что вы хранили ее в своем бумажнике.
— Не может быть! — изумленно промолвил Питер. — И это, когда вы видели, как я ее доставал! Холмс, как вам это удалось?
— В одном из углов, — продолжил Паркер, — две кляксы — одна побольше, другая — поменьше. Полагаю, кто-то встряхивал ручку. И что в них такого зловещего?
— Совершенно ничего.
— Чуть ниже герцог несколько раз написал свое имя, вернее, титул. Из этого заключаем, что письма были адресованы не близким друзьям и родственникам.
— Полагаю, справедливое заключение.
— Аккуратная подпись полковника Марчбэнка.
— Не похоже, чтобы он что-нибудь замышлял, — добавил Питер. — Он расписывается как честный человек. Продолжайте.
— Небрежная запись о «пяти замечательных» чем-то. Вы находите в этом что-нибудь оккультное?
— Цифра «пять» может иметь каббалистическое значение, но, признаюсь, смысл его мне не известен. Есть пять чувств, пять пальцев, пять великих китайских заповедей, пять книг Моисея, я уж не говорю о таинственных объектах, воспеваемых в народной песне «Под шестом пять пышноцветов». Должен признаться, я всегда хотел узнать, что такое пышноцветы. Но так как я до сих пор остаюсь в неведении на этот счет, вряд ли они нам чем-нибудь смогут помочь.
— Ну вот и все, за исключением фрагмента, состоящего из «ое» на одной строчке и чуть ниже «вой…».
— Что вы из этого заключаете?
— Наверное, «свой».
— Вот как?
— Ну это первое приходит на ум. Или, может, это «двой…» — написано с неожиданным нажимом. Как вы думаете, может, это «двойственный»? Может, герцог писал о двойственном положении, в которое он попал в результате поведения Каткарта? Вы это имели в виду?
— Нет, я иначе понимаю это. К тому же я не думаю, чтобы это был почерк Джерри.
— А чей?
— Не знаю, но могу высказать предположение.
— И оно нас к чему-нибудь приведет?
— Оно объяснит все.
— Так валяйте же скорее, Уимзи. Даже доктор Ватсон потерял бы всякое терпение.
— Тю-тю-тю! Попробуйте сами верхнюю строчку.
— Но там только «ое».
— Да, ну и что?
— Ну не знаю. Поэт, поэма, кое-кто, ситроен — это может быть все что угодно.
— Ну что касается первых, то там не «е», а «э», к тому же написаны эти две гласные почти слитно, как дифтонг.
— А может, это не английское слово?
— В том-то все и дело. Очень может быть.
— О! Понимаю! Французское?
— Уже теплее.
— Soeur, oeuvre, oeuf, boeuf…[33]
— Нет-нет. Первое было ближе.
— Soeur, coeur.
— Coeur. Подождите минуту. Взгляните на росчерк перед этими буквами.
— Постойте-постойте — er-cer.
— Думаю, вы правы. «Percer le coeur» [34] .
— Да. Или «Perceras le coeur» [35] .
— Еще лучше. Тут, кажется, не хватает пары букв.
— А теперь ваша строчка с «вой».
— Какой вой?
— Да не «вой», а «свой».
— Чей?
— Да не «чей», а «вой».
— О Боже! «Сам»! Клянусь Юпитером, здесь стояло «сам». «Сам не свой». A la bonne heure [36] . А дальше, я думаю, «de douleur» [37] или что-нибудь в этом роде.
— Очень может быть.
— Какой осторожный! Уверяю вас, так и есть.
— Ну, предположим, вы правы.
— Тогда это говорит нам все.
— Ничего не говорит!
— А я говорю — все. Подумайте. Это написано в день смерти Каткарта. Теперь — кто из присутствовавших в доме мог написать эти слова: «Тебе не разбить моего сердца… сам не свой от горя»? Переберите всех. Я уверен, что это не почерк Джерри, и он не стал бы пользоваться такими выражениями. Полковник или миссис Марчбэнки? Не похоже. Фредди? Даже ради спасения собственной жизни не станет писать письма на французском.
— Нет, конечно нет. Это или Каткарт… или мисс Мэри.
— Чушь! Это не может быть Мэри. Она бы написала «своя», а не «свой».
— Значит, Каткарт…
— Конечно. Он всю жизнь прожил во Франции. Вспомните его чековую книжку. Вспомните…
— Господи! Уимзи, да мы были слепыми.
— Да.
— И послушайте, что я собирался рассказать вам. La Surete[38] сообщила мне, что им удалось проследить судьбу одной из банкнот Каткарта.
— Кому она была отправлена?
— Мистеру Франсуа — крупному владельцу недвижимости неподалеку от Этуали.
— Который, несомненно, сдает внаем квартирки.
— Безусловно.
— Когда ближайший поезд? Бантер!
— Да, милорд, — по первому же зову Бантер появился в дверях.
— Ближайший паром на Париж?
— Поезд отправляется от вокзала Ватерлоо в восемь двадцать, милорд.
— Мы отправляемся на нем. Сколько осталось до отхода?
— Двадцать минут, милорд.
— Возьми мою зубную щетку и поймай такси.
— Сейчас, милорд.
— Но, Уимзи, какое отношение это имеет к убийству Каткарта?
— У меня нет времени, — поспешно ответил Уимзи. — Но я вернусь через день или два. А тем временем… — Он судорожно начал рыться на книжной полке. — Прочитайте вот это. — Он вручил своему другу книгу и исчез в ванной.
В одиннадцать вечера, в то время как расстояние между «Нормандией» и причалом становилось все шире, и закоренелые путешественники укрепляли свои желудки ветчиной с пикулями против морской болезни, а более нервные проверяли надежность спасательных жилетов в своих каютах; в то время как мигающие портовые огни все дальше разбегались вправо и влево, а лорд Питер сводил случайное знакомство с каким-то второсортным киноактером в баре, Чарлз Паркер, недоуменно нахмурившись,
