по назначению, и вы будете свободны от ваших обязательств по отношению к этой славной организации, — в голосе Чаушева скользила издевка. — Дальше вы вольны распоряжаться собой по своему усмотрению, так, господин представитель Братства?
Нэко недовольно кивнул.
— И вы сможете забрать мой груз и вывезти его с Пиона, что будет не легче, чем попасть до этого на Пион, — завершил Чаушев. — Куда доставить груз, вы узнаете из приложенному к грузу руководству. Не беспокойтесь: это будет несложно. Что вы на это скажете, господа?
— Мы ведь уже дали согласие, Евгений Викторович, — сказал я, поднимаясь из-за стола.
— Верно, — подтвердил Данилыч.
Санек просто кивнул головой, проявляя несвойственное ему малословие.
— Тогда попрошу вас, Алексей, и вас, Петр Данилович, последовать за мной в кабинет для подписания договора и обсуждения подробностей дела. Кстати, — Чаушев ткнул пальцем в мою грудь, — молодой человек, вы не забыли, что сегодня вечером участвуете в сезонных гонках на хатанах?
Данилыч изумленно уставился на меня.
— Ты что, Леха, — прохрипел он, враз потеряв голос, — не отказался от этой дурной затеи?
— Я думаю, молодой человек решил идти до конца, — улыбнулся Чаушев. — Впрочем, должен заметить, что это его решение во многом облегчает возможные конфликты со службой безопасности Шебека, могущие возникнуть при попытке миновать пропускные пункты на Дорогу до его участия в соревнованиях. Я, несомненно, постараюсь сделать все, что можно, но мне крайне желательно было бы не обострять отношения с безопасниками, и так косо поглядывающими в мою сторону, но постараться находиться на Шебеке как можно дольше, чтобы сделать еще несколько важных дел. Если же молодой человек выйдет с честью — а это необязательно означает победить — из этой гонки, то вы сможете беспрепятственно покинуть Шебек, скорее всего, даже без осмотра транспорта, что весьма желательно для всех нас. Могу только посоветовать вам, Алексей, не лезть в гущу драки, а постараться хотя бы остаться целым или — как можно удачней упасть с хатана, если вас зацепят.
— Я постараюсь, — уныло проговорил я, сам удивляясь своему решению участвовать в этом безумии под названием «сезонная гонка». — Коль уж так случилось. Постараюсь хоть в грязь лицом не ударить…
— Постарайся хотя бы выжить, — мрачно произнес за моей спиной Нэко.
Глава 13
— О, новые ворота!
Стадион ревел. Весь титанический комплекс словно превратился в единый живой, грохочущий звуками, плещущий перехлестывающими через край эмоциями организм. Или, скорее, улей, рой с единым мышлением, желаниями, устремлениями. В воздухе, наэлектризованном нервной энергией толпы, витало только одно желание — страсть к развлечениям. Конечно, ведь сегодня — сезонные гонки.
Я с отупением загнанного в угол зверя оглядывал многотысячные трибуны, колышущиеся эмоциональными волнами. Было очень страшно. Так страшно, что я и думать забыл о предстоящей мне миссии по проникновению на Пион, о сестренке с мамой, которых я хотел вывезти с изгаженной промышленностью и жадностью Земли, об Илоне, что ждала меня где-то там, возможно — за тысячи световых лет или параллельных измерений…
Мозг лихорадочно работал, словно я мог, прокручиванием в голове немногих тренировок, принести себе хоть какую-то пользу. Как будто по правилам сумасбродного спорта на изощренной трассе, и так сложной для прохождения, не будет еще и неизвестных ловушек и препятствий, которые меняются каждый год, добавляя остроты в это далеко не пресное блюдо. К моей внутренней панике еще добавлялось неприятное чувство из-за того, что мою перекошенную рожу сейчас видят миллионы, а может и миллиарды, людей: две назойливые шарообразные камеры, снабженные какими-то двигателями, вились вокруг, снимая каждое мое движение. Да, здесь было из-за чего выйти из себя!
Я набрал полную грудь воздуха, потом медленно выдохнул его, насильно успокаиваясь и напоминая себе, что меня сейчас не могут видеть многочисленные зрители, что гонщики остаются инкогнито до конца гонки, а запись с витающих вокруг меня камер станет достоянием масс только тогда, когда уже будет известен чемпион.
Многоярусные трибуны вдруг умолкли, под гигантским, многокилометровым куполом комплекса наступило затишье, еще более накаленное эмоционально, чем фонтан криков, бивший до этого. На главную трибуну, уродливым грибом парившую под самым центром купола, вышли представители власти и спортивные судьи.
И все эти тысячи и миллионы, пришедшие в комплекс или смотрящие гонки через систему объемного телевидения, ждали и желали только одного: увидеть борьбу и жертвы как результаты этой борьбы. Что же сменилось с тех времен, когда идущие на смерть гладиаторы приветствовали земного бога — цезаря, поднимали руку в знаменитом жесте и шли, чтобы быть разорванными львами, медведями или такими же как они подневольными людьми? Все те же две мысли овладевали головами: «хлеба и зрелищ» — постоянное и безотказное средство тех, кто хотел спокойно и свободно манипулировать человеческими массами, низведенными до уровня недалекой, лишенной личностей толпы, навязав этим самым массам примитивную идею потребления и диктуя, что же именно ей потреблять стоит.
Изменились разве что тактические правила.
Я попытался разжать судорожно сцепленные на рукоятках хатана пальцы. Мне явно стоило успокоиться перед началом заезда.
«Тебя не будут специально убивать, — уговаривал я себя. — Давай, Леха, покажи этим всем парням в модных облегающих костюмах, как может гонять русский, происходящий из нации, любящей быструю езду!»
Смерть игрока-гонщика вовсе не является самоцелью в данных состязаниях, хотя и без аварий со смертельными исходами не обходились ни одни гонки, как мне объяснил Нэко. Но, несмотря на видимость современного спорта, в этих гонках на выживание могли пускаться в ход абсолютно всякие уловки, кроме огнестрельного оружия: тараны, выжимание с трассы, удары руками и ногами… Словом, это были экстремальные гонки на выживание на сверхсовременных антигравитационных мотоциклах, смешанные с борьбой без правил. Не могу сказать, что я являлся специалистом хоть в одном из этих умений, обязательных для победы в наступающей мясорубке. И это меня никак не вдохновляло. Только сейчас, глядя на собранных и серьезных соперников, я стал понимать, что не гожусь даже на то, чтобы рукоятки управления на их хатанах протирать. И мое место на трибунах, среди жаждущей зрелища толпы, в которой, я уверен, будет процентов девяносто людей, намного лучше умеющих обращаться с «метлой», чем землянин Алексей Мызин, непонятным стечением обстоятельств и собственной глупостью оказавшийся в весьма неприятной ситуации, из которой меня сейчас уже вряд ли кто вытянет. Нужно было соглашаться на предложение капитана «отмазать меня», нужно! Нет, какая-то глупая гордость взыграла! Отказался…
В моем ухе ожил крохотный динамик:
— Ну как ты, Алексей? Волнуешься?
Это был Нэко, который вызвался быть моим так называемым Хранителем, чтобы давать указания по ходу гонки. Эх, ему бы, с его виртуозно-бесшабашным стилем вождения, участвовать в этой гонке вместо меня!
— Конечно, волнуюсь! — А какой был смысл отпираться? — Думаю о том, что хлебну позора в самом начале, да и костей не соберу…
— Ты настройся на победу, гонщик. Сосредоточься на том, что ты достаточно силен, чтобы достойно участвовать в этой гонке. Песенку какую-нибудь веселую пропой… Прочитай молитву на крайний случай! Словом, переключи мысли!
