Столик в стиле бидермейер

– Тебе сайт не нужно сделать? – поинтересовался он.

– Не-а. Зачем мне сайт?

– Ну там… – задумался он. – А ты чем по жизни занимаешься?

– Игрушки делаю, – честно призналась я. Нет, официально я библиограф, но хобби – на заказ делаю всяких зверей: летучих мышей, лисиц и сказочных тоже: драконов с крыльями и без, мантикор, грифонов… Сейчас это в моде, да и просто нравится.

– Ты потому, что модно, делаешь? – Эх, не зря мне понравился этот парень!

– Совсем нет, мне нравится их делать. – Я улыбнулась. – Это покупают потому, что модно.

Володя вздохнул:

– Жаль, что тебе сайт не нужен. Я бы сделал.

Анна Федоровна зыркнула в нашу сторону. Ну как же! Я совсем забыла: в классе болтать не полагается, особенно когда говорит учитель.

– Под такими вышивками дамы часто прятали послания для потомков, – заметила Майя Ивановна, когда Аннушка сделала паузу. – Кто знает, что хранится именно в этом столике? Под крышку ведь не заглядывали?

– Не-ет! – протянула Надя. – Насколько я знаю.

Глаза у Нади и так круглые. Ей совсем не шло по каждому поводу изображать восторженное удивление и округлять их еще больше. Выглядела она при этом полной дурой.

Артем Сергеевич сдвинул брови.

– Володя, ты не трогал вышивку? – уточнил он.

– Нет, нет, – отозвался его помощник. – Вы ж мне велели быть осторожнее, и я не стал рисковать. Я ее просто сверху обработал, поднимать не стал. Хотя, если честно, она мне особо ветхой не показалась. Вполне можно посмотреть.

– А что, это можно сделать? Заглянем под вышивку прямо сейчас? – загорелась Галочка.

– Лучше не стоит, – нахмурился антиквар. – Вещь тонкой работы, очень дорогая, старинная. Основа скорее всего сильно обветшала, бисер может начать осыпаться. Лучше лишний раз не беспокоить.

Дамы разочарованно заохали. Володька в углу тихонько хмыкнул. Я взглянула на него и спросила:

– Думаешь, там на самом деле что-то может оказаться?

Володька только хитро прищурился.

Мысль о том, что внутри этого сокровища может таиться еще какой-нибудь сюрприз, привела Анну Федоровну в восторг.

– Надеюсь, это будет нечто романтическое! – сентиментально промурлыкала она. – Если вообще что- нибудь будет, конечно.

Все принялись уговаривать антиквара произвести вскрытие предмета меблировки. Даже Ольга оживилась.

Артем Сергеевич склонился над столиком.

– Сам я не стал… Ну, коли владелец настаивает. Вроде риска нет, все крепкое, – пробурчал он.

– Давайте ее поднимем! Давайте!

– Ну, если что, – развел он руками, – не судите строго. Я предупредил.

Убрав стекло с помощью столового ножа, он очень осторожно отвел край вышивки. Через некоторое время она перекочевала на поданный хозяйкой поднос. Небольшое круглое углубление было заполнено столетней пылью, сквозь которую был виден листок бумаги.

– Ах! – Галя первая ринулась к развороченной столешнице и ухватила содержимое за край.

Развернув его, она разочарованно протянула:

– Здесь не по-нашему!

Антиквар, близоруко сощурившись, заглянул через ее плечо:

– Это по-французски. Судя по почерку, первая половина девятнадцатого века.

Все обернулись к Татьяне Романовне. Та кивнула:

– Если почерк разберу, прочту. Не все еще забыла.

Не желая выпускать документ из рук, Галя ревниво взглянула на учительницу. Однако желание узнать содержание пересилило. Она аккуратно положила листок на потерявший свою прелесть столик и чуть отодвинулась.

– Здесь нет ни обращения, ни подписи, – спустя несколько секунд констатировала мрачная гостья, – но это письмо.

– А вы можете прочесть?

– Ну, не знаю… – Учительница немного смутилась, наморщила лоб, разбирая строчки. – Вообще рука хорошая. Немного странный язык: устаревший, наверное. Теперь по-другому говорят.

Она принялась читать:

«Вы стояли на лестнице у огромного зеркала. Вы смотрели на себя, и только на себя. Вас не интересовало ничего, кроме этого холодного безупречного отражения. А он обернулся – и мы встретились глазами. Его лицо не выразило никаких эмоций. Он не спеша отвернулся и тоже посмотрел на ваше отражение: светлая шелковистая кожа, прическа а-ля грек, голубые глаза.

Я подумал тогда, что мы с вами похожи. Нет, я не был похож на вас, живую, на женщину, рожавшую ему детей. Но та, что мерцала в холодной серебристой глубине зеркала, была такой же бледной, светлой и безупречно правильной, как и я. Вот тогда у меня родилась надежда.

Абсурдная, нелепая надежда. Я подумал: вдруг он пресытился, вдруг его темперамент потребует новых, неизведанных ранее удовольствий. Надежда безумная, в чем я очень скоро смог убедиться. Единственный намек на возможную связь с другим мужчиной привел его в ярость. Мне никогда не забыть отвращения и презрения, отразившихся на его лице. Он смотрел на меня так, словно я не дворянин, не офицер, не человек вообще. Так смотрят на осклизлое насекомое, случайно заползшее в спальню.

Этот взгляд не оставлял мне шанса свести все к шутке, к недоразумению. Когда повернуть назад невозможно, идешь до конца. Овладеть им, хотя бы его телом, если не его душой, стало моей навязчивой идеей.

Светское общество быстро чует скандал. Словно те, кто замешан в нем, начинают распространять особый запах, который безошибочно улавливают гончие псы. Поверьте, я нисколько не повинен в том, что поползли грязные слухи. Они были не выгодны мне более, чем кому-либо еще.

Как получилось так, что под ударом оказались вы? Добровольно ли вы подвергли риску свою репутацию, желая оберечь честь супруга от еще больших потерь? Прослыть рогоносцем все же не так обидно, как… как признать, что подвергаешься домогательствам одного их тех, кого презрительно высмеивал.

Я часто задаю себе вопрос: испытывал ли он ко мне что-либо, кроме ненависти и отвращения? Иногда мне кажется, что да. Чем иным, кроме влечения, можно объяснить силу охватившего его негодования? Он переигрывал, он выставлял себя напоказ, кое-кто начал догадываться, и это злило его еще больше.

И все равно он проиграл. Он все-таки стал моим, хотя бы телесно. Я понимаю, что кажусь вам циничным, но я ощутил нечто вроде удовлетворения, когда узнал, что моя пуля поразила его, проникла внутрь… Это длилось недолго. Удовольствие тут же сменилось горечью и отрезвлением. Выстрел почти в пах – не лучший способ обладания любимым. Я мечтал доставить ему наслаждение, а принес боль и смерть. Раскаиваюсь ли я? Не могу сказать точно.

Я знаю все подробности его агонии. Человек, который рассказывал о ней, смотрел на меня не отрываясь, словно ждал чего-то. Чего? Какой реакции? Я любил его, ненавидел, вожделел. Да, иногда я хотел замучить его… но не так. Не так.

Я пишу все это совсем не с целью оправдаться перед вами. Напротив, у вас есть все основания ненавидеть меня. Я понимаю это и не прошу о прощении.

Я отправляю это письмо, прекрасно осознавая, что даю вам в руки оружие против себя. Успокаивает меня то, что вы не сможете применить его, не запятнав память своего мужа. Не стоит снова раздувать угли. Однако я не хочу, чтобы прошлые события омрачали ваше будущее. Вы молоды и красивы.