Похваставшись новым посланием, Ава прятала листок за корсаж. Но хуже всего было то, что она стала пропадать вечерами и возвращалась засветло. Наконец Рэй прочел в газете, что у знаменитой голливудской звезды роман с известным тореро, посвящающим ей серенады и сраженных быков.
— Это что еще за бредни? — Фрэнк смотрел на подчеркнутую Майером статью: «Ава Гарднер покорена Испанией! И испанцем!»
— Это означает, что ты должен немедленно забрать ее оттуда и жениться. Вот уж морока с этими горячими девчонками — что Лана, что Ава! Я частенько чувствую себя хозяином пансиона для трудных девиц. Или, скорее, исправительной колонии…
Фрэнк ни на минуту не подумал о возможной измене любимой женщины. А то, что в нее влюбляются без памяти, — так этого тореро можно понять.
Он приобрел шикарное колье, изящно составленное из изумрудов и бриллиантов, и вылетел в Испанию. Издали увидав Фрэнка, выходящего из машины, Ава с визгом бросилась ему на шею.
Ночью они слушали прибой в раскрытую дверь бунгало и наслаждались одиночеством — Рэй, вздохнув с облегчением, поспешил вернуться в Америку. В черных зарослях порхали светлячки, пахло водорослями и сладкими ночными цветами, белевшими у веранды. На обнаженном теле Авы сверкало подаренное Фрэнком колье.
— Милый, ты всегда так щедр с женщинами? Мне говорили, что ни одну ты не оставил без подарка.
— Главное, я каждую из них оставил с иллюзией, что она едва не свела с ума знаменитого Фрэнка Синатру.
— Какой же ты кобелина, радость моя! Учти, со шлюхами покончено!
— Фи, детка, какие шлюхи? Я выбирал в основном славных девушек. Только по молодости или уж по сильной пьянке мог оказаться в постели с совершенно незнакомой особой.
— Вот я и говорю — со шлюхами!
— Шлюха — это работа. Среди них много хороших девчонок. Вот кого я не выносил, так это тертых, расчетливых «леди», проделывающих в постели разученные трюки и ждущих той минуты, когда смогут раззвонить по всем знакомым: я дала знаменитому Синатре. — Фрэнк поднялся и закурил. — И не забудут добавить, что видали любовников и получше.
— Бедненький мой! И не представляла, как вам, знаменитым мужикам, трудно приходится. — Пальцами на ногах Ава погладила его спину. Фрэнк замурлыкал от удовольствия.
— Не останавливайся, потрясающий кайф… О…
— Нет, после! — Ава села. — Ты обещал рассказать смешное.
— Смешное? — Фрэнк задумался. — Знаешь, что меня больше всего ошеломляло? Ну, просто валило с ног! Покладистые мужья. Да, да! Они чуть ли в глаза мне не говорили, что прощают своих неверных жен, поскольку даже самая святая женщина не устоит перед таким великим человеком, как Фрэнк Синатра! Тут я уж совершенно балдел!
— И чего тут смешного? Учти, со всем этим покончено навсегда! Навсегда — понял? — Она приблизила к нему лицо, сверкая в темноте колдовскими глазами. — Ты только мой!
«Околдован тобой, завоеван тобой. Окольцован тобой, моя дерзкая леди»
Нэнси дала согласие на развод. Но формальности требовали времени. Фрэнк и Ава решили, что церемония бракосочетания будет самой скромной. Пышные действа голливудских свадеб еще не вошли в моду, да им и следовало вести себя в сложившейся ситуации как можно тише.
— Я давно потеряла родителей, а единственная сестра, с которой мы дружили, поверила всякой газетной грязи и разорвала со мной отношения. — Признание Авы звучало с королевским достоинством. — Ты берешь в жены сироту.
Фрэнк опустил голову:
— Я был бы рад сказать, что моя семья станет твоею и мои родители назовут тебя дочерью. Но… — он покачал головой. — Мои старики никогда не примут женщину, ради которой я бросил детей и Нэнси.
— Вот беда-то! Нам же спокойнее будет! Знаю я этих везде лезущих мамаш знаменитостей. Советами задолбают, будто во всем, что случилось с их дитятей, исключительно их заслуга!
— Если честно, у меня отличные старики.
— А у меня будет обалденное платье! Чтобы раздеть меня, тебе придется нанимать помощников.
— Милая, уж тут-то я не спасую, даже если платье придется распускать по ниточке.
7 ноября 1951 года в Филадельфии, через семьдесят два часа после получения развода, в присутствии близких друзей состоялась гражданская церемония бракосочетания Синатры и Гарднер, а затем — венчание в католическом соборе. Родственников ни с той, ни с другой стороны не было.
Фрэнк преподнес Аве палантин из голубой норки с сапфировыми застежками, она ему — золотой медальон со своим портретом. Ава усмехнулась про себя: ее первый муж и последний сочли лучшим подарком новобрачной серебристую норку. Пожалуй, в подарке Фрэнка больше изысканности, застежки из сапфира — это очень мило.
Избегая встреч с репортерами, молодожены покинули город столь стремительно, что Ава забыла свой чемодан со свадебным подарком. Дожидаться багаж пришлось во Флориде. Им меньше всего хотелось давать интервью прессе. Они сбежали на пустынный пляж Майями.
Ноябрь — мрачное время даже для пышущего солнцем побережья. Тучи обложили небосвод, хмуро перекатывал седые волны свинцовый океан, пронзительный ветер трепал кусты дрока на горбатых дюнах.
Ава завернулась в широкое шерстяное пончо, Фрэнк застегнул до верху пальто, замотал вокруг горла шарф. Обнял Аву, прижал к себе и здесь, на ветру, перед серым океаном, в безмолвном присутствии песчаных дюн, осознал особенно ясно, что произошло сегодня в прохладном гулком соборе. Две человеческие судьбы соединились по-настоящему — для долгожданного единства, для неразделимой ответственности за отвоеванную общность. Она, эта теплая юная женщина, стала его — его от макушки до кончиков пальцев, от рождения и до последнего дня. От осознания этого у Фрэнка даже защемило в груди.
Не разжимая объятий, они присели на сухую корягу, отполированную волнами.
— Тебе не холодно? — концом длинного шарфа Фрэнк окутал шею Авы.
— Теперь у нас общая шея. — Она задышала ему в щеку. — И мне ничего не страшно. Даже если зажмуриться и представить самое ужасное… Когда я была девчонкой, мы убежали в чужой овраг искать волшебные круглые голыши и там заблудились. Было очень холодно. Мы — я, мои братья и старшая сестра, знали, конечно, что нас найдут, но начало темнеть, а за нами никто не приходил… Было так жутко! Потом мы забирались туда нарочно, воображали темную ночь и всяческих чудищ… А Билли Длинный учил нас ругательствам! Его отец вернулся из тюрьмы и знал много такого!
— Ну уж виртуозней нашего красавчика Бено в Хобокене никто не выражался… Хобокен — дыра, настоящая сточная канава.
— Я тоже не из дворца. Всякое повидала. — Ава всхлипнула, вспомнив, как таскала ее за косы матушка. — Мне даже в кино запрещали бегать. Но я все равно удирала.
— Рассказывай все! — Гладя ее волосы, Фрэнк прижал голову жены к своему плечу. — Сиди смирно и рассказывай. Я же ничего не знаю. Мне совершенно необходимо знать, какой ты была в детстве — веселой или букой, заводилой или тихоней, гоняла с мальчишками или играла в куклы?
— Я была… Конечно же не тихоней. С мальчишками было интересней. Мы облазили все сараи и гаражи, овраги и сеновалы. У меня вечно были обгрызены ногти и разбиты коленки.
— К тебе, конечно, приставали все дворовые герои.
— С ума сошел! Кто бы посмел? Я сильная и дралась не хуже пацанов.
