Богдановичу же не понравилось, что Берт отверг идею с «Грабителями». Допуская, что и режиссёр может иногда ошибаться, он был категоричен в оценке продюсеров, считая их отбросами общества. Берт продолжал напоминать о сотрудничестве. И тут в разговор встряла Полли, вспомнив о романе Ларри Макмюртри «Последний киносеанс». Берт попросил Питера достать ему эту книгу. В ответ Питер посоветовал Берту приобрести её самому. Сам бесцеремонный человек, Берт уважал это качество в других. Не откладывая дело в долгий ящик, через неделю он позвонил Питеру:
— Знаешь, легко сказать — пойди и купи, но я достал.
— Ну и как?
— Вполне. Давай займёмся.
Шнайдер объяснил Питеру принцип работы «Би-Би-Эс»: Берт получает права на окончательный вариант картины, но за это режиссёру гарантируется полная свобода действий, даже на съёмочной площадке не будет контролёров. Вперёд он, правда, много не получит — только 75 тысяч, зато по результату — 21% от прибыли. Берт обратил внимание Питера на то, чтобы в сценарии обязательно присутствовали некоторые откровенные сцены. В качестве продюсера на площадке Питер получал Гарольда Шнайдера. Это была гарантия того, что режиссёр уложится в миллионный бюджет и съёмочное расписание из восьми недель. Питер согласился со всеми условиями. Так «Последний киносеанс» стал полноценным проектом.
Питер Богданович родился 30 июля 1939 года в Кингстоне, штат Нью-Йорк. Его отец, Борислав, талантливый пианист, был сербским эмигрантом. Чтобы свести концы с концами, в Югославии ему приходилось брать учеников. Среди них была 13-летняя Херма из зажиточной еврейской семьи, покинувшей Австрию буквально накануне прихода туда нацистов. Борислав и Херма поженились и в 1938 году уехали в Америку. К тому времени Херма уже была беременна Питером.
Семья была не без странностей. Борислав занялся живописью и по всем стенам темной, напоминающей пещеру квартиры развесил свои мрачные полотна. Квартира, кстати, находилась на Манхэттене, на пересечении Риверсайд-Драйв и 90-й улицы, всего в нескольких кварталах от дома Рэфелсонов. Художнику нравились цвета гниющих фруктов, поэтому по всей квартире можно было встретить апельсины, покрытые мучнистым налетом, и персики, с явными признаками плесени, — они нужны были Бориславу для натюрмортов. Комната Борислава была выполнена в красных тонах. Работал он исключительно в пижаме и шляпе, причём её верхушка была срезана так, что курчавые волосы хозяина выглядывали из неё, как у персонажа комиксов. К волосам он относился очень бережно — Херма не имела права дотрагиваться до его шевелюры, даже когда они занимались любовью. Табу она не нарушила за всё время замужества. Волосы Борислав стриг себе сам, складывая их в нижний ящик комода.
Питер настолько любил читать, что вытащить его из комнаты было не легко. Отец внимания на сына не обращал, но мать своим отношением к нему старалась заглушить переживания и несбывшиеся надежды. За год до рождения Питера она уже родила одного мальчика, Энтони, но он умер — мать случайно опрокинула на него горячий бульон. Борислав и Херма об этом почти не говорили, но муж так и не простил ей трагической неосторожности. Да и она не могла забыть случившегося. Бориславу Питер заменить Энтони не мог, а у Хермы кроме него просто никого не было.
Не по летам развитой, молодой Богданович уже в пятнадцать лет брал уроки актёрского мастерства у Стеллы Адлер. Дети любят что-то коллекционировать — кто-то открытки с бейсболистами, кто-то ещё что- нибудь, а Питер на карточках, вроде библиотечных, собирал информацию о кинофильмах, которые он видел, дополняя данные собственными впечатлениями. В неделю он успевал посмотреть шесть — восемь картин. Питер с гордостью отмечал, что с тринадцати лет, когда начал составлять свой каталог, до тридцати, когда оставил это дело, у него набралось 5 316 таких карточек. Впоследствии он любил похвастать перед Бобом Бентоном, что «видел все американские фильмы, которые того заслуживали». Свои любимые ленты «Красная река», «Гражданин Кейн» и «Рио Браво» Питер смотрел по много раз. По его словам, посмотрев именно «Гражданина Кейна» он решил стать кинорежиссёром.
В двадцать с небольшим Богданович получил работу составителя аннотаций к программкам кинофильмов в театре «Ныо-Йоркер». «Одной из первых мы анонсировали выход «Теней» Джона Кассаветеса, она шла в паре с «Великолепными Амберсонами». Очередь за билетами протянулась на целый квартал. Именно «Тени» стояли у истоков «нового» Голливуда», — вспоминает режиссёр.
В январе 1961 года он, как обычно, сидел в каморке без окон на третьем этаже над кинозалом и корпел над замечаниями к серии «Забытые киноленты». Как у всех помешанных на кино, у него был землистый цвет лица, но густые тёмные волосы, правильные черты и написанная на лбу образованность делали его привлекательным. В те времена знатоки киноискусства Америки, вроде Бентона и Ньюмена, преклонялись перед французскими режиссёрами «новой волны», но Мекас, режиссёр киноандеграунда, жил с нацарапанным на стене афоризмом Питера: «Лучшие фильмы делают в Голливуде».
В тот день Богдановичу несказанно повезло — объявляли его программу с фильмом «Фанаты» и приглашали подготовить монографию об одном из его самых любимых героев — Орсоне Уэллсе. Заявка поступила от Музея современного искусства в Нью-Йорке. В довершение, в дверях его кабинета появилось милое личико, обрамлённое обесцвеченными волосами, и пролепетало: «Господин МакДонович?»
Полли Платт, дочь военного, а по матери — потомок американских аристократов, в детстве радости видела мало. Родители были алкоголиками, а мать, страдая ещё и психическим заболеванием, в моменты обострений изрядно колотила дочь. Отец к тому же был голландцем, так что росла Полли в обстановке безрадостной, определяемой нормами одной из самых жестких и репрессивных религий — протестантской. Первый муж Полли погиб в автокатастрофе после того, как они крепко поругались в Питтсбурге. Она мечтала учиться на театрального художника-постановщика, но в университете Карнеги-Меллона ей объяснили, что это не женская профессия; пришлось стать художником по костюмам. Так она и представилась Богдановичу, сообщив, что собирается поработать вместе с ним в течение июньских гастролей.
Красавицей Полли назвать было нельзя, но она умела произвести впечатление. Живя в Аризоне, она привыкла к стилю одежды Юго-Запада, носила ремни из морских раковин и высокие, до колен, сапоги навахо-кайбаб из сыромятной кожи с серебряными пуговицами по бокам. Конечно, для Нью-Йорка, где все стремились выглядеть как Жаклин Кеннеди, это было экзотикой. Как представитель богемы, пренебрегая условностями, Полли предпочитала ходить без обуви и нижнего белья. Во-первых, лифчики и трусики нужно стирать, а, во-вторых, без них она ощущала себя сексуальнее.
Несомненно, Питер думал так же. Ухаживая, он декламировал строчки из Клиффорда Одетса [67] и монологи Сирано де Бержерака, сбивая её с толку потрясающим сходством с Джерри Льюисом [68]. Он ввёл Полли в таинственный мир кинематографа, а она, много поездившая по стране и уже «ветеран» супружеской жизни, открыла молодому человеку, до сих пор жившему с родителями и чуть ли не всю жизнь просидевшему в темноте зрительного зала, наблюдая за тенями, мир реальных человеческих чувств.
Однако, хотя внешне Питер и Полли смахивали на богему, вели они себя до безобразия правильно — не курили, не пили, не употребляли наркотики. Словно принц и принцесса из киношной, ненастоящей жизни, но были довольны друг другом. Бентон называл их «мистер и миссис Паиньки». Питеру нравился Говард Хоукс, а Полли — Джон Форд, и самые жестокие стычки случались по поводу того, кто из режиссёров лучше.
Богданович был чрезвычайно честолюбив. «Отец Питера страдал маниакально-депрессивным психозом и был неудачником, — рассказывает Платт. — Думаю, отсюда у него такая целеустремлённость. Я бы так не смогла». Богданович считал, что у него слишком длинная фамилия для режиссёрской вывески и завидовал Уайлеру, Форду и Хоуксу, английские фамилии которых не напоминали абракадабру. Он, было, думал сократить свою до Богдан, но Полли успокоила его, напомнив про таких великих в прошлом европейцев как Эрих фон Штрогейм, Джозеф фон Штернберг и Отто Преминджер. Они обсуждали, что можно посмотреть, что снять. «По мне, на экране женщина не может просыпаться с идеальной причёской и макияжем, — продолжает Платт. — И что может быть интересного в том, что конец известен с самого начала».
Питер и Полли сочетались браком в здании муниципалитета Нью-Йорка в 1962 году, через два года после первой встречи. Было им по двадцать три года. Жильё молодожёнов, находившееся недалеко от
