славно! – отозвался Стравинский. – Это резоннейший вопрос. Теперь я скажу вам, что, собственно, с вами произошло. Поймите, что вас вчера кто-то сильно напугал и расстроил. Как мож но вам, изнервничавшемуся, издерганному человеку, бегать по городу, да еще рассказывая про Понтия Пилата? Совершенно естествен но, что вас принимают за сумасшедшего. Ваше спасенье сейчас толь ко в одном – в покое. Вам непременно нужно остаться здесь и очень отдохнуть…
– Но его необходимо поймать! – уже моляще воскликнул Иван.
– Хорошо-с. Ну, а самому-то зачем же бегать? Изложите на бумаге все ваши подозрения и обвинения против этого человека. Ничего нет проще, как переслать ваше заявление куда следует, и если мы действительно имеем дело с преступлением, как вы думаете, все это выяснится очень скоро. Но только одно условие: не напрягайте го ловы и старайтесь не думать о Понтии Пилате. Мало ли что можно рассказать о Пилате! Не всему же надо верить.
– Понял, – решительно заявил Иван, – прошу выдать мне бумагу и перо.
– Выдайте бумагу и карандаш, – приказал Стравинский толстой женщине, а Ивану сказал так: – Но сегодня советую не писать…
– Нет, нет, сегодня же, непременно сегодня, – встревоженно вскричал Иван.
– Ну хорошо. Только не напрягайте мозг. Не выйдет сегодня, зав тра выйдет.
– Он уйдет! – жалобно воскликнул Иван.
– О нет, – уверенно возразил Стравинский, – он никуда не уйдет, ручаюсь вам. И помните, что здесь вам помогут всемерно, а без это го у вас ничего не выйдет. Вы меня слышите? – вдруг многозначи тельно сказал Стравинский и завладел обеими руками Ивана Нико лаевича. Взяв их в свои, он, долго в упор глядя в глаза Ивану, повто рял: – Вам здесь помогут… вы слышите меня… вам здесь помогут… вы получите облегчение… да вы уже и чувствуете его!
Иван Николаевич неожиданно зевнул, выражение лица его смяг чилось.
– Да, – тихо сказал он.
– Ну вот и славно! – по своему обыкновению заключил беседу Стравинский и поднялся. – До свиданья! – Он пожал руку Ивана и, повернувшись к тому, что был с бородкой, сказал, уже выходя: – Да, а инсулин можно попробовать дня через три.
Через несколько мгновений перед Иваном не было ни Стравин ского, ни свиты. За сеткой в окне в полуденном солнце красовался на том берегу бор, а поближе сверкала река.
Глава IX КОРОВЬЕВСКИЕ ШТУКИ
Никанор Иванович Босой, председатель жилищного товарищества в том самом доме, где проживал покойный Крицкий, находился в страшнейших хлопотах начиная с предыдущей полуночи.
В полночь эту приехала комиссия, вызвала Никанора Ивановича, сообщила ему о гибели Крицкого и вместе с ним отправилась в квар тиру № 50 для осмотра и опечатания рукописей покойного.
Это и было произведено в отсутствие Груни, которая приходила в квартиру только днем, и легкомысленного Степы Лиходеева, нахо дившегося, как мы уже знаем, на даче у Хустова.
Комиссия объявила Никанору Ивановичу, что жилплощадь по койного, то есть бывшие ювелиршины гостиная и кабинет, перехо дят в распоряжение жилтоварищества, а вещи его подлежат хране нию на указанной жилплощади.
Никанор Иванович тут же ночью запечатал два шкафа, в одном из ко их находились книги покойника, а в другом – его белье и два костюма.
Весть о гибели Крицкого распространилась по всему дому со сверхъестественной быстротою, и с семи часов утра к Босому нача ли звонить по телефону, а затем и приходить с заявлениями лица, просящие им передать жилплощадь покойника.
В течение двух часов Никанор Иванович принял тридцать два та ких заявления.
В них заключались и мольбы, и угрозы, и кляузы, и доносы, и обе щания произвести ремонт на свой счет, и указания на несносную тес ноту, и указания на невозможность жить с бандитами в одной квар тире. В числе прочего было потрясающее по художественной силе описание безобразий, творящихся в квартире № 31, два обещания покончить жизнь самоубийством и одно признание в тайной бере менности.
Никанора Ивановича вызывали в переднюю, хватали за рукава и шептали что-то, и подмигивали, и обещали не остаться в долгу.
Мука эта продолжалась до начала первого часа дня, когда Ника нор Иванович просто сбежал из своей квартиры в помещение прав ления у ворот, но когда увидел, что и там его уже подкарауливали, ушел и оттуда. Кое-как отбившись от тех, что шли за ним по пятам че рез асфальтовый двор, Никанор Иванович скрылся в шестом подъ езде и поднялся в четвертый этаж, где и находилась эта проклятая квартира № 50.
Отдышавшись на площадке, тучный Никанор Иванович позво нил, но ему никто не открыл. Он позвонил еще раз и еще раз, начал ворчать и ругаться. Не открыли. Тогда терпение Никанора Иванови ча лопнуло, и он, достав из кармана связку дубликатов ключей, при надлежавших правлению, властной рукою открыл дверь и вошел.
– Домработница! – прокричал Никанор Иванович. – Как тебя? Груня, что ли? Тебя нету?
Никто не отозвался.
Тогда Никанор Иванович вынул складной метр и шагнул из полу темной передней в кабинет Крицкого.
Шагнуть-то он шагнул, но остановился в изумлении и даже вздрогнул.
За столом покойного сидел неизвестный, тощий и длинный граж данин в клетчатом пиджаке, в жокейской шапочке и в пенсне с трес нувшим стеклом.
– Вы кто такой будете, гражданин? – испуганно спросил Никанор Иванович.
– Ба! Никанор Иванович, – заорал дребезжащим тенором нео жиданный гражданин и, вскочив, приветствовал председателя на сильственным и внезапным рукопожатием.
Приветствие это ничуть не обрадовало Никанора Ивановича.
– Я извиняюсь, – заговорил он подозрительно, – вы кто такой будете? Вы – лицо официальное?
– Эх, Никанор Иванович! – задушевно воскликнул неизвестный, в котором Иван Николаевич немедленно, конечно, узнал бы погано го регента. – Что такое «официальное» лицо или «неофициальное»! Все это зависит от того, с какой точки зрения смотреть на это, все это условно и зыбко. Сегодня я неофициальное лицо, а завтра, гля дишь, официальное! А бывает, Никанор Иванович, и наоборот!
Объяснение это ни в какой степени не удовлетворило председате ля. Будучи по природе подозрительным, он заключил, что разгла гольствующий перед ним гражданин лицо неофициальное и, пожа луй, праздное.
– Да кто вы такой будете? Как ваша фамилия? – все суровее спра шивал председатель и даже стал наступать на неизвестного.
– Фамилия моя, – ничуть не смущаясь суровостью председателя, отозвался гражданин, – ну, скажем, Коровьев. Да не хотите ли заку сить? Без церемоний? А?
– Я извиняюсь, – уже негодуя, заговорил Никанор Иванович. – Какие тут закуски! (Нужно признаться, хоть это и неприятно, что Никанор Иванович был по натуре грубоват.) – На половине покой ника сидеть не разрешается! Вы что здесь делаете?
– Да вы присаживайтесь, Никанор Иванович! – опять-таки не смущаясь орал гражданин и заюлил, предлагая председателю кресло.
Совершенно освирепев, Никанор Иванович кресло отверг и за вопил:
– Да кто вы такой?
– Я, изволите ли видеть, состою переводчиком при особе ино странца, имеющего резиденцию в этой квартире, – отрекомендо вался назвавший себя Коровьевым и шаркнул рыжим нечищеным ботинком.
Никанор Иванович открыл рот. Наличность какого-то иностран ца, да еще с переводчиком, в этой квартире являлась для него совер шеннейшим сюрпризом, и он потребовал объяснений.
Переводчик охотно объяснился. Господин Воланд, артист, был любезно приглашен директором Кабаре Степаном Богдановичем Лиходеевым провести время своих гастролей, примерно недельку, у него в квартире, о чем он еще вчера написал Никанору Ивановичу, с просьбой прописать иностранца временно, пока он сам не съездит во Владикавказ.
– Ничего он мне не писал, – сказал в изумлении председатель.
– А вы поройтесь у себя в портфеле, Никанор Иванович, – слад ко предложил Коровьев.
Никанор Иванович, пожимая плечами, открыл портфель и, к ве личайшему своему удивлению, обнаружил в нем письмо Лиходеева.
– Как же это я про него забыл? – тупо глядя на вскрытый кон верт, пробормотал Никанор Иванович.
– То ли бывает, Никанор Иванович! То ли бывает, – затрещал Коровьев, – рассеянность, рассеянность, дорогой наш друг Никанор Иванович! Я сам рассеян до ужаса. Как-нибудь за рюмкой я вам рас скажу несколько фактов из моей жизни, вы обхохочетесь!
– Когда же он едет во Владикавказ? – озабоченно спросил пред седатель.
– Да он уже уехал, уехал! – закричал переводчик. – Он, знаете ли, уж катит черт знает где! – И тут переводчик замахал руками, как мельничными крыльями.
Никанор Иванович заявил, что ему необходимо лично повидать иностранца, но получил отказ: никак невозможно. Занят. Дрессиру ет кота.
– Кота, ежели угодно, могу показать, – любезно предложил Коровьев.
От этого, в свою очередь, отказался Никанор Иванович, а пере водчик тут же сделал председателю неожиданное, но весьма инте ресное предложение.
Ввиду того, что господин Воланд нипочем не желает жить в гос тинице, а жить привык просторно, то вот, не сдаст ли жилтоварищество на недельку, пока будут продолжаться гастроли Воланда в Моск ве, всю квартиру, то есть и комнаты покойника?
– Ведь ему безразлично, покойнику-то, – сипел шепотом Коровьев, – ему теперь, сами согласитесь, квартирка ни к чему…
Никанор Иванович в некотором недоумении возразил, что, мол, иностранцам полагается жить в «Метрополе», а вовсе не на частных квартирах…
– Говорю вам, капризен, как черт знает что! – зашипел Коровьев. – Ну не желает. Не любит гостиниц. Вот они у меня где сидят, эти интуристы, –
