Вздымает к небесам и пенит гребни волнНе ветер, а Нептун, угрюмой злобы полн;Не эхо — звук пустой — звенит, призывам вторя,—То по Нарциссу плач подъемлет нимфа в горе.Прекрасных вымыслов плетя искусно нить,Эпический поэт их может оживитьИ, стройность им придав, украсить своевольно:Невянущих цветов вокруг него довольно.Узнай мы, что Эней застигнут бурей былИ ветер к Африке его суда прибил,Ответили бы мы: «Чудесного здесь мало,Судьба со смертными еще не так играла!»Но вот мы узнаем, что Трои сыновейЮнона не щадит и средь морских зыбей;Что из Италии, покорствуя богине,Эол их гонит вдаль по яростной пучине;Что поднимается Нептун из бездны водИ снова тишина на море настает, —И мы волнуемся, печалимся, жалеем,И грустно под конец расстаться нам с Энеем.Без этих вымыслов поэзия мертва,Бессильно никнет стих, едва ползут слова,Поэт становится оратором холодным,Сухим историком, докучным и бесплодным.Неправы те из нас, кто гонит из стиховМифологических героев и богов.Считая правильным, разумным и приличным,Чтоб уподобился господь богам античным.[57]Они читателей все время тащат в ад,Где Люцифер царит и демоны кишат…Им, видно, невдомек, что таинстваХристовы Чуждаются прикрас и вымысла пустогоИ что писание, в сердца вселяя страх,Повелевает нам лишь каяться в грехах!И так, благодаря их ревностным стараньям,Само евангелье становится преданьем!Зачем изображать прилежно сатану,Что с провидением всегда ведет войнуИ, бросив тень свою на путь героя славный,С творцом вступает в спор, как будто с равным равный?Я знаю, что в пример мне Тассо[58] приведут.Критиковать его я не намерен тут, Но даже если впрямь достоин Тассо лести,Своей Италии он не принес бы чести,Когда б его герой с греховного путиВсе время сатану старался увести,Когда бы иногда не разгоняли скукиРинальдо и Танкред[59], их радости и муки.Конечно, тот поэт, что христиан поет,Не должен сохранять язычества налет[60],Но требовать, чтоб мы, как вредную причуду,Всю мифологию изгнали отовсюду;Чтоб нищих и владык Харон в своем челнеНе смел перевозить по стиксовой волне;Чтобы лишился Пан пленительной свирели,А парки — веретен, и ножниц, и кудели, —Нет, это ханжество, пустой и вздорный бред,Который нанесет поэзии лишь вред!Им кажется грехом в картине иль поэмеИзображать войну в блестящем медном шлеме,Фемиду строгую, несущую весы,И Время, что бежит, держа в руке часы!Они — лишь дайте власть — объявят всем поэтам,Что аллегория отныне под запретом!Ну что же! Этот вздор святошам отдадим, А сами, не страшась, пойдем путем своим:Пусть любит вымыслы и мифы наша лира, —Из бога истины мы не творим кумира,Преданья древности исполнены красот.Сама поэзия там в именах живетЭнея, Гектора, Елены и Париса,Ахилла, Нестора, Ореста и Улисса.Нет, не допустит тот, в ком жив еще талант,Чтобы в поэме стал героем — Хильдебрант[61]!Такого имени скрежещущие звукиНе могут не нагнать недоуменной скуки.Чтоб вас венчали мы восторженной хвалойНас должен волновать и трогать ваш герои.От недостойных чувств пусть будет он свободенИ даже в слабостях могуч и благороден!Великие дела он должен совершатьПодобно Цезарю, Людовику под стать,Но не как Полиник и брат его, предатель:He любит низости взыскательный читатель.[62]Нельзя событьями перегружать сюжет;Когда Ахилла гнев Гомером был воспет,Заполнил этот гнев великую поэму.Порой излишество лишь обедняет тему.