попросим мистера Фаланда!
Произнеся всю эту ахинею, Бенгальский отступил на шаг, сцепил обе ладони и стал махать ими в прорез занавеса, который и разошел ся в разные стороны.
Выход мага с его длинным помощником и котом, выступившим из кулис на задних лапах, понравился публике. Прокатился аплодисмент. Коровьев и кот подошли к рампе и раскланялись. Это уже вы звало большой аплодисмент, и сотни лиц заулыбались, глядя на кота.
– Кресло мне, – приказал Фаланд, и в ту же секунду, неизвестно как и каким образом, на сцене появилось большое кресло, в которое и сел замаскированный артист. Развалившись на полинявшей по душке, маг не спешил ничего показывать публике, пораженной появ лением кресла из воздуха. Он огладывал публику, а та не сводила глаз с кота.
Наконец послышались слова Фаланда:
– Скажи мне, Фагот, – осведомился маг у клетчатого гаера, кото рый, очевидно, носил и другое название, кроме «Коровьев», – так это и есть московское народонаселение?
– Точно так, – почтительно ответил Фагот-Коровьев.
– Так, так, так, – отозвался Фаланд, – я, как ты знаешь, давнень ко не видел москвичей… Признаться, некогда было… Надо сказать, что внешне они сильно изменились, как и сам город, впрочем… Не говорю уже о костюмах… Но появились эти трамваи, автомоби ли…
– Троллейбусы! – подсказал Фагот.
– Да… да…
Публика внимательно слушала, полагая, что это словесная прелю дия к магическим фокусам.
Кулисы были полны артистов, между их лицами виднелось блед ное лицо Близнецова.
На физиономии Бенгальского, приютившегося сбоку возле пор тала, замелькало выражение некоторого недоумения, и он чуть-чуть приподнял бровь. Воспользовавшись паузой, он вступил со словами:
– Иностранный артист выражает свое восхищение Москвой, ко торая так изумительно выросла в техническом отношении, а равно также и москвичами.
Бенгальский приятно улыбнулся и потер руки.
Фаланд, клетчатый и кот повернули головы в сторону конфе рансье.
– Разве я выразил восхищение? – спросил маг у Коровьева-Фагота.
– Никак нет, мэтр, вы никакого восхищения не выражали, – поч тительно изгибаясь, доложил клетчатый гаер.
– Так… что же он говорит?
– А он просто соврал, – звучно, на весь зал сообщил клетчатый и, повернувшись к Бенгальскому, прибавил:
– Поздравляю вас, гражданин соврамши!
На галерее рассмеялись, а Бенгальский вздрогнул и выпучил глаза.
– Ну, меня, конечно, не столько интересуют эти автобусы, теле фоны и прочая…
– Аппаратура, – угодливо подсказал клетчатый.
– Совершенно верно, благодарю, – отозвался артист, – сколько более важный вопрос: изменились ли эти горожане внутренно?
– Важнейший вопрос, сударь, – озабоченно подтвердил Фагот.
Тут в кулисах стали переглядываться и пожимать плечами, Бен гальский стоял красный, как рак, но, как бы отгадав тревогу за кули сами, маг сказал снисходительно:
– Но мы, однако, заболтались, дорогой мой, а публика начинает скучать. Покажи ей что-нибудь… простенькое.
Тут зал облегченно шевельнулся. Пять тысяч глаз сосредоточи лись на Коровьеве. Тот немедленно выступил к одному концу рампы, кот перебрался к другому. Клетчатый щелкнул пальцами, залихват ски крикнул:
– Три, четыре!
Тотчас поймал из воздуха атласную колоду карт, стасовал ее и лен той пустил по воздуху, кот немедленно ее поймал, в свою очередь стасовал, выпустил обратно клетчатому. Атласная лента фыркнула, клетчатый раскрыл рот, как птенец, и всю ее, карта за картой, загло тал. А кот раскланялся с партнером, шаркнув задней лапой. Аплодисмент ударил, как залп.
– Класс! – воскликнули за кулисами, потрясенные ловкостью ко та. А Фагот тыкнул пальцем в партер и объявил:
– Колода эта таперича, уважаемые граждане, в седьмом ряду, ме сто 17-е, в боковом кармане, в бумажнике у гражданина Порчевского, между трехрублевкой и повесткой, коей Порчевского вызывают в суд по делу об уплате алиментов гражданке Скобелевой.
В партере зашевелились, стали привставать, и наконец гражда нин, которого точно звали Порчевским, весь пунцовый от изумле ния, извлек из бумажника колоду и стал тыкать ею в воздух, не зная, что с нею делать.
– Пусть она останется у вас на память! – козлиным голосом про кричал Фагот. – Вы не зря говорили вчера, что ваша жизнь в Москве без покера была бы совершенно несносна!
– Стара штука! – раздался голос на галерке. – Это из той же ком пании!
– Вы полагаете? – заорал Фагот, щурясь на галерку сквозь разби тое стеклышко. – В таком случае, она у вас в кармане!
На галерке произошло движение, послышался радостный голос:
– Тут! Тут! Только… стой! Это червонцы!
Головы повернулись к галерке, туда, где кричали. Там смятенный гражданин обнаружил у себя в кармане пачку, перевязанную банков ским способом и с надписью: «Одна тысяча рублей». Соседи навали лись на него, а он начал ковырять обложку пальцем, стараясь до знаться, настоящие ли это червонцы или какие-нибудь волшебные.
– Настоящие! Ей-богу, червонцы! – кричали с галерки.
– Сыграйте и со мною в такую колоду! – весело попросил жен ский голос в ложе.
– Авек плезир, мадам, – отозвался клетчатый, – только почему же с одной вами? Все примут участие! – И скомандовал: – Прошу гля деть в потолок.
Головы поднялись, Фагот рявкнул:
– Пли!
В руке у него оказался пистолет, сверкнуло, бухнул выстрел, и тот час из-под купола, ныряя между нитями подтянутых трапеций, нача ли падать в зал белые бумажки. Они вертелись, их разносило в сто роны, забивало на галерею, откидывало и в оркестр, и на сцену.
Через несколько секунд бумажный дождь, все густея, достиг кре сел, и зрители стали бумажки эти ловить. Сперва веселье, а потом недоумение разлилось во всем театре. Сотни рук поднимались, сквозь бумажки зрители глядели на освещенную сцену и видели са мые праведные, самые верные водяные знаки. Запах также не остав лял никаких сомнений: это был единственный в мире, ни с чем по прелести не сравнимый запах свежеотпечатанных денег.
И слово «червонцы, червонцы» загудело по всему театру, послы шались вскрикивания «ах… ах!..», кой-кто уж ползал в проходе, неко торые стояли ногами на сиденьях, ловили вертлявые бумажки. Один сорвался при этом. На лицах милиции в проходах выражалось тяго стное недоумение, артисты уже без церемонии стали высовываться из-за кулис, Аркадий Аполлонович в ложе мял в руках червонец, стараясь выразить на лице снисходительное отношение к этой шутке фокусников, но оно не получалось как-то.
С галереи вдруг донесся голос: «Ты чего хватаешь? Это моя, ко мне летела!» – и другой голос: «Да ты не толкайся! Я тебя сам так толкану!..» – и грянула плюха, завязалась возня. На галерее появил ся шлем милиционера, слышно было, как кого-то повлекли с галереи вон.
Трое молодых людей в пиджаках с преувеличенными плечами и с бойкими глазами, поминутно почему-то подмигивающими, бес шумно снялись со своих мест и, обменявшись многозначительными какими-то знаками, исчезли из партера, направившись к той двери, которая вела в буфет. Возбуждение разрасталось и неизвестно к че му привело бы, если бы кот внезапно не прекратил денежный дождь, дунув в воздух.
Тут только Бенгальский нашел в себе силы и шевельнулся. Стара ясь овладеть собою, он потер руки и голосом, по возможности звуч ным, заговорил так:
– Итак, граждане, мы с вами видели сейчас случай так называе мого массового гипноза. Чисто научный опыт, как нельзя лучше до казывающий, что никаких чудес не существует. Итак, попросим мосье Фаланда разоблачить нам этот опыт. Сейчас, граждане, вы увидите, как эти якобы денежные бумажки, что у вас у всех в руках, исчезнут так же внезапно, как и появились.
Тут он зааплодировал, но в совершенном одиночестве. На лице при этом у него было выражение уверенности, но в глазах ее не бы ло ни капли, скорее выражалась мольба.
Публике речь Бенгальского не понравилась; наступило полное молчание, которое было прервано клетчатым Фаготом.
– Это опять-таки так называемый случай вранья, – прокричал он козлиным тенором, – бумажки, граждане, настоящие!
– Браво! – восторженно крикнули на галерее.
– Между прочим, этот, – и тут клетчатый нахал указал на Бен гальского, – надоел мне! Суется все время куда его не спрашивают, ложными замечаниями портит сеанс. Что бы с ним такое сделать?
– Голову ему оторвать! – сказал кто-то сурово на галерке.
– Как вы говорите? Ась? – тотчас отозвался Фагот на это безоб разное предложение. – Голову оторвать? Это – идея! Бегемот! – за кричал он коту. – Эйн, цвей, дрей!
И произошла вещь невиданная. Шерсть на черном коте встала дыбом, и он раздирающе мяукнул. Затем прыгнул, как пантера, пря мо на грудь к Бенгальскому, а оттуда на голову, пухлыми лапами вце пился в жидкую шевелюру и в два поворота, дико завывая, сорвал го лову с пухлой шеи.
Две с половиной тысячи человек в кабаре как один вскрикнули. Безглавое тело нелепо загребло ногами и село на пол. Кровь потока ми из растерзанной шеи бежала по манишке и фраку.
Кот передал голову Фаготу, тот за волосы поднял ее и показал пуб лике, и она плаксиво крикнула:
– Доктора!
В партере послышались истерические крики женщин, а на гале рее кто-то невольно рассмеялся.
– Ты будешь всякую чушь собачью [молоть] в другой раз? – гроз но спросил Фагот.
– Не буду! – ответила голова, и слезы покатились из ее глаз.
– Ради бога, не мучьте его! – вдруг на весь театр прозвучал жен ский голос в партере, и видно было, как замаскированный повернул в сторону голоса лицо.
– Так
