— У меня есть приятель — американ. Всегда, когда мы с ним пьем огненную воду, он стукается о мою кружку! Надо знать, как обращаться с огненной водой, ведь ее делают на земле белолицых… А твой разговор о сменном браке веселит мое сердце. У меня, Эчавто, стало две жены. Скоро будет три. И в самом деле, почему бы нам не заключить брачное товарищество: быть приятелями по жене? Стать невтумами?
Они выпили еще по кружке и обменялись трубками.
Женщины оживленно зашушукались. Им было ясно, что сделка совершена. Неизвестно лишь было, на какую из жен падет выбор Алитета.
И, уже чувствуя себя наполовину хозяином, Алитет крикнул женщинам:
— Несите сюда все мои товары!
Женщины быстро перетаскали товары с нарты в полог. О, сколько самых разнообразных товаров! Охмелевший Эчавто ползал по плиткам табака, чая и с жадностью ощупывал каждую вещь.
— Это все тебе, Эчавто. Бери без счета. Все, сколько есть. Ведь ты мне приятель по жене — невтум.
— Хок! Хрр! — хрипел старик. — Все шкурки лисиц, сиводушек, чернобурок — все отдам тебе, ни одной не утаю. А эти товары — все мои.
Из длинного мешка Алитет вытащил новый винчестер, другой, третий десять штук! Гора оружия.
— Хок! — затрясся Эчавто.
— И это все тебе, приятель.
— Хок! Хрр! В наддаток ты получишь за каждое ружье из каждого моего стада по двадцать живых оленей. Женщины, подайте скорей оленье ухо. Пусть Алитет покажет, какую метку сделать на его оленях.
Кейпа выскочила в сенки, притащила целую оленью голову. Алитет быстро сделал два надреза на кончике уха.
— Вот какая моя метка, приятель! — крикнул Алитет и вытащил еще бутылку. — Женщины, давайте ваши кружки.
— Не надо им. Я про запас себе возьму огненную воду, — сказал Эчавто.
— Для тебя у меня еще много есть, приятель!
— Хок! Хок! Хрр! Ну ладно! Пейте, бабы! — кричал расслабленный старик, ползая по шкурам.
Сильный хмель овладел стариком. Эчавто скрючился, забившись в угол.
Шумело в головах женщин. Они запели песни. Полуголые, в такт пению они раскачивали свои бронзовые туловища и размахивали руками, кивая головой.
Глава шестнадцатая
Ветер дул с моря. Льды повернули к берегу. Ваамчо уже не мог спать. Всю ночь вместе с собаками он ходил по своему «острову» и внимательно следил за тем, как перемещаются ледовые поля. Всю ночь дул ветер и к утру с огромной силой начал прижимать льды к береговой полосе.
— Чегыт! Чегыт! Смотри, вон там земля, берег!
Ваамчо бежал рядом с нартой, помогая собакам тянуть ее.
Началось сильное торошение. Льдины со скрежетом лезли одна на другую. Человек и собаки, выбиваясь из сил, убегали от мрачной полосы моря, от тех мест, где с потрясающим шумом громоздились льды.
В полдень Ваамчо вступил на землю. Он глубоко и радостно вздохнул, узнав знакомый берег. Глаза светились счастьем.
— Ух, сердце у меня подскакивает! — воскликнул Ваамчо и, все еще не веря, что он на берегу, стал разрывать снег, чтобы посмотреть землю. Хотелось подержать землю в руке.
В стороне показались очертания мыса Пркатаген, где под склоном горы стоят яранги. Отсюда до Энмакай на хороших собаках день езды.
— Ну, Чегыт, теперь мы дома! — весело говорил Ваамчо. — Вон за горой наше стойбище. Теперь много можно курить.
Ваамчо присел на бревно, выброшенное морем, закурил.
Спичек оставалось немного, но, раскурив трубку, Ваамчо, как ребенок, начал играть с огнем: зажигать спички и бросать их во все стороны.
Ваамчо смеялся, любуясь летающими огоньками.
«Одна спичка пусть останется». И Ваамчо тронулся в путь.
Он ехал не останавливаясь. Собаки бежали ровно, но вдруг они рванули и пустились вскачь. Ваамчо обрадовался. Дорога кончалась.
«Энмакай!» — подумал он.
Мелькнул остов яранги, и собаки, а за ними и нарта, свалились с сугроба. Кругом яранги нанесло горы снега, и она оказалась в снежном кольце.
«Своя яранга!»
Ваамчо вошел в сенки.
— Кто там? — послышался звонкий голос Тыгрены.
— Я, — ответил Ваамчо.
Вааль перевел беспокойный взгляд на Тыгрену и, полный смятения, со страхом спросил:
— Чей голос слышат мои уши?
— Отец! Они слышат голос Ваамчо.
Как запутавшаяся в сети рыба, толкался головой в шкуру полога старик Вааль, торопясь увидеть сына.
Наконец старик половиной своего обнаженного туловища высунулся в сенки и увидел Ваамчо, снимающего ружье.
Улыбка осветила морщинистое лицо старика.
— Ваамчо, это ты? — спросил он.
Ваамчо влез в полог и молча сел напротив отца.
Молчание прервал сам старик:
— А вот Тыгрена мне светильник налаживает и жирку принесла…
Тыгрена неотрывно, молча смотрела на Ваамчо. В руках она держала палочку для заправки мха в светильнике. Ваамчо сказал:
— Смотри, Тыгрена, как коптит жирник. Надо поправить.
И Тыгрена бросилась выполнять его просьбу.
Глава семнадцатая
Пурга скоро стихла. Люди стойбища Энмакай радовались возвращению Ваамчо, как радовались в этой стране каждому новорожденному.
Когда Тыгрена вернулась домой и в стойбище стало известно о возвращении Ваамчо, Корауге сказал:
— Надо Чегыта принести в жертву келе.[23]
Вааль, узнав об этом, вздохнул и тихо проговорил:
— Ваамчо, надо Чегыта принести в жертву.
— Отец, мне жалко его. Я сильно люблю его. Он умный пес. Как человек, он все понимает. Такого у нас больше не будет. Я не стану убивать его.
— Ваамчо, какие слова ты говоришь? Они причиняют боль моему сердцу. Если Корауге узнает о них? Злые духи не оставят тогда нашу ярангу в покое. А тебе ведь еще много жить надо.
