Долго ходили чукчи около самолета, осматривая и ощупывая огромную, невиданную, железную, но «живую птицу».
Чукчи, казалось, успокоились, слушая наши объяснения. Мы им рассказывали, из чего самолеты сделаны, кто их сделал и почему они летают. Но их успокоение было кажущимся. Всю ночь они били в шаманский бубен, отгоняя злых духов.
А наутро мы увидели около каждой яранги по одной убитой собаке. То была жертва злым духам.
Самолеты «попили» горячей воды, и это еще больше удивило чукчей.
Забилось сердце самолетов, и они один за другим с разбегу поднялись в воздух. Сверху видны были три одинокие яранги, заброшенные в долине, среди гор. Чукчи, задрав головы, долго смотрели вслед быстро удалявшимся железным птицам.
Внизу распласталась большая горная страна Чукотка. Кругом стояли величественные сопки, и казалось, что нет ровного места на этой земле.
Самолеты подходили к культбазе. Монотонным шум пропеллеров привлек внимание жителей. Услышав необычный шум в воздухе, завыли собаки.
Школьники бегали вокруг ревущей машины, и в их глазах были любопытство и испуг. От работы пропеллера снег взлетал на воздух, и в тихий день позади самолета началась пурга. Когда дети оказывались позади самолета, их сваливало с ног.
— А вы хотите, ребята, полетать? — спросил я их.
— Мы? — ударяя себя в грудь, воскликнул Таграй.
— Да, да, вы! Вот человек десять посажу вас — и вверх!
Минутное смущение, растерянность.
— А ты тоже полетишь с нами?
— И Ульвургын тоже? — спрашивают дети.
Подходит Ульвургын. Лицо Ульвургына необычно серьезное. Он разговаривает со мною, а смотрит на самолет.
— Ну как, Ульвургын, полетим? — спрашиваю я. Ульвургын нерешительно улыбнулся и, показывая рукой на небо, пошутил:
— К верхним людям?!
— Ничего, Ульвургын, вместе полетим. Школу вместе с тобой организовывали и летать будем тоже вместе.
Он молча закивал головой.
Председатель совета Ульвургын соглашается, кажется, только в силу своего служебного положения.
Неумело взбирается он в кабину и неуклюже скрывается в фюзеляже, сверкая пятками своих торбазов.
Пропеллер зазвенел, самолет задрожал, оставляя за собой облако снежной пыли. Плавно оторвавшись от земли, самолет взлетел.
На земле мелькали люди. Как прокопченные опрокинутые котелки, стояли чукотские яранги.
Самолет летел над морем, свободным ото льда. Крутой вираж — и в самолете паника. У школьников, да и у самого Ульвургына перехватило дыхание, их пальцы впились в боковые перекладины. Казалось, что море опрокинулось и полилось, словно с горы. Еще один миг — самолет выровнялся и пошел на посадку. С невероятной быстротой промелькнули дома культбазы. Самолет коснулся снега, подпрыгнул и ровно побежал к месту стоянки.
— Хороший самолет! Спасибо тебе, самолет! — хлопая рукой по хвостовому оперению, говорил Таграй.
И долго потом шли бесконечные разговоры в тихих чукотских ярангах о железных птицах, которые с ревом проносятся над просторами чукотской тундры.
Самолеты улетели в бассейн неизведанной реки Ангуэмы. Там и были найдены окоченевшие трупы двух заблудившихся пилотов Америки.
ЧТО ЗА ДИВО!
Много чудесного, непонятного появилось на берегу залива Лаврентия. Что за люди эти таньги! Они большие выдумщики. Они придумали «ящик», делающий жизнь на стене, «горящие железные проволочки в лампочке», «бумажный разговор». Их доктор режет тело человека ножичком, который не приносит боли. Теперь они устраивают на культбазе отдельную ярангу, откуда, говорят, будет происходить разговор «поверху».
Но в это поверить нельзя!
Каждый день школьники, и чаще всех Таграй, ходят к радисту смотреть на его работу. У него много разных ящиков, много железных вещей. Он закрывает уши черными круглыми штучками и говорит, что слышит слова издалека.
Разве можно в это верить?
Однажды во время передачи из Хабаровска мы с Таграем зашли на радиостанцию.
— Вот послушай, что говорят с Большой Земли, откуда приходят пароходы! — сказал Таграю радист.
Таграй смущенно отказался. Но любопытство не покидало его. Почти шепотом он спросил меня:
— А меня не убьет, если я послушаю? И глухим не останусь?
Робко позволяет Таграй надеть на себя наушники и замирает. Глаза возбужденно блуждают по комнате. Он следит за мной, за радистом, но мы не открываем рта. А между тем Таграй ясно слышит чей-то разговор. Кто-то говорит, говорит непонятно, но это, безусловно, голос человека. Изумление переходит в испуг, и Таграй немедленно стаскивает наушники. Он выходит на улицу и долго смотрит на радиомачту, на антенну.
«Что за диво! И здесь проволочки! По ним летят откуда-то человечьи слова!»
В великом смущении уходит Таграй в школу, но ни с кем не делится своими впечатлениями. Таграй молчит.
«Уж не напустили ли на меня порчу эти таньги?» — думает он.
Спустя некоторое время Таграй снова на радиостанции. Радист выстукивает ключом, быстро прекращает и, надев наушники, что-то пишет.
— Сейчас разговаривал с пароходом «Ставрополь». Через полчаса к нам вылетает самолет.
Я передаю последние новости Таграю. Радист вновь заработал ключом: «пи-пии, пи-пи-пии-пи».
«Птичий разговор», — думает Таграй.
— Нет, не может быть, чтобы этот таньг разговаривал с таньгами на пароходе, — говорит потихоньку Таграй. — Я знаю, пароход «Ставрополь» стоит во льдах около мыса Рыркарпия. Это очень далеко! — говорит он. — Пятнадцать дней надо ехать туда. Так далеко слышать нельзя. Зачем ты обманываешь меня? Обманывают плохие люди!
Мы вышли с ним на улицу.
— Нет, Таграй, я не обманываю тебя. Радисту сообщили, что вылетает самолет, просили приготовить знак, где он должен садиться. Вот сейчас будем готовить.
Недоверчиво смотрит на меня Таграй. И как можно поверить? Ведь все это так необычно!
— К обеду самолет будет здесь, Таграй.
— Коо! — отвечает он мне.
Колокольчик зовет обедать. Школьники побежали в столовую. Таграй медленно проходит мимо меня и с укоризной, посмеиваясь, спрашивает:
— Где самолет?
Дети усаживаются за стол.
