поверенного на месте. И застал.
— Какими судьбами, Квилл?
— Ходят странные слухи о наследстве Ледфилдов. Предлагаешь дождаться завтрашней газеты?
— Садись, я удовлетворю твоё любопытство. Все очень просто. Бывшая средняя школа будет отныне Музыкальным центром Ледфилдов: уроки, прослушивания, репетиции и так далее, и все под руководством дядюшки Луи, Луи Мак-Леода… Коллекция дикой фауны будет перевезена в город, поближе к школьникам… В Старой усадьбе устроят Музей искусств и антиквариата, экскурсии будут водить специально обученные гиды из числа волонтеров. Плату за вход сделают весьма внушительной, чтобы отвадить зевак. Натан всегда считал, что такие посещения должны воспитывать.
— Хорошо, — оценил программу Квиллер. — Но ходят слухи, что часть наследства уйдет за пределы штата.
— Вот оно что! Ты успел поболтаться по кофейням, Квилл.
Поговорив с Бартом, Квиллер оставил свою машину на стоянке и пошёл в редакцию газеты.
— Заглянул узнать, как дела, — объяснил он главному редактору.
— С завтрашнего дня начнём работать в нормальном режиме, — сообщил Джуниор. — Ты напишешь колонку к пятнице?
— Да. О «великих ушедших» — о Ледфилдах.
— Завещание будет оглашено завтра. Оно может стать настоящей сенсацией. Род Ледфилдов уходит корнями в девятнадцатый век, когда владельцы шахт сколачивали состояния, не платя подоходного налога. А потом у них был ещё целый век, чтобы с выгодой вложить средства, так что они, знаешь ли, весьма состоятельны. Вопрос, не уплывут ли их деньги из Мусвилла, остается открытым. Завтра даем целый разворот.
Соседи Квиллера по Индейской Деревне полагали, что раз уж он перебрался в «Ивы» из амбара, то останется здесь на зиму.
Конечно, тут у него было много друзей и много дел в клубе, но дом никак не мог сравниться с амбаром. Особенно по части акустики, а Квиллеру как-никак предстояло прослушать множество дисков Ледфилдов. И вообще, сколь ни странно, амбар позволял вести загородную жизнь в городе летом, а домик в «Ивах» — городскую жизнь за городом зимой.
Квиллер всё это взвешивал, пока кошки поглощали свой обед.
«Что делать, Коко? — спросил он. — Остаться здесь до весны или сейчас же переехать в амбар?»
Коко проглотил кусок, несколько раз облизнулся, а потом громко и внятно произнес: «Иа-ау!»
Итак, Квиллер и сиамцы вернулись в амбар — к просторам вокруг каминного куба, антресолям, лестницам, пандусам и удивительной акустике.
По прибытии кошки первым делом проверили свои миски под кухонным столом, а потом наведались в апартаменты на верхнем полуэтаже. Юм-Юм нашла свой серебряный наперсток. Коко вспомнил прежнее хобби — бомбой падать с антресолей на диванные подушки.
Пикакс ликовал.
Во-первых, в бывшей средней школе основали Музыкальный центр, где молодые люди имели возможность брать уроки игры на фортепьяно и вокала у преподавателей, приезжающих из Локмастера. Студенческий ансамбль мог репетировать там, никого не беспокоя. Дядюшка Луи организовал хор, и ходили разговоры о постановке комической оперы «Микадо».
Заброшенный склад приспособили под Музей живой природы, и принадлежавшие Ледфилдам чучела птиц и животных поместили в интерьеры, разработанные театральным декоратором.
Что касается Старой усадьбы, она идеально подошла для Музея искусств и антиквариата. Волонтеры из лучших семей стали гидами. В каждой комнате свежие цветы… Раскрытая партитура шопеновского «Блестящего полонеза» на «стейнвее» Дорис и на пюпитре Натана (его «Страдивари», правда, хранился под замком).
Желающим заплатить за входной билет пятьсот долларов рассылались программки. Гиды готовы провести их по дому и все им показать.
А потом — спустя шесть месяцев после кончины Натана и Дорис — в поместье Ледфилдов… разорвалась бомба!
Глава девятнадцатая
После зловещего и мрачного урагана, несчастного случая на мосту через Кровавый ручей и загадочного убийства Ледфилдов — после всего этого Квиллер и Полли обрадовались приглашению Райкеров на воскресный обед.
— Это будет меньше, чем обед, — предупредила Милдред, — но больше, чем ланч.
Квиллер принёс бутылку горячительного, а Полли подарила Милдред шарф из шифона с мраморным рисунком, выполненным местным художником.
— Какой необычный рисунок! — воскликнула Милдред. — И шелк легкий как перышко.
Полли сказала:
— Он такой легкий, что я попросила взвесить его на аптечных весах. Пришлось обмотать его резиновым жгутом, чтобы не улетел. Аптекарь сказал, что шарф весит одиннадцать с половиной граммов!
— Если его скатать, он поместится в рюмке, — вставил Арчи.
Затем разговор перешёл на историю с первой полосы пятничного номера: анонимный даритель выдал окружной комиссии по строительству дорог чек на крупную сумму, чтобы привести мост через Кровавый ручей в соответствие со стандартами безопасности.
— Все интересовались личностью дарителя, — сказал Арчи, — но пресс-релиз был получен от правоохранительных органов, и непременным условием ставилась секретность.
Так что никто ни то что не пришел ни к каким выводам, но даже не пытался прийти. Все сожалели о Лиз Харт… и злились на власти за халатность.
Каждый из четверых после урагана и других страшных событий по-своему восстанавливал душевное равновесие. Полли звонила друзьям. Милдред готовила к печати поваренную книгу. Всякий мог догадаться, как коротал время Арчи. Что до Квиллера, то он в дождливые дни, как всегда, продирался сквозь «Известные изречения» Бартлетта.[26]
И теперь, желая проэкзаменовать других, он спросил:
— А знаете ли вы, кто такой Джилетт-Бёрджес?
Все в унисон ответили:
— «Я никогда не видел пурпурной коровы»!
— Правильно! Он обладал многими талантами, но помнят его, вот уже сто лет, за бессмысленные стихи. На прошлой неделе я обнаружил продолжение!
Уступая нетерпеливым выжидательным взглядам, он продекламировал:
Слушатели зааплодировали.
Арчи сказал, что лично он предпочёл бы, чтобы его вспоминали как автора «Пурпурной коровы», чем
