окончательно снаряжена.
29 мая я выехал из Верного в 2 часа пополудни со всем своим отрядом, состоявшим из 58 человек, 12 верблюдов и 70 лошадей. Верст двенадцать ехал я до горного отрога, вдающегося мысом в Илийское подгорье. Около мыса на речке Катур-булак я встретил много валунов порфира. Проехав пять верст отсюда, мы переправились через речку Бей-булак, а еще через семь верст достигли прекрасной реки Талгар, переправились через нее, проехали еще четыре версты и остановились на ночлег у подошвы второго мыса, вдающегося в подгорье.
Пока еще не смерклось, я с художником Кошаровым взобрался на вершину этого мыса, и на закате мы насладились очаровательным видом на снежную горную группу, которая после Талгарского пика (Талгарнын-тал-чоку) представляется самой высокой в Заилийском Алатау. Солнце, уже погасшее на других вершинах, мерцало еще своим дивным красноватым блеском на остроконечном пике и спускающихся с него белоснежных скатах. Самого Талгарского пика за этой исполинской группой белков не было видно. Когда я спускался вниз по крутому логу, то встретил в нем берлогу крупного зверя, вероятно медведя.
Берега притока Талгара, на котором мы расположились на ночлег, поросли таволгой (Spirae hypericifolia).[32]Обнажений твердых горных пород я здесь не встретил. Предгорья имели глинисто-песчаную почву и были очень богаты гранитными валунами. Вечером мы условились с полковником Перемышльским, что я на следующий день, оставив свой отряд, поеду на весь день в горную экскурсию для исследования альпийского озера Джасыл-куль, Перемышльский поедет в киргизские аулы, а отряд мой перейдет на следующий ночлег на реку Иссык, и там мы съедемся с приставом, чтобы вместе отправиться 2 июня на предстоящий нам съезд киргизов Большой орды.
30 мая температура в 9 часов утра была +14,3 C. Я распорядился переходом всего своего отряда на следующей ночлег при выходе на предгорье реки Иссык, а сам в сопровождении художника Кошарова, шести казаков и двух киргизских проводников направился в горы для исследования альпийского озера Джасыл-куль.
Выехали мы со своего ночлега в 6 часов утра, направляясь сначала к югу, а потом к востоку наперерез того горного выступа, у которого ночевали. Поднимались мы вдоль ручейка, текущего по долине предгорья. При самом начале нашего подъема хорошо был виден Талгарский пик, похожий отсюда на Монблан, но еще более живописный и величественный. Долина, по которой мы поднимались, принадлежала уже к лесной зоне и роскошно поросла яблонями и абрикосовыми деревьями, тянь-шаньской рябиной (Sorbus tianshanica), боярком (Crataegus sp.), заилийским кленом (Acer semenovi), черганаком (Berberis herepopoda), осиной, талом (Salix viminalis), жимолостью (Lonicera tatarica) и Atraphaxis spinosa.[33]Долина уподоблялась роскошному саду, оживленному в это время года пестрой, нарядной перекочевкой рода Джасыков из племени дулатов Большой киргизской орды. Мы остановились на четверть часа и пили у них айран, а затем их бий встретил нас на дороге с кумысом. Долина поднималась довольно круто, но мы скоро выехали на пологий уступ, прорезанный оврагом, здесь вступили в еловый лес и встретили первое обнажение кристаллических пород, а именно порфира. На уступе мы переехали через речку Тал-булак и отсюда начали быстро подниматься в гору. Кряж, на который мы поднимались, был отрогом главного хребта. Перед нами возвышалась куполовидная порфировая сопка, вся заросшая еловым лесом. Избегая слишком крутого подъема, мы начали огибать ее, поднимаясь по крутому логу, на дне которого местами был виден нерастаявший снег. Подъем был труден.
Быстро исчезали деревья, характеризующие садовую полузону лесной зоны в следующем порядке: сначала абрикосовое дерево, потом яблоня, рябина, заилийский клен, осина, тал и, наконец, остались одни хвойные деревья – ель (Picea schrenkiana) и арча (Juniperus pseudosabina), а за ними между травянистой растительностью появились характерные представители горной альпийской флоры.[34]Под таявшими снегами я с удовольствием увидел самые ранние цветы весенней флоры нашей русской Сарматской равнины – светло-желтые цветы мать-и-мачехи (Tussilago farfara).
Поднявшись, наконец, на кряж, примыкающий к куполовидной сопке, и проехав несколько вдоль его западного косогора, мы с наслаждением увидали у наших ног «Зеленое озеро» (Джасыл-куль), имевшее самый чистый и прозрачный, густо-голубовато-зеленый цвет забайкальского берилла. За озером возвышался смелый и крутой зубчатый гребень высокого белка, а правее открывался вид на еще более высокую снежную гору, имевшую вид ослепительно-белой палатки: эту гору проводник называл Иссык-баш. Еще правее на юго-запад от озера были видны острые вершины зубчатого гранитного гребня, склоны которого были также убелены снегом, но от этого снега к концу лета остаются только отдельные полосы и поляны. Подле этих вершин, заслонявших вид на Талгарский пик, еще несколько правее и ближе от него возвышалась куполовидная сопка, с одной стороны более сильно скалистая. Мы находились здесь непосредственно метров на 300 над озером и следовали вдоль гребня на юго-запад. Перейдя несколько волн его и сильно повышаясь, мы достигли до пределов лесной растительности. Низкорослые и корявые деревья скоро заменились кустарниками, между которыми преобладала арча (Juniperus pseudosabina) и мелкая порода жимолости (Lonicera humilis). Флора трав была здесь уже высокоальпийская.[35] Здесь я сделал гипсометрическое измерение, которое дало для предела лесной растительности 2560 метров абсолютной высоты.
Отсюда, оставив своих лошадей с тремя казаками, я начал свое восхождение на куполовидную сопку пешком. Подъем наш был очень труден, тем более что на полпути мы были окутаны густым облаком и оглушены раскатами грома. Но когда мы выбрались, наконец, из грозовой тучи и добрались до вершины сопки, то все облака рассеялись, и солнце просияло во всем своем блеске. Только у наших ног, над «Зеленым озером», расстилались еще черные тучи, рассекаемые блестящими молниями, а сильные удары грома повторялись раскатами по соседним горам. Это чудное зрелище горных исполинов, освещенных солнцем на фоне безоблачного неба наверху, и черных туч с их молниями над «Зеленым озером» внизу никогда не изгладится из моей памяти. На самой вершине сопки я сделал гипсометрическое определение, давшее мне 2950 метров абсолютной высоты. Температура воздуха во втором часу пополудни при свежем юго-западном ветре была +8 C. Северная сторона нашей сопки была вся засыпана (30 мая) массами снега, отчасти свежевыпавшего.
Во время нашего довольно продолжительного привала тучи над озером окончательно рассеялись и весь ландшафт открылся в полном своем блеске. Джасыл-куль был виден с этой громадной высоты, подобно тому, как Бриенцкое озеро со спуска к нему с Фаульгорна; только с правой стороны мной измеренной сопки, которую наши киргизские проводники называли Кыз-имчек (девичья грудь), при всем своем величии, был несколько ограничен. Высокая стена игл закрывала от нас до некоторой степени Талгарский пик и, несмотря на свою крутизну, была окутана снежным покровом, из которого торчали черные зубцы и иглы, подобные Aiguilles du Midi монбланской группы и совершенно недоступные.
Сопка Кыз-имчек, на которой мы стояли, была последняя и самая высокая из порфировых гор, а далее от начала игл простирались уже граниты, из которых состояли Иссык-баш и Талгарский пик. Иглы казались мне метров на 500 выше порфировой сопки Кыз-имчек.
С сожалением расстались мы с одним из привлекательнейших ландшафтов в Заилийском Алатау и стали спускаться к «Зеленому озеру». Часам к 5 мы добрались до наших лошадей и, сев на них, последовали вдоль кряжа, спускаясь по нему в зону хвойного леса, а затем вступили в долину притока Иссыка, поросшую древесной растительностью садовой полузоны. На дальнейшем своем спуске мы уже встречали многочисленные аулы киргизов и вышли в 7 часов вечера на реку Иссык, на которой нашли и весь наш отряд немного ниже развалин первой русской зимовки 1855 года. Здесь в 7 часов 30 минут вечера термометр показывал +15 C.
Перед солнечным закатом приехал сюда и пристав Большой орды Перемышльский, с которым мы условились ехать на другой день на съезд двух киргизских племен Большой орды (дулатов и атбанов), на котором должен был разрешиться интересный юридический спор или процесс между обоими племенами.
По обычному киргизскому праву такой спор разрешался судом биев (мировых судей) – по три от каждого племени, в присутствии старших султанов обоих племен и пристава Большой орды. При этом бии, руководствуясь тем же обычным правом, должны были выбрать председателем или суперарбитром лицо постороннее обоим племенам и совершенно беспристрастное. Таким лицом бии единогласно признали меня, как человека, не принадлежащего и к местной администрации, приехавшего издалека и имевшего репутацию «ученого человека», уже пользовавшегося после своих прошлогодних путешествий в Заилийском крае популярностью между киргизами Большой орды. Пристав орды, очень опасавшийся, чтобы между подведомыми ему племенами из-за этого спора не произошло усобицы, с особым удовольствием утвердил выбор биев, а я с радостью согласился принять активное участие в деле, которое сразу знакомило меня не только с личностями, державшими в руках судьбу всей
