– А почему, ты думаешь, опа пил?
– Я не знаю, Михаэль. Может быть, Россия, плен, вот откуда это, наверное, пошло.
– А до того?
– До женитьбы?
– Нет, до войны.
– А-а.
Бернт набивает полный рот. Похоже, он увиливает.
– Я хотел спросить, как ты думаешь, могло с ним что-нибудь такое произойти? Или сам он совершил на войне нечто такое, из-за чего потом стал пить?
– Возможно. Возможно.
Может быть, он вправду не знает.
– Да, он пил, и иногда так напивался, что нам приходилось убегать из дому. Мутти, твоя ома, уводила меня и Катрин, и мы гуляли в парке, пока он не приходил в себя.
– Однажды он выбил окно, так ведь?
– Да. Тебе твоя мать рассказала? Да.
– Почему?
– Почему? Я не знаю. Ну, он злился, хотел показать, на что способен.
– А как это случилось?
– Он разбил окно кулаком, и мутти нас увела. Но я не таким его запомнил, понимаешь? Не это я сейчас вспоминаю.
– А что?
– Знаешь, он был замечательным отцом.
Бернт краснеет. Миха, несмотря на все внутренние запреты, не в силах сдержать улыбку; ему приятно это слышать, приятно видеть дядину любовь.
– Он был добрый. У отцов моих друзей было много правил и запретов: этого не смотри, этого не слушай и все такое. Но папа другой был. Он разрешал нам бегать по дому и петь, поднимать дом на уши. Ему это нравилось. Я бы даже сказал, он это обожал.
– Так. А когда он напивался или был слегка пьян? Он вел себя иначе?
– Не знаю. Думаю, да. Можно и так на это дело смотреть.
– Но ты смотришь по-другому?
– Да. Не знаю. Я никогда об этом не задумывался, Миха.
– А не кажется тебе, что в нем всегда это скрывалось?
– Алкоголизм?
– Жестокость.
– Да не был он жестоким.
– Но он ведь разбил окно. Вам приходилось убегать из дома. То есть я хочу сказать, что вы боялись, и ома тоже боялась, наверное.
– Послушай, Михаэль. Таких случаев за все годы было три, максимум четыре. Да, он напивался пьяным, раздражался, и мы уходили, пережидали это на улице. Но это было, как я уже сказал, своего рода исключение и только.
Бернт сердито улыбается. Они молча едят, а Миха думает.
Возможно, он прав.
Я нахожу совпадения, наверно, потому, что нарочно их ищу, а не потому, что они на самом деле существуют.
Опа пил, потому что он убивал. Опа убивал, потому что пил. Опа пил, потому что мы проиграли войну, потому что чувствовал себя виноватым, потому что долго находился в плену.
– Как ты думаешь, опа кого-нибудь убивал?
Дядя отводит глаза. Миха до отказа набивает рот. Ему приходит на ум, что и дядя может сделать то же самое. И тогда они оба притворятся, будто Миха ничего такого не спрашивал. Но Бернт отвечает.
– Он был солдат.
– Он был в SS.
– Waffen SS, Миха. Солдат.
Миха ждет еще немного, хотя знает, что это весь ответ, и больше ничего спрашивать не решается.
* * * Выходной. Первый день лета, острые зеленые листочки. К завтраку Мина покупает свежего хлеба и заявляет, что они поедут за город и, может быть, останутся там ночевать.
