Мани, итальянца Джиованни де Луджио, создавшего собственную модель вероучения, Бертран Мартен хотел выстроить стройную теорию учения катаров. Особенно тщательно он разбирал труды вальденсов: «Книгу добродетелей», заключающую в себе объяснение заповедей; «Сокровище веры», где толковались молитвы Господни; «Духовный альманах», «Книгу о дисциплине» — нравственный практический кодекс вальденсов. Но главным источником был и оставался романский перевод Нового Завета.
Работа продвигалась медленно. Мысли Бертрана Мартена всё время возвращались к тому письму, которое принёс Пьер де Брюи. Тайная миссия находилась под угрозой срыва. Что если сильным мира сего удастся заполучить «часть из трёх»?
Мартен отложил перо, откинулся в кресле и прикрыл глаза. Словно наяву возник образ старика- монаха, этого загадочного странника, хранителя величайшей тайны…
…Пять лет назад в ворота Монсегюра постучался человек. Его вид говорил о том, что он проделал долгий путь. Сгорбленный, опирающийся на посох, с потемневшим от ветра и солнца лицом, в монашеской одежде, загрязнённой придорожной пылью, он стоял перед стражей и говорил странные слова:
— Здесь живут смирение и терпение? Я принёс слёзы. Кто осушит их?
Стражники с удивлением и сочувствием смотрели на старика. Всё в нём вызывало жалость: его лицо, изборождённое глубокими морщинами, печальные глаза, костлявые руки с кожей тонкой и сухой, как папирус. И говорил он усталым и скрипучим голосом такие непонятные вещи, будто был не в себе. То ли путь утомил несчастного, то ли сказывалась старость.
— Мы отведём вас к добрым людям, — сказал начальник стражи. — Они позаботятся о вас.
Но монах неожиданно выкрикнул громко и сердито:
— Нет! Проводите меня к Бертрану Мартену. Мне незамедлительно нужно его видеть.
Страж настаивал:
— Прежде вам следует отдохнуть с дороги…
Монах поднял руку, заставив его замолчать:
— Я шёл сюда двенадцать месяцев кряду, проделал долгий путь и не могу терять ни мгновения.
Стражники, посовещавшись, проводили старика в замковую башню и доложили о нём епископу катаров.
Бертран Мартен принял монаха. Тот не попросил благословения, не склонился в почтительном поклоне, а просто устало сел в кресло напротив и некоторое время молча разглядывал человека, к которому шёл так долго. В воздухе повисло напряжение.
Наконец старик выдохнул:
— Надеюсь, я сделал правильный выбор. Небеса да помогут мне.
И он опять замолчал, будто впал в состояние оцепенения.
— О каком выборе идёт речь? — осторожно спросил Бертран Мартен.
Тайна, которую хранил монах всю жизнь, которую берег от бурь времён, тяготила его. Он должен был освободиться от неё прежде, чем покинет этот мир, передать её Совершенному человеку, чистому душой и спокойному сердцем. Их осталось только двое из пяти, кому судьба предначертала хранить величайшие знания. Они должны были оберегать человечество, оберегать от самих же людей, ибо эти знания могли быть использованы не во благо, а во вред.
Монах тяжело вздохнул и полез в свою котомку. Достал две старые, неприглядные шкатулки и свиток. Затем трясущейся сухой рукой открыл одну из шкатулок, вынул из неё какой-то небольшой предмет, завёрнутый в тряпицу, и протянул его Бертрану Мартену.
— Что это? — спросил катар.
— Это часть из трёх, — ответил старик.
Бертран Мартен размотал ткань и перед его глазами предстал слегка проржавевший наконечник копья. Удивлённо подняв брови, катар уставился на старика.
Монах пояснил:
— Это копьё имеет много имён — Копьё Власти, Копьё Победителя, Святое Копьё, Копьё Судьбы, Копьё Лонгина, Копьё святого Маврикия.
Катар недоверчиво повертел наконечник копья в руках, внимательно рассматривая его.
— Да-да, я слышал об этой вещи, — задумчиво проговорил он. — Его обладатель становится непобедимым в боях…
Бертран Мартен хотел спросить, откуда оно у монаха и почему тот уверен, что это именно Копьё Судьбы, но совсем другой вопрос сорвался у него с губ:
— Вы назвали его одной частью из трёх. Как это понимать?
— Копьё — лишь ключ, открывающий великую тайну силы и могущества.
Во взгляде Бертрана Мартена проскользнуло недоверие. Стоит ли верить словам монаха? Возможно, у старика разыгралось воображение. Или, может, он вообще не в себе?
— Воистину, изумляюсь я вашим словам. Что за тайна? Какую дверь открывает этот ключ?
Монах поспешно произнёс:
— Мне следует рассказать всё по порядку, дабы разъяснить мои слова.
Бертран Мартен кивнул. Монах начал рассказ.
— На третье новолуние после исхода евреев из Египта Моисей привёл свой народ в Синайскую пустыню и стал лагерем около подножья горы. Здесь ему явился Господь и повелел подняться на гору. Люди, находившиеся внизу, видели, как на вершине взметнулось пламя, однако Моисей, не страшась, вошёл в облако и пробыл на горе сорок дней и сорок ночей. Там Господь дал ему каменные скрижали, на которых были выбиты десять заповедей…
Епископ прервал старика:
— Эта история описана в Ветхом завете, и я хорошо осведомлён о ней. Моисей разбил скрижали, увидев, что народ снова стал поклоняться золотому тельцу. Он сказал своим немногим последователям:
Сказав это, Бертран поморщился. Катары отвергали Ветхий завет, считая Моисея обманщиком, кудесником, и яростно осуждали его за то, что он заставлял повиноваться свой народ злому божеству, чуждому любви к ближнему. Но сейчас, посмотрев на старика, он продолжил по памяти:
—
Монах спокойно ответил:
— Я понимаю ваше негодование и принимаю всё, что вы скажете далее. Катары не жалуют еврейского Бога. Но речь идёт не о коварстве и мстительности Иеговы, а о более важных вещах. И не начать с этого я не мог. Прошу вас о терпении.
Бертран Мартен тяжело вздохнул. Не любил он обсуждать Ветхий завет.
Монах продолжил:
— Наказав тех, кто предал его, Моисей вытесал новые каменные скрижали и отнёс их на гору. Там Бог снова начертал на них те же слова и повелел изготовить для них Ковчег. Господь дал Моисею подробное наставление, каким он должен быть.
