английской и французской полиции. Для молодых судей люфтваффе он преподавал в Институте криминалистики. Небе посвящал судей в свою криминалистическую деятельность, демонстрировал возможности раскрытия преступлений техническими средствами. Он очень тесно сотрудничал со службами судопроизводства вермахта и везде и для всякого, кто в нем нуждался, был бескорыстным помощником.
Когда летом 1941 года по согласованию с вермахтом в тылу воюющего Восточного фронта были сформированы оперативные полицейские группы, Небе сразу же вызвался добровольцем. Он был назначен руководителем оперативной группы «Центр». Без судебного приговора, исключительно по произвольному решению какого-нибудь офицера полиции или вермахта, согласно показаниям Олендорфа в Нюрнберге, были казнены сотни тысяч поляков, русских, украинцев, евреев и многих других. До октября 1941 года Небе был одним из четырех руководителей этой страшной организации.
Кровавая деятельность Небе на центральном участке Восточного фронта (Смоленск) была хорошо известна Канарису, Остеру, Гизевиусу, Догнаньи и другим господам из абвера, имевшим с ним дело. Небе был для Канариса чрезвычайно ценным источником. Он сидел в Главном управлении имперской безопасности и, как руководитель управления, принимал участие в ежедневных совещаниях, которые сначала проводились Гейдрихом, а потом Кальтенбруннером. На них он узнавал многое и таким образом поставлял отделу Z ценные сведения о внутренней жизни РСХА. Остер познакомился с Небе через Гизевиуса. Остер был невысокого мнения о Небе, вполне возможно, потому, что Небе из чувства неполноценности – хотя он сам был генерал-лейтенантом полиции – всегда робел перед офицерами вермахта. Кроме того, Небе находился в сильной зависимости от Гизевиуса.
Столь же неоднозначным, как в политической, Небе был и в личной жизни. Он был большой охотник до женщин и вел двойную жизнь, подобно герою любовного романа. Например, он являлся галантным покровителем одного публичного дома в Берлине.
– У меня имеются на то свои причины, – возобновил он разговор. – Абвер совершил большую ошибку, арестовав Шмидгубера и Иккрата.
– Да их и не собирались арестовывать, – возражает Остер. – Мы просто приписали Шмидгуберу дезертирство.
– Тем не менее это произошло!
– Если бы Шмидгубер предстал перед военным судом за дезертирство, то дело было бы рассмотрено в течение четверти часа. Приговор. И приведение приговора в исполнение.
Небе кивает.
– Однако все пошло наперекосяк. Теперь Шмидгубер находится у нас и дает показания. Говорит не очень много, но все-таки. Уверен, этот человек знает намного больше, чем говорит.
Остер бросает напряженный взгляд на своего визави:
– Он дает показания? Что он говорит?
– Немного, но и этого достаточно, чтобы сильно скомпрометировать абвер. В любом случае будут арестованы Догнаньи и другие. При обыске на квартире обнаружили записную книжку, в которой был список лиц в абвере, которым Шмидгубер делал подарки. Возглавляет список имя Догнаньи.
– И что же?
– Я хочу просто предупредить, – говорит Небе. – Фон Галем и Беппо Рёмер арестованы; они дали показания. Галем знаком с Догнаньи, который передавал ему деньги по распоряжению Канариса. Беппо Рёмер сказал, будто бы получил деньги от Галема для покушения на Гитлера. Он сильно подвел Галема.
– Да, но к нам это не имеет отношения, – возражает Остер.
– Имеет, и самое непосредственное! Результаты расследования по делу Шмидгубера вызвали подозрения против известных господ в абвере. Отчет Рёдера представлен шефу управления Мюллеру, а тот написал докладную записку, в которой указывается, что это не соответствует истине, такого в абвере быть не может…
– Черт возьми, вот это да! – Теперь Остер пришел в крайнее волнение. – Я сейчас же доложу об этом Канарису.
Вскоре оба покидают ресторан.
Остер отправился домой. Дело Шмидгубера, принявшее нежелательный оборот, давало ему пищу для размышлений. В ноябре 1942 года консул был арестован, а позднее, 5 апреля 1943 года, – Догнаньи, Мюллер, Иккрат и Бонхёфер.
Между тем материалы расследования и допросов потекли в суд люфтваффе в Мюнхене, в РСХА и, наконец, позднее в суд люфтваффе особого назначения в Берлине.
Кальтенбруннер в январе 1943 года стал преемником Гейдриха, и Канарис в феврале в Мюнхене нанес ему свой первый визит в «Четырех временах года». Он появился с Бентивеньи. В ходе разговора Канарис заговорил о деле Шмидгубера, которое становилось для него все неприятнее, причем он сделал вид, будто не был знаком с консулом.
Он обратился к своему спутнику:
– Скажите, Бенти, как, собственно, зовут этого парня, которого я имею в виду? Мейергубер, Мюллергубер?..
– Шмидгубер, господин адмирал, – помог Бентивеньи.
– Ну да, верно: Шмидгубер! Это тот парень, что в Праге занимался махинациями. Теперь он имеет наглость утверждать, будто делал это для абвера.
– Ничего не знаю ни о каком Шмидгубере, – ответил Кальтенбруннер. – Я наведу справки.
Канарис перевел разговор в другое русло. Ему так и не удалось узнать, как обстоит дело со Шмидгубером.
По дороге Остера не отпускала мысль, что из дела Шмидгубера, вероятно, может получиться и дело Остер – Канарис.
Небе был прав со своим предупреждением. Гиммлеру отправили докладную записку. Но о чем не знал группенфюрер СС, так это о резолюции, которую Гиммлер наложил на записку зеленым карандашом: «Оставьте меня с вашим Канарисом в покое!»
Абвер лишается Канариса
Пока разыгрывались все эти истории, в ОКВ и в других местах против Канариса начало накапливаться недовольство из-за неудовлетворительной информированности абвера.
Так, Кессельринг уже заранее предсказывал англо-американскую высадку в Италии, а другие военные эксперты – где-нибудь в Средиземноморье или в Африке. В течение многих недель длилась подготовка союзников. Канарис перед высадкой находился в Италии. Здесь он дал главнокомандующему войсками «Юг» противоречивейший и самый поразительный прогноз, цитируя «особенно хорошо информированного посредника», имени которого, несмотря на настойчивые требования генерала Дейхмана, так и не назвал. Он ссылался на существующее в абвере правило не раскрывать имена источников.
Однажды он сумел сообщить о высадке противника на западноафриканском побережье с последующим маршем через Африку. Большое скопление судов в Гибралтаре позволило ему предположить, что высадка последует на Корсике, затем в Южной Франции и, наконец, даже на Балканах.
Маршал Кессельринг, главнокомандующий войсками «Юг» в Италии, логично считал, делая вывод из имеющихся фактов, что высадка возможна лишь в Северной Африке. На это он и ориентировался и соответственно своим взглядам распределил силы. В противоположность его взглядам у главного командования вермахта, благодаря донесениям Канариса, сложилось мнение, будто союзники высадятся в Южной Франции. В этом был убежден и Гитлер.
Еще 7 ноября 1942 года Геринг в телефонном разговоре заявил маршалу Кессельрингу: «Ваша оценка ситуации ошибочна. В штаб-квартире фюрера твердо убеждены, что нападение будет совершено на юг Франции. Я делаю вас ответственным за срочную передислокацию всего 2-го воздушного флота».
8 ноября 1942 года союзники высадились в Северной Африке.
За этими ложными донесениями о высадке союзников последовала история с Аме, которая страшно разозлила Гитлера, о чем он ясно дал знать Кейтелю, в подчинении у которого находился абвер.
Канарис хорошо знал прежнего шефа итальянской службы разведки и контрразведки генерала Роатту, а с его преемником, генералом Аме, даже был дружен.
