивый взгляд, вытерла руки о передник и, направившись в буфетную, закричала;
— Миссис Граймторп!
Ей ответил голос откуда-то с улицы.
— Вас хочет видеть джентльмен.
— А где сейчас миссис Граймторп? — поспешно вмешался Питер.
— В коровнике, верно.
— Я сам схожу к ней туда, — заметил Уимзи, торопясь к выходу.
Он миновал буфетную с каменным полом и начал пересекать двор, когда из темного дверного проема напротив появилась миссис Граймторп.
Она стояла словно в раме, холодный солнечный свет выхватывал ее спокойное мертвенно-бледное лицо, обрамленное тяжелыми темными волосами, — так она выглядела еще прекраснее, чем раньше. Ни в темных овальных глазах, ни в линии рта не было и намека на йоркширское происхождение. А когда она повернулась в профиль, можно было бы поручиться, что корни ее происхождения уходят очень далеко; казалось, она только что поднялась из саркофага египетских пирамид, роняя иссохшие и благоухающие пелены.
Лорд Питер взял себя в руки.
«Что-то чужеземное, — деловито отметил он про себя. — Может, иудейская кровь или испанская. Удивительный экземпляр. Мне не в чем винить Джерри. Я бы и сам не смог жить с Элен. Ну, за дело ».
Он торопливо приблизился.
— Доброе утро, — промолвила она, — вам лучше?
— Совершенно здоров. Спасибо. Очень благодарен за вашу доброту. Не знаю, как и отблагодарить вас.
— Ваш скорейший уход будет наилучшей благодарностью, — ответила она слабым голосом. — Мой муж не любит незваных гостей. К тому же ваша первая неудачная встреча…
— Я сейчас же уйду. Но прежде я должен умолять вас о любезности переговорить со мной. — Он всмотрелся в полумрак коровника. — Может, здесь?
— Что вам от меня угодно?
Тем не менее она сделала шаг назад и не стала возражать, когда он последовал за ней.
— Миссис Граймторп, я оказался в чрезвычайно неловкой ситуации. Вы знаете, что мой брат герцог Денверский в тюрьме ожидает суда по обвинению в убийстве, происшедшем в ночь с тринадцатого на четырнадцатое октября?
— Да, я слышала об этом, — ответила она. Ни один мускул не дрогнул на ее лице.
— Самым решительным образом он отказывается сообщить, где он был с двенадцати до трех часов той злополучной ночи. И этот отказ создает серьезную угрозу его жизни.
Она продолжала спокойно смотреть на него.
— Он считает делом чести умолчать о своем местонахождении, хотя мне известно, что, заговори он, у него бы нашелся свидетель.
— Вероятно, он очень достойный человек, — ее невозмутимый голос чуть дрогнул и снова выровнялся.
— Да. Несомненно, с этой точки зрения, он поступает абсолютно правильно. Однако вы, вероятно, понимаете, что я, как его брат, естественно стремлюсь к верному освещению событий.
— Я не понимаю, зачем вы все это говорите мне. Я считаю, если он молчит, то, значит, совершил что-то недостойное.
— Безусловно. Но для нас — его жены и малолетнего сына, его сестры и меня самого — самое важное — его жизнь и свобода.
— Даже важнее его чести?
— То, что он скрывает, в каком-то смысле не очень достойно и, несомненно, причинит боль его семье. Но будет куда как недостойнее, если он будет казнен за убийство. В этом случае клеймо позора ляжет на всех, кто носит его имя. В случае же раскрытия истины позор падет скорее на свидетеля его алиби, чем на него самого, — такова уж несправедливость нашего общества.
— В таком случае можете ли вы ожидать, что свидетель вызовется дать показания?
— Для того, чтобы помешать осуждению невиновного человека? Да, полагаю, я могу рискнуть, ожидая это.
— Я повторяю: зачем вы мне все это рассказываете?
— Потому что, миссис Граймторп, вам даже лучше, чем мне, известно, насколько мой брат непричастен к этому убийству. Поверьте, мне очень мучительно говорить вам это.
— Мне ничего не известно о вашем брате.
— Простите, но это неправда.
— Мне ничего не известно. И уж если герцог молчит, вам следовало бы с уважением отнестись к причинам, побуждающим его так поступать.
— Я ни в коей мере и не подвергаю их сомнению.
— Боюсь, я ничем не могу вам помочь. Вы зря теряете время. Если вы не можете предъявить свидетеля, почему бы не найти истинного убийцу? Если вы в этом преуспеете, вам незачем будет беспокоиться об алиби. Поступки вашего брата — его личное дело.
— Я бы предпочел, — заметил Уимзи, — чтобы вы не вели себя так. Поверьте, я бы сделал все от меня зависящее, чтобы не впутывать вас. Я усердно пытался, как вы советуете, найти истинного преступника, но все безрезультатно. А суд будет назначен, вероятно, на конец месяца.
Губы ее дрогнули, но она промолчала.
— Я надеялся, что с вашей помощью мы придумаем какое-нибудь объяснение — возможно, не совсем правдивое, но достаточное для оправдания моего брата. При создавшемся положении, боюсь, мне придется предъявить имеющееся у меня доказательство, а остальное пустить на волю волн.
Это наконец лишило ее самообладания. Щеки начал заливать тусклый румянец, пальцы стиснули ручку
