утоплюсь».
Мысль о том, что она придет домой и навсегда останется наедине со своим сном, показалась ей нелепой, больной, нестерпимой.
– Сядьте, – повелительно сказал Воланд.
Маргарита села.
– Что-нибудь хотите сказать на прощание? – спросил Воланд.
– Нет, ничего, мессир, – голос Маргариты прозвучал гордо, – впро чем, если я нужна еще, то я готова исполнить все, что надобно. – Чувст во полной опустошенности и скуки охватило ее. «Фу, как мерзко все».
– Вы совершенно правы! – гулко и грозно сказал Воланд. – Ни когда ни о чем не просите! Никогда и ничего и ни у кого. Сами пред ложат! Сами!
Потом он смягчил голос и продолжал:
– Мне хотелось испытать вас. Итак, Марго, чего вы хотите за то, что сегодня вы были у меня хозяйкой? Что вы хотите за то, что были нагой? Чего стоит ваше истерзанное поцелуями колено? Во что це ните созерцание моих клиентов и друзей? Говорите! Теперь уж без стеснений: предложил я!
Сердце замерло у Маргариты, она тяжело вздохнула.
– Вот шар, – Воланд указал на глобус, – в пределах его. А? Ну, сме лее! Будите свою фантазию. Одно присутствие при сцене с этим от петым негодяем бароном стоит того, чтобы человека наградили как следует. Да-с?
Дух перехватило у Маргариты, и она уже хотела выговорить за ветные, давно хранимые в душе слова, как вдруг остановилась, даже раскрыла рот, изменилась в лице.
Откуда-то перед мысленными глазами ее выплыло пьяное лицо Фриды и ее взор умученного вконец человека.
Маргарита замялась и сказала спотыкаясь:
– Так я, стало быть, могу попросить об одной вещи?..
– Потребовать, потребовать, многоуважаемая Маргарита Нико лаевна, – ответил Воланд, понимающе улыбаясь, – потребовать од ной вещи!
Маргарита заговорила:
– Я хочу, чтобы Фриде перестали подавать тот платок, которым она удушила своего ребенка, – и вздохнула.
Кот послал Коровьеву неодобрительный взгляд, но, очевидно, помня накрученное ухо, не промолвил ни слова.
– Гм, – сказал Воланд и усмехнулся, – ввиду того, что возмож ность получения вами взятки от этой Фриды совершенно, конечно, исключена, остается обзавестись тряпками и заткнуть все щели в мо ей спальне!
– Вы о чем говорите, мессир? – изумилась Маргарита.
– Совершенно с вами согласен, мессир, – не выдержал кот, – именно тряпками! – Он с раздражением запустил лапу в торт и стал выковыривать из него апельсинные корки.
– О милосердии говорю, – объяснил Воланд, не спуская с Марга риты огненного глаза, – иногда совершенно неожиданно и коварно оно пролезает в самые узкие щели. Вот я и говорю о тряпках!
– И я об этом же говорю! – сурово сказал кот и отклонился на всякий случай от Маргариты, прикрыв вымазанными в розовом кре ме лапами свои острые уши.
– Пошел вон! – сказал ему Воланд.
– Я еще кофе не пил, – ответил кот, – как же я уйду? Неужели, мессир, в предпраздничную ночь гостей за столом у нас разделят на два сорта? Одни – первой, а другие, как выражался этот печальный негодяй-буфетчик, второй свежести?
– Молчи! – сказал Воланд и обратился к Маргарите с вежливой улыбкой: – Позвольте спросить, вы, надо полагать, человек исклю чительной доброты? Высокоморальный человек?
– Нет! – с силой ответила Маргарита. – И так как я все-таки не настолько глупа, чтобы, разговаривая с вами, прибегать ко лжи, ска жу вам со всею откровенностью: я прошу у вас об этом потому, что, если Фриду не простят, я не буду иметь покоя всю жизнь. Я понимаю, что всех спасти нельзя, но я подала ей твердую надежду. Так уж вы шло. И я стану обманщицей.
– Ага, – сказал Воланд, – понимаю.
А кот, закрывшись лапой, что-то стал шептать Коровьеву.
– Так вы сделаете? – спросила неуверенно Маргарита.
– Ни в каком случае, – ответил Воланд.
Маргарита побледнела и отшатнулась.
– Я ни за что не сделаю, – продолжал Воланд, – а вы, если вам угодно, можете сделать сами. Пожалуйста.
– Но по-моему исполнится?
Азазелло вытаращил иронически кривой глаз на Маргариту, по крутил рыжей головой и тихо фыркнул.
– Да делайте же! Вот мучение, – воскликнул Воланд и повернул глобус, бок которого стал наливаться огнем.
– Фрида! – крикнул пронзительно кот.
Дверь распахнулась, и растрепанная, нагая, без всяких признаков хмеля женщина с исступленными глазами вбежала в комнату и про стерла руки к Маргарите. Та сказала:
– Прощают тебя. Платок больше подавать не будут.
Фрида испустила вопль, упала на пол и простерлась крестом пе ред Маргаритой. Воланд досадливо махнул рукой, и Фрида исчезла.
– Прощайте, благодарю вас, – твердо сказала Маргарита и под нялась, запахнув халат.
– По улице в таком виде идти нельзя. Сейчас дадим вам машину, – сказал Воланд сухо и затем добавил: – Поступок ваш обличает в вас патологически непрактичного человека. Пользоваться этим мы счи таем неудобным, поэтому Фрида не в счет. Говорите, что вы хотите?
– Драгоценное сокровище, Маргарита Николаевна! – задребез жал Коровьев. – На сей раз советую вам быть поблагоразумнее! А то фортуна может ускользнуть!
– Верните мне моего любовника, – сказала Маргарита и вдруг за плакала.
– Маргарита Николаевна! – запищал Коровьев в отчаянии.
– Нет, не могу! – возмущенно отозвался кот и выпил объемистую рюмку коньяка.
Занавеска на окне отодвинулась, и далеко на высоте открылась полная луна. От подоконника на пол упал зеленоватый платок ноч ного света. Сидящие, на лицах которых играл живой свет свечей, по вернули головы к лунному косому столбу. В нем появился ночной Иванушкин гость, называющий себя мастером.
Он был в своем больничном одеянии, в халате, туфлях и черной шапочке. Небритое лицо его дергало гримасой, он пугливо косился на огни свечей.
Маргарита узнала его, всплеснула руками, подбежала и обняла. Она целовала его в лоб, в губы, прижималась к колючей щеке, и сле зы бежали по ее лицу.
Она произносила только одно слово:
– Ты… ты…
Мастер отстранил ее наконец и сказал глухо:
– Не плачь, Марго. Я тяжко болен.
Он ухватился за подоконник рукою, оскалился, всматриваясь в сидящих, и сказал:
– Мне страшно, Марго. У меня галлюцинация.
Маргарита подтащила его к стулу, усадила и, гладя плечи, шею, ли цо, зашептала:
– Ничего, ничего не бойся. Я с тобою. Не бойся ничего.
Коровьев ловко и незаметно подпихнул к Маргарите второй стул, и она опустилась на него, обняла пришедшего за шею, голову поло жила на плечо и так затихла, а мастер опустил голову и стал смот реть в землю больными угрюмыми глазами. Наступило молчание, и первый прервал его Воланд.
– Да, хорошо отделали человека, – проговорил он сквозь зубы и приказал Коровьеву: – Дай-ка, рыцарь, ему выпить.
Через секунду Маргарита дрожащим голосом просила мастера:
– Выпей, выпей… Нет, нет. Не бойся. Тебе помогут, за это я руча юсь. Сразу, сразу пей!
Больной взял стакан и выпил содержимое. Рука его дрогнула, и пустой стакан разбился у ее ног.
– К счастью! К счастью, милейшая Маргарита Николаевна! К счастью, – зашептал трескучий Коровьев.
Маргарита с ложечки кормила мастера икрой. Лицо его менялось по мере того, как он ел, порозовели скулы, и взор стал не так дик и беспокоен.
– Но это ты, Марго? – спросил он.
– Я! Я! – ответила Маргарита.
– Еще, – строго сказал Воланд.
Коровьев подал Воланду стакан, и Воланд бросил в него щепотку какого-то черного порошка. Больной выпил поданную ему жидкость и глянул живее и осмысленнее.
– Ну вот, это другое дело, – сказал Воланд, прищурившись, – те перь поговорим. Кто вы такой? – обратился он к пришедшему.
– Я теперь никто, – ответил оживающий больной, и улыбка ис кривила его рот.
– Откуда вы сейчас?
– Из дома скорби. Я – душевнобольной, – ответил пришелец.
Маргарита заплакала и проговорила сквозь слезы:
– Он – мастер, мастер, верьте мне! Вылечите его!
– Вы знаете, с кем вы сейчас говорите? – спросил Воланд. – У ко го находитесь?
– Знаю, – ответил мастер, – соседом моим в сумасшедшем доме был Иван Бездомный. Он рассказал мне о вас.
– Как же, как же. Я имел удовольствие встретиться с этим моло дым человеком на Патриарших прудах, – ответил Воланд, – и вы ве рите, что это действительно я?
– Верю, – сказал пришелец, – но, конечно, спокойнее мне было бы считать вас плодом галлюцинаций. Извините меня…
– Если спокойнее, то и считайте галлюцинацией, – вежливо от ветил Воланд.
– Нет, нет, – испуганно обратилась к мастеру Маргарита, – пе ред тобою мессир!
– Это неважно, обаятельнейшая Маргарита Николаевна! – встрял в разговор Коровьев, а кот увязался вслед за ним и заметил горделиво:
– А я действительно похож на галлюцинацию. Обратите внима ние на мой профиль… – Кот хотел еще что-то сказать, но его попро сили замолчать, и он, ответив: – Хорошо, хорошо. Готов молчать. Я буду молчаливая галлюцинация! – замолчал.
– Верно ли, что вы написали роман? – спросил Воланд.
– Да.
– О чем?
– Роман о Понтии Пилате.
Воланд откинулся назад и захохотал громовым образом, но так добродушно и просто, что никого не испугал и не удивил. Коровьев стал вторить Воланду, хихикая, а кот неизвестно зачем зааплодиро вал. Отхохотавшись, Воланд заговорил, и глаз его сиял весельем.
– О Понтии Пилате? Вы?.. В наши дни? Это потрясающе! И вы не могли найти более подходящей темы? Позвольте-ка посмотреть…
– К сожалению, не могу этого сделать, – ответил мастер, – я сжег его в печке…
