которая причиняет так много заботы и отрывает от охоты родителей школьников.
— Всю зиму они должны жить у вас? — сокрушенно спрашивал Ульвургын.
— Да, всю зиму. Но мы будем устраивать перерывы для того, чтобы дети могли съездить к себе и повидаться с родственниками в домашней обстановке.
— Вот это очень хорошо. Я думаю, если они съездят домой, будет лучше.
Ульвургын шел к ученикам. Они равнодушно окружали его и, жалобно посматривая на него, молчали. Он старался развеселить их, но это и ему не удавалось. Дети перестали слушать и Ульвургына. Расходясь по углам и поглядывая на него исподлобья, они думали лишь об одном: как бы вырваться из школы?
Видя их тоску, Ульвургын сам затосковал. Он возвращался ко мне в комнату, молча набивал трубку и о чем-то задумывался. Пот катил с него ручьями. Казалось, он думал: «В какую же невыгодную сделку ты меня втянул!»
Но отступать от данного слова было не в его характере. Нарушать слово — это было чуждо его народу.
Ульвургын сидел в глубоком раздумье. Он чувствовал настроение детей, он знал думы своих сородичей-охотников, и ему было очень трудно согласиться с нами.
Хорошо ли, плохо ли получилось — Ульвургын перестал в том разбираться.
— Неужели еще много дней должны они находиться здесь? — спрашивал он.
— Ничего, Ульвургын, и у нас на Большой Земле, где давно-давно существуют школы, дети первые дни скучают. Потом привыкают, и все идет по-хорошему.
— Правильно ты говоришь. Даже песцы становятся ручными, когда подержишь их в неволе, но это ведь дети… жалко их, — говорил Ульвургын.
БЕГСТВО
Однажды, проходя по улице культбазы, я заметил вдали от школы двух девочек-школьниц.
Навстречу мне шла Тает-Хема.
Обычно веселая, резвая, теперь девочка была мрачна. Она хотела пройти мимо меня, но я остановил ее.
— Что это, Тает-Хема, они гулять так далеко ушли? — спросил я, показывая на девочек.
— Нет, домой побежали, — совершенно спокойно ответила она.
К нам подошли еще ученики.
— Почему же они мне не сказали, что хотят побывать дома? Ведь я мог бы послать за их родителями, и тогда они поехали бы на собаках…
Тает-Хема смутилась и после короткого молчания спросила:
— Можно так хотеть? Можно домой поехать?
— Конечно.
— Я хочу! Я! Я! И я! — послышалось со всех сторон.
— А вы разве забыли, я вам говорил, что по одному не надо ездить? Надо всем ехать, когда вы все захотите.
Ученик Таграй слушал наш разговор молча; потом он выступил вперед и хмуро заявил:
— Мы все хотим!
Тает-Хема помчалась в школу. Она быстро сообщила новость, и школьники незамедлительно явились ко мне, чтобы услышать столь приятную весть своими ушами.
Был конец декабря. Короткий день клонился к ночи. Нужно было предпринять какие-то срочные меры и организовать немедленную помощь убежавшим в горы девочкам. Я опасался за них, так как на небе сгущались облака и это не предвещало ничего хорошего. Я попросил, чтобы мне приготовили лучшую упряжку собак, и, захватив теплую одежду для девочек, решил догнать их, одеть и довезти до стойбища.
Все школьники пришли в ужас. Погоня за человеком представлялась им чем-то нехорошим.
Дети с возбужденными лицами что-то обсуждали, собравшись все в одну комнату. Но когда к ним подошла учительница, разговор прекратился. Девочки стали плакать. Желая их успокоить, Таня погладила Тает-Хему по голове.
Девочка моментально поднялась и выбежала из комнаты. Вслед за ней ринулась вся толпа взволнованных детей.
Таня прибежала за мной. Сильно волнуясь, она сообщила мне о тяжелом настроении школьников.
Подъехав на нарте к школе и зайдя в класс, я спросил детей:
— Кто из вас хочет со мной поехать?
Молчание.
— Мне нужно догнать девочек, одеть… и довезти их до стойбища. Ведь им холодно в школьной одежде?
— Да, холодно. А ты хочешь им дать теплую одежду и на собаках отвезти в яранги?
— Да, да! Ну, так кто же хочет ехать?
Дети повеселели. Хмурь сошла с лиц. Но никто не изъявил согласия участвовать в этой, по их мнению, недостойной «настоящего человека» погоне. Они как будто не находили в моем намерении ничего плохого, но самим принимать участие в погоне не хотелось.
— Нет, ты сам поезжай! Мы здесь будем. Ты таньг, а мы чукчи. Тебе можно, а нам нельзя, — сказал Таграй.
На нарте с остолом[24] в руках сидел Лятуге. Наше намерение ему тоже казалось нехорошим: зачем гнаться за детьми? Раз они ушли, обязательно придут домой. Лятуге ехал по обязанности. Кивком головы он приглашал меня садиться.
Двенадцать собак рванули нарту, и мы помчались. Беглянок уже не было видно, их и след простыл. Но Лятуге знал, куда ехать. Вероятно, Лятуге никогда не гнался так и за белым медведем. Он стучал о нарту остолом, мычал на собак, и они летели стрелой. Нарта мчалась все быстрей и быстрей. Через сорок минут мы проскакали двенадцать километров и прибыли в стойбище, так и не догнав девочек.
В селении их тоже не было. Беглянки сообразили, очевидно, что за ними может быть погоня, и, чтобы сбить с толку своих преследователей, ударились в горы. По ущельям гор они направились в другое, дальнее стойбище.
Я ожидал больших неприятностей и прямо направился к яранге Ульвургына. Стоя около нарты, я объяснил председателю цель моего приезда. Хотя я старался держаться спокойно, Ульвургын уловил мое волнение, и, видимо, это ему понравилось. Понравилось и то, что на нарте лежала теплая одежда для убежавших девочек.
Ульвургын, к моему удивлению, улыбнулся и, хлопая меня по плечу, сказал:
— Сколько нам с тобой заботы! А? Как будто нам совсем делать нечего. Ну, да ладно. Ничего. Пойдем пить чай в ярангу.
Затем Ульвургын крикнул, чтобы сейчас же пришел Тнечейгун — отец одной из беглянок.
— Это ничего. Они где-нибудь в тундре. А может быть, они прошли в другое стойбище. Ведь вторая- то из стойбища Аккани, — успокаивал меня Ульвургын.
Пришел Тнечейгун, и Ульвургын рассказал ему историю с его дочерью.
Тнечейгун рассмеялся.
— Ничего, — успокаивал он, — девочки хорошо знают дорогу.
В пологе готовился ужин. Жена Ульвургына внесла тазик с мерзлым куском моржового мяса, листьями щавеля и какими-то корешками. Все это было сдобрено тюленьим жиром.
— Хорошая еда, попробуй, — сказал мне Тнечейгун. — Эти листья и корешки наши женщины собирают летом в тундре. Они далеко уходят за ними. Девочки всегда помогают им. Поэтому мы и не