У меня имелись планы посерьезнее одноразового ограбления нефтенаследника. Пусть сначала хорошенько посмотрит на бескорыстного человека. Поверит ли только в бесплатное благородство? Его показное спокойствие скрывало подозрительность и настороженность. Наверняка его уже кто-то хорошо проучил, не я первая покушалась на его бумажник.
– Но ведь ты на что-то рассчитывала? – не отступал он.
– Нет – Я собралась уходить.
– Подожди! Я не хотел тебя обидеть! Скажи, почему ты оказала мне такую услугу? – Он чуть оттаял.
– Наверное, потому, что ты одинок. Как и я. Но я свою судьбу выбрала сама, а ты, скорее всего, нет. По крайней мере, мне так кажется.
Я не совсем врала: мне чуть больше двадцати, я всегда была одинока, друзей у меня нет, кроме двух забившихся в подвальную нору Марэ сообщников.
– Откуда ты столько знаешь обо мне?
– Неважно. – Я предпочла не говорить, что служу у Ванессы, болтливых лакеев в его кругах никто не любит, пусть даже в стане врага. – Но если узнаю что-нибудь, что тебя заинтересует, обязательно скажу тебе.
– Ты даже знаешь, что меня интересует?!
– Ты зовешь маму, причем во весь голос. Я и услышала.
Он молчал. Наверное, размышлял, какими путями до меня дошло то, чего он не разглашал.
– Мне надо идти.
Не следует продлевать встречу. Пусть себе освоится с моей бескорыстной доброжелательностью, пусть обдумает услышанное и проверит мои сведения.
– Я тебя еще увижу?
– Да. Но если мы когда-нибудь увидимся случайно, делай вид, что мы не знакомы. Ничему не удивляйся.
– Пожалуйста, приходи. Даже без всякого повода, – сказал он на прощание, чем немало меня удивил. Я не ожидала такого успеха.
Да уж, стартовала я неплохо, только вот очень скоро полетели на меня все шишки, и очутилась я в пещере ужасов. Вступая в игру, я все просчитала, кроме того, что карты раздали без меня, и очень давно. И еще я не взяла в расчет своего сентиментального сердца. Оказалось, оно у меня есть, и очень неразумное.
БЕЙ
Он сидел у подножия колонны в вестибюле Сорбонны. За его спиной постоянно хлопали три пары двойных стеклянных дверей, а напротив выстроились бюсты: гениальные мозги нескольких столетий.
Парень лопал багетку.[7] С куском ветчины, сыра или каким-нибудь из бесчисленных паштетов, этот чудовищных размеров сэндвич сросся с пейзажем парижских улиц, как жареные каштаны или картофельные чипсы. Их продавали на каждом углу с лотков, тележек и столиков в Латинском квартале, в зданиях университета можно было купить в автомате, как и мерзкий кофе – единственный плохой кофе в Париже! – или водянистое какао.
Парень рвал зубами свежую багетку и читал книгу, пристроенную на коленях. Толпа студентов, словно река, обтекала цоколь, куда парень пришвартовался. Иногда кто-нибудь останавливался и смотрел на кусок ватмана, приклеенный к колонне. Еще один из бесчисленных плакатов, которыми сплошь залеплен университет, – доморощенная доска объявлений, отражение интересов и потребностей студенческого микромира.
На белом листе черные каракули провозглашали по-польски:
Интеллигентный студент ищет друга для разговоров на польском языке. Жду ответа под объявлением.
Чтобы не было сомнений, черная стрелка, похожая на пикирующий бомбардировщик, указывала вниз, на автора.
– Это ты у нас интеллигентный? – тронул я его за плечо.
Парень проглотил последний кусище булки, закрыл толстый том. «Малый словарь польского языка» – расшифровал я облезлое золото букв на потрепанной обложке.
– Я! – подал он голос. – Корабль лавировал-лавировал – и не вылавировал. Шла Саша по шоссе и сосала сушки. На дворе трава, на траве дрова.
– Классно. А что ты еще умеешь?
– Почти замечательно – язык пассивно. Много читаю. Беда – произношение и беседа.
– Да тут вагон и маленькая тележка лекторов по славянским языкам. Чего тебе еще надо?
– Они учат литературному языку.
– А тебе надо болтать по фене, на уличном жаргоне и базарном диалекте?
– И это сгодится, но я хочу говорить, как посконный… исконный поляк, чтобы никто меня не отличил от истинного. Я хочу знать дух страны, а это может только человек, который живет в Польше. Ты всегда живешь в Польше?
– Если бы я там жил постоянно, меня бы тут не было.
– Оно понятно, но ты, как научишься, будешь обратным. Я это хотел сказать.