Дети демонов! Где вы?!
— Мы здесь! Кулл! Кулл!
И тут же мост замер.
Валуэийцы ворвались в цитадель, точно стремительная река из металла и плоти. Во дворе началась резня.
Кхешийцы защищались, но они были обречены: как только во дворе завязались первые схватки, в спину им ударили три сотни, ожидавшие до того в храме. Большинство кхешийцев начали бросать оружие и сдаваться на милость победителей, и лишь небольшой отряд во главе с наместником заперся на оружейном складе.
Валузийцы тараном выбили дверь и ворвались туда. Ни один враг не ушел живым, а мертвого наместника Тшепи выбросили на площадь, чтобы его видели все. После этого те, кто еще продолжал сопротивляться, сложили оружие.
Между тем Кулл и Брул с отрядом пехоты ворвались в башню и поднялись на площадку, где находился механизм, поднимавший мост. Площадка была залита кровью, на полу лежали тела пятерых кхешийских воинов, еще двое были тяжело ранены. Чуть дальше на лестнице Кулл наткнулся на трупы тех, кого оставил здесь на рассвете. Лий и Мардук были изрублены на куски.
— Это им мы обязаны победой, — сказал атлант. — Похороните их с почестями.
Брул осмотрел механизм и обнаружил, что барабан, на который наматывалась цепь, заклинен.
Они поднялись на верхнюю площадку башни.
Над городом висело черное облако дыма. Все было кончено. Цитадель, оплот Тшепи, пала.
Смеркалось. Король стоял посредине двора и с ожесточением чесал голову.
— Эту краску можно смыть водой? — спросил он у Рамдана.
— Нет, господин, — ответил тот, — Я подобрал особый состав.
— Скажи на милость, зачем ты это сделал? — нахмурился Кулл.
Ему все меньше нравилось, как на него пялятся воины. Хорошо, в открытую никто не смеялся.
— Я не хотел рисковать, — объяснил Рамдан. — Жарко-то как! Я боялся, что пот смоет краску.
— И что теперь делать? — спросил атлант.
— Приготовлю другой состав, смыть краску.
— Так что же ты медлишь? — рявкнул Кулл.
— Э-э-э, видишь ли, мой король, — замялся Рамдан, — Для этого раствора мне нужны некоторые минералы и коренья, а у меня их нет. Но, даю слово, через пару дней…
Маг смолк: его горло сдавили сильные пальцы.
— Послушай, — прошипел Кулл. — Ты, Рамдан, мне, конечно, друг, но если к вечеру я не смою эту дрянь, с тебя снимут кожу. С живого.
Рамдан тщетно попытался улыбнуться.
— Ты понял? — спросил атлант, отпуская его.
Маг осторожно кивнул и достал из-за пазухи мешочек.
— Вот, мой король, — прохрипел он. — Добавь это в воду…
Оставив Кулла одного, Рамдан сел на ступеньки. Рядом стоял Брул и жевал сушеный финик.
— Шуток он никогда не понимал, — пожаловался Рамдан.
Брул пожал плечами и, пряча улыбку, сказал:
— День у него выпал тяжелый. Хотя золото ему очень идет…
— Это да, — тоже улыбнулся маг.
Глава тринадцатая
Никогда Кулл не был утонченным знатоком блюд, но за многие годы походной жизни ему надоело жареное над костром мясо, насажанное на клинок или на пику. То ли сырое, то ли горелое, с одного бока соленое и перченое так, что глаза лезли на лоб, а с другого совершенно пресное — это была нормальная пища для юнца, отправившегося за подвигами, но не для короля.
Однажды, лет шесть или семь назад, во время привала в сухой осенней степи Кулл отведал похлебки, состряпанной одноглазым воином из мяса каких-то мелких зверюшек с пряными травами и кореньями.
Опустошив миску, Кулл вдруг подумал, что прежде не едал ничего более вкусного.
— Кто готовил? — поинтересовался тогда он.
— Мун, мой король, — ответили ему. — Он воин, состоит при обозе.
— Будет моим поваром, — распорядился Кулл и сыто рыгнул.
С тех пор одноглазый Мун стряпал исключительно для короля, а также для близких друзей Кулла и его военачальников.
Поварскому делу Мун учился мало, он обладал этим даром с рождения. Готовил он всегда, повинуясь лишь чутью, и, надо сказать, оно редко его подводило.
В тот вечер одноглазый Мун запек на углях двух барашков, фаршированных рыбой и сладким перцем. К ним подавалось пальмовое вино из винных погребов наместника Тшепи. Повар уверял, что вино это значительно старше короля Валузии.
Пировали во дворце наместника, в большом зале. Ночь выдалась душной, поэтому все окна были отворены. Со двора доносились смех и нестройное пение валузийских воинов. Войско отдыхало после штурма. Этой ночью город принадлежал ему.
За столом, уставленным роскошной посудой, собрался весь цвет валузийской армии. Сначала Кулл награждал особо отличившихся. Никого не забыли, даже сотник Фарамий стал командиром полутысячи.
Все чествовали Тальмеша, а Келкор, осушив с ним не один кубок пальмового вина, побратался с доблестным камелийцем.
— Мун, этот барашек выше всяких похвал, — сыто улыбнулся Брул.
— Я даже не предполагал, что можно так вкусно есть, — добавил Рамдан, бросая ребрышко на блюдо, полное чисто обглоданных костей.
— Да, недурно, — согласился Кулл.
Мун с достоинством поклонился:
— Жаль, мой король, что завтра мы покидаем Тшепи. Задержись войско здесь еще на день, я осмелился бы угостить тебя и твоих друзей жарким из крокодила.
— Из крокодила? — удивленно взглянул на него атлант.
— Да, мой король, — кивнул Мун.
— Но ведь у крокодилов жесткое мясо, — заметил Брул.
— Я слышал об этом, — ответил одноглазый повар. — Но мне кажется, я знаю, как сделать его мягким и сочным.
— Жаркое из священного крокодила… — хмыкнул Рамдан. — Слышали бы жрецы Сатха… Славная была бы шутка!
Брул громко захохотал, а Усирзес едва заметно улыбнулся.
Келкор, сидевший у отворенного окна в широком кресле с подлокотниками, хмыкнул, выронил кубок и оглушительно захрапел. Тальмеш посмотрел сквозь него и смачно зевнул.
— Келкор ведет себя непочтительно, — отсмеявшись, заметил Брул.
— Он победил кхешийцев, но кхешийское вино победило его, — сказал Рамдан.
Начальник стражи подал знак, и в зал вошли воины.
— Отнесите Келкора туда, где есть ложе, — распорядился Кулл.
Слуги то и дело убирали со стола опустевшие блюда и приносили из кухни новые, полные всякой снеди. Пальмовое вино текло рекой.
Время от времени Мун украдкой наполнял кубок из сосуда необычной формы и, воровато озираясь, залпом осушал его.
В зал позвали храмовых танцовщиц — развлекать победителей. Зазвучала тихая музыка, девушки начали исполнять священные танцы, восхваляющие богов. Все, кто еще был не пьян, с интересом наблюдали за ними, отпуская сальные шутки.
Пир продолжался.
С чашей в руке валузийский король подошел к окну и подозвал Брула. Во дворе горел большой костер, вокруг которого сидели воины. Искры и лохмотья гари, точно огненные бабочки, летели в ночное небо.
Там, за стенами цитадели, лежал город, который сегодня был отдан армии на разграбление. Там горели другие костры и пожары, там сотни и сотни воинов хлестали вино из мехов, кувшинов и бочек и ели от пуза.
Они врывались в дома, переворачивали вверх дном целые кварталы, искали золото, насиловали женщин. Так повелось с незапамятных времен. Так было и сейчас.
— В юности, — сказал Кулл, — я думал, что в войне самое главное вот это. — Он указал чашей на языки пламени, плясавшие между домами. — Теперь этот обычай меня больше угнетает, чем радует… Хотя нет худа без добра. Могу биться на любой заклад — завтра спозаранку придут старейшины и принесут выкуп за город. Ладно, оставим это… Я хочу поговорить о десятнике, который пропал с поста. Как его имя?
— Чинор, мой король, — ответил Брул. — Это он освободил Нутхеса из-под стражи. Воинам сказал — приказ Кулла. Другие видели, как Чинор вел кхешийского жреца по лестнице…
— Я так понимаю, — нахмурился Кулл, — десятник оказался предателем. Он освободил жреца, и оба, прихватив кристалл, бежали из города.
— Я думаю, это не десятник освободил Нутхеса и не он унес кристалл, — сказал Рамдан, который подошел совсем незаметно. — Мой король, я уверен: произошло именно то, чего я боялся. Чинор посмотрел в кристалл, и опытный кхешийский маг похитил его тело. Ведь такое возможно? — спросил он Усирзеса.
— Такое случалось, — ответил Усирзес. — Жрецы Сатха способны красть тела у непосвященных людей.
— Где же тогда десятник? — поинтересовался Кулл.
Рамдан только пожал плечами.
— Если все было именно так, то Чинор мертв, — предположил Брул.
— Все равно десятник виноват, — сказал атлант. — Я приказал ему не смотреть на камень. Он нарушил приказ и поплатился за это.
— А мы потеряли кристалл, — вздохнул Рамдан. — И я с досады готов локти кусать. Второго нам уже не достать!
По двору громко застучали копыта, раздалось ржание.
Брул выглянул в окно:
— Повозки, мой король.
— Ну что ж, — сказал Кулл, — пока воины грабят город, их король обчистит храмовую сокровищницу.
Воины из отряда Алых Стражей внесли в сокровищницу факелы и вставили их в скобы на стенах. Отсветы дымного трескучего пламени заплясали по углам и нишам, ложились на каменные полки, а со всех сторон то вспыхивали в ответ лунный блеск серебра, мягкий теплый отсвет золота, крупный топаз, то подмигивал, будто глаз прекрасной невольницы, изумруд, то вдруг озарялось матовым сиянием жемчужное ожерелье, а то выступала из древней полутьмы изящная статуэтка многорукого существа с пикой и
