– И сказал?
– Все позабыл.
И опять засмеялся. Онничуть не казался взволнованным.
Из Девятаков! Моя мать из Девятаков, половина моего детства прошла в этом селе. Те же горы опоясывают нас, ту же реку мы видим, те же тополя на берегу.
Неужели в своих смеющихся глазах он принес мою родину, чтоб я увидел ее еще раз перед концом?
Что ему нужно? Ушел ли он из села, как это сделал я в свое время? Ищет ли он более широких путей в жизни, чем эти сельские? Или это шалость судьбы, напоминающей мне с его помощью обо всем перед большой дорогой? Или это знак, ободрение, посылаемое мне богом?
Почему именно сейчас появился этот крестьянский парень, который ближе мне, чем он думает? Пришел ли он для того, чтоб заменить меня в этом мире?
Пири-воевода и стражники шли за нами. Ограничили они мои пути, лишь один выход оставят они мне.
– Ты где ночуешь?
– Нигде.
– Пошли в текию.
– Это твои люди?
– Да. Не обращай на них внимания.
– Отчего они охраняют тебя?
– Такой обычай.
– Ты самый важный в городе?.
– Нет.
Когда мы вошли, он уселся на ковре в моей комнате, слабый свет свечей скользил по углублениям его худого лица, на стене и на полу приплясывала его огромная тень, я смотрел, как он уминает немудреную текийскую пищу скуластыми стальными челюстями, может быть и не имея понятия о том, что он ест, ибо думает, чем закончится эта встреча. Но он не озабочен, не растерян. Я не был таким, тогда. Помню первую трапезу, я с трудом проглотил три куска, они застревали у меня в горле.
Как мы различны и как мы похожи. Это же я, иной, другой породы, снова начинаю свой путь.
Может быть, я снова поступил бы так же, но сознание мое затуманивает тоска.
– Ты, конечно, хочешь остаться в городе?
– Откуда ты знаешь?
– Не боишься его?
– Чего мне бояться?
– Здесь нелегко.
– А разве у нас легко, Ахмед-эфенди?
– Ты многого ожидаешь от жизни?
– Половины твоего счастья мне было б довольно. Это много?
– Желаю тебе больше. Он весело рассмеялся.
– Да хранит тебя бог. А началось хорошо. Мне и во сне не снилось, что ты так встретишь меня.
– Пришел ты в добрый час.
– Для себя добрый.
Может быть. Почему у всех должна быть одна тропа?
Я с интересом, может быть даже с нежностью, смотрел на него и словно видел себя, давнего, непостижимо молодого, лишенного опыта, без терниев в сердце, без страха перед жизнью. Я с трудом удержался, чтоб не схватить его за руку, костлявую, твердую, надежную, дабы с закрытыми глазами вернуть прошлое. Только еще один раз, пусть ненадолго.
Он заметил в моем взгляде печаль, которая не относилась к нему. Пользуясь моим неожиданным вниманием, сказал:
– Ты странно смотришь на меня, словно узнавая.
– Я вспоминаю одного юношу, который точно так же пришел в город много лет тому назад.
– Что с ним?
– Он состарился.
– Пусть это будет единственное зло.
– Ты устал?
– Почему ты спрашиваешь?
– Я хотел бы поговорить с тобой.
