мог позволить себе роскошь распоясаться, давая волю бешено вскипавшему гневу и врожденной драчливости. Тех, кто позволял себе написать что-то, неугодное певцу, он избивал лично, а позже посылал это делать «своих людей». Только в Австралии зарвавшийся сицилиец получил отпор. После пресс- конференции, во время которой звезда назвал представлявших прессу мужчин идиотами, а женщин дешевыми шлюхами, австралийцы объявили ему молчаливый бойкот. Служащие отелей и официанты упорно смотрели мимо, когда он к ним обращался, таксисты уезжали у него из-под носа, а сотрудники аэропорта отказались залить бензин в его личный самолет. В результате прервавшая гастроли звезда с позором покатилась восвояси после личного вмешательства членов австралийского правительства.
Лану Тернер Синатра терпеть не мог со времен их давнего блиц-романа. Упоминание ее имени рядом с именем Авы и намеки на причастность Гарднер к мафиозным делам приводили Фрэнка в бешенство. Который раз он говорил себе: «Развод, и немедля!» Но что-то снова мешало осуществить эти намерения.
«Бывает, расстояние спасает. Но не пытайся время обмануть»
Новая большая роль — герцогини Альбы в историке-биографическом фильме о художнике Гойе «Обнаженная Маха» — словно была написана для Гарднер. Сценарист и режиссер Генри Костер постарался раскрыть во всем блеске красоту и драматические возможности актрисы. В яркой постановочной картине Гарднер создала образ умной, сильной, страстной женщины с трагической судьбой. Свободолюбивая, бесстрашная герцогиня подчиняла своему влиянию всех — даже испанского короля. Полюбив Гойю, она нашла в себе силы отказаться от собственного счастья ради того, чтобы спасти художника от инквизиции.
Она была дивно хороша на экране — женщина-мечта, аристократка, повелительница. Мужчины умирали ради нее, она умирала ради своих избранников, полная огня и темперамента. Это в кино. В реальности получалось совсем по-иному. Ради надменной и страстной красавицы мужчины были готовы пойти на все. Но дальше… Дальше следовало неизбежное разочарование. Взбалмошная, непредсказуемая, эгоистичная, она оказывалась не способной дать ни душевного тепла, ни человеческой привязанности, ни надежности. Роскошная партнерша в бурных страстях и бесшабашных загулах, Ава все чаще оставалась одна.
Она устала от Мадрида. Фламенко и смуглые красавцы-тореро уже не вызывали в ней ничего, кроме раздражения. Решив круто изменить жизнь, Ава переехала в Лондон, где купила викторианский дом в Кенсингтоне.
— Это единственное место на земле, где можно гулять незамеченной, — объявила актриса репортерам.
— Но ведь в Лондоне нет солнца и все время идет дождь! — возразили ей.
— А на что мне солнце? Я его и так никогда не вижу. Днем я сплю. Ночь — вот моя подружка. Ребенком я боялась темноты и плакала. Теперь все по-другому. Мне нравится лондонская погода. Такой чудный накрапывающий дождь… он меня успокаивает. Покой — вот что мне сейчас нужно.
И верно — все время моросит дождь, асфальт под окнами жирно лоснится, крыши припаркованных у тротуара авто усеяны дрожащими каплями. Окна с другой стороны квартиры выходят в сквер. Там тоже дождь, каплями унизаны ветки деревьев и кустов. Лишь ярко зеленеющие мокрые туи напоминают о лете. С бокалом в руке Ава ходит по новой квартире, примериваясь, как будет здесь проводить время одна, как состарится, сидя у камина. А однажды, в дождливый вечер, откроется дверь. Мужчина в светлом плаще подаст ей мокрый зонт и скажет:
— Давай стариться вместе!
Впрочем, это из какого-то фильма. Из… черт знает, как он назывался… Ава выпила, забросила в рот пригоршню воздушной кукурузы. Мельком взглянула в зеркальную дверцу шкафа: вполне хороша. Да, еще вполне. Особенно в полутьме. Герцогиня Альба. Королева. Интересно, Фрэнк видел «Маху»? Жаль, что пуританские нравы в кино не позволили показать ее наготу. Формы получше, между прочим, чем у этой прославленной Альбы. «Богиня, богиня…» И что из этого? Есть деньги, есть известность, поклонников полно — только свистни. Так в чем же дело? В солнечной Испании тоска сжимала горло, словно камень проглотила. Сбежала сюда. Пестрый карнавал всякого прикормленного сброда уже не кружит перед глазами, никто не поет серенады и не кидается на колени, чтобы признаться в любви. Привратник, садовник, продавщицы в ближайших магазинчиках и не заметят, если однажды миссис Гарднер не станет. И все время тоска — неотступная, зудящая. То требующая выхода, то накрывающая глухим ватным покровом. Что-то не так… что-то не так… Чужие вещи, чужая жизнь. Ты потерялась, Люси Джонсон… А где-то стоит твой домик, светясь вечерами мандариновыми теплыми окнами, и маленькая девочка, взобравшись на подоконник, смотрит в темноту. Или это мальчик? Пожалуй, мальчишка даже лучше. Он глядит на ночь за окном, на мириады звезд в бархатном небе… А в уютной комнате голубоглазый мужчина тревожно посматривает на телефон. Они все ждут. Ждут: вот разжалобится кто-то там — свыше, и поставит все на свои места. Мальчик кинется к ней по росистой траве: «Мама! Я есть хочу. Ты обещала сделать пончики с медом!» — И обнимет ее колени, уткнувшись мордашкой в юбку. Промычит: «Папе без тебя скучно…»
…Затрещал телефон. Он здесь дребезжал довольно противно, с некой британской брюзгливостью. Ава вздрогнула. Надо сменить аппарат.
— Хелло! — призывно воскликнула она, но, узнав голос в трубке, разочарованно вздохнула. Режиссер. Увы, Ава ждала другого.
— Малышка, говорят, ты там грустишь в одиночестве? Может, даже анализируешь прожитое, размышляешь о смысле жизни? — насмешливо поинтересовался Стенли Крамер. — Если так, могу предложил тебе отличную роль. Представь: ядерная война уничтожила все живое на земном шаре. Горстка лю — дей, оставшихся на австралийском материке, обречена на гибель — радиоактивное облако приближается с каждым днем. Прекрасная женщина еще молода, полна сил. Она отчаянно хочет жить, любить, она готова стать другой — эта взбалмошная, легкомысленная и сексапильная сучка. Но поздно. Кругом — только смерть. Понимаешь, поздно!
— О, это я как раз понимаю… — Ава вздрогнула от внезапного озноба. Это что, судьба наколдовала или ей снится? Она замерла, боясь спугнуть «сон».
— Эй, ты что там, спишь? — подул в трубку Стенли.
— Скорее, умираю… Твоя история как раз по мне, Стенли. Говенная история! И весь этот гребаный мир — помойка. Я знаю, на каком лексиконе с ним говорить… Когда планируете запускать?
— Чем скорее, тем лучше. Этот замысел не дает мне покоя. Словно и впрямь на носу вселенская катастрофа. Мы должны ее предотвратить, Ава! — Он засмеялся.
Она ответила серьезно:
— О'кей! Предотвратим, раз уж больше некому.
Роль Мойры в фильме «На последнем берегу» стала одной из лучших киноработ Гарднер, хотя и находилась вне основного, «царственного», амплуа актрисы.
В этой трагической ленте она создала образ светской красавицы, бессмысленно растратившей жизнь на ничтожные флирты, общение с мелкими людьми. На пороге надвигающейся смерти Мойра Дэвидсон мучительно осознает пустоту прожитого. Она судорожно пытается наверстать упущенное, испытать цельность сильного чувства, но на это, увы, у нее уже не осталось времени. Красота Мойры не хочет умирать, молит о сострадании и любви, но душа бунтует резко и грубо — бесконечные выпивки, истерики, скандальные сцены. Гарднер предстала в ином амплуа — измученная, отчаявшаяся, сходящая с ума от ужаса приближающегося конца, Мойра оказалась самым ярким персонажем этой страшной истории о конце света. Критики с восторженным уважением подчеркивали тот факт, что в ленте Крамера появилась неизвестная Гарднер, более сильная и глубокая, чем в прежних ролях.
Неудивительно: ведь именно в этой картине более чем где-либо она была настоящей — смятенной, загнанной в угол отчаянием. А «последним берегом» Авы, за который она держалась с тоской обреченного, как ни крути, оставался Фрэнк. Увы, было поздно и невозможно. Понимать и делать — не одно и то же.
