суетливо подкладывали в костер вереск и сухие ветки ивняка. Вода в котле пенилась, и легкий пар метался на поверхности закипавшей воды.
— Кто там приехал? — спросил Араро.
— Береговые чукчи.
— Пусть зайдут сюда.
Исподлобья взглянув на вошедшего Ктуге, шаман спросил:
— Ты приехал?
— Да, я приехал, — ответил Ктуге.
— Чей ты сын?
— Сын Омкая, племянник Ульвургына.
— Эгей! Отец твой был немного похож на человека, а дядя твой — бездельник. Продался русским.
— Если отец был немножко похож на человека, то я, сын его, стал настоящим человеком, — ответил Ктуге.
— Ого! Язык твой навострился болтать вздор, как у русского. Садись. И если ты приехал за мясом, оленя убивать не буду. Не время убивать. Не захочу и вовремя убивать. Пусть береговые жрут тухлого моржа. Они перестали понимать вкус оленьего мяса. Пусть они едят коровальгын[53] из железных банок, которые привозят им русские пароходы. Пусть они лижут языком железные банки, и, как черви, объедают остатки жира на опущенной в море нерпичьей шкуре. Пусть.
— Мне не нужно мяса, — сказал Ктуге. — Не за мясом приехал. Я приехал учить грамоте детей и взрослых, кто пожелает.
Араро зло расхохотался.
— Ты хочешь со мной шутить. А к шуткам я не привык. Скажи, бывают чукчи-учителя?
— Да. Появились. Пока я первый учитель. Вот привез книжки, и бумагу, и карандаши. Скоро нужно начать заниматься.
— Тытэ нет вэрин! Вот так диво! — воскликнул шаман. — Я звал тебя к себе? Зачем учителя пристали ко мне, как гнус к оленям в летнюю пору?
— Не сам я приехал. Меня послала сюда советская власть.
— Наплевал я на всех учителей! Уйди отсюда! Уйди! Сейчас я буду заниматься едой. Вон через тебя мясо испортилось — пролежало в котле больше, чем нужно. Эти нерпы раскрыли рты и слушают то, что и не след им слушать.
Женщины, как мыши из-под волчьих лап, бросились к котлу.
— Уйди в крайнюю ярангу. Переспи там, а завтра я поговорю с тобой.
— Может быть, ты угостишь меня кусочком вареного мяса? — спросил Ктуге.
— Уйди, уйди! Живот мой и тот ворчит на тебя, как собака на недруга.
Ктуге поднялся и вышел.
— Чья это крайняя яранга? — спросил он мальчика.
— Чомкаля. Он в стаде. Жена дома, — ответил мальчик.
Ктуге быстрей зашагал, но вдруг повернулся к нарте и, подойдя, развязал мешок, достал мясные консервы и сахар. Он дал мальчикам, крутившимся около него, по кусочку, и они, обрадованные невиданным подарком, запищали от радости.
В яранге Араро принялся за еду. И хотя непрошеный гость испортил аппетит шаману, все же он съел чуть ли не целого оленя. Араро раскраснелся, живот его заметно вздулся. Он ползком полез в теплую часть жилья. Долго он катался на шкурах, словно помогая пищеварению. Наконец донесся его тихий голос:
— Чаю.
Чайники были уже готовы, и две женщины нырнули к Араро поить его.
Утро было мрачное. Падала изморозь. Люди стойбища и даже дети косо посматривали на своего соплеменника-пришельца Ктуге. Никто не решался с ним разговаривать. И когда в стойбище вбежал Чомкаль сменить обувь, то и он с руганью набросился на Ктуге.
— Ты зачем спал в моей яранге?
— Араро велел мне спать здесь.
— А-а! — просиял от радости Чомкаль. — Тогда хорошо. Живи в моей яранге. То, что ты нам дал, мы всю ночь смотрели. Все спички пожгли. Жалко спички. Теперь не даст нам Араро.
— Спички? Я спичек дам тебе десять коробков. Бери, бери. Я правду тебе говорю. Я напишу записку на культбазу, и мне хоть ящик их пришлют.
— Такой богатый ты? — и Чомкаль схватил пачку спичек, любуясь ими, как самым драгоценным подарком.
— Эгей! — послышался голос снаружи. — Гостя зовет к себе Араро.
Чомкаль прищелкнул языком, подмигнул жене и сказал:
— Вот какой гость у тебя ночевал. Сам Араро зовет его к себе.
— Вчера ругались они… — прошептала жена Чомкаля.
— Не ври… болтунья. Он тебе язык отрежет. Видишь, зовет к себе, а ты… «ругались»!
Когда Ктуге вошел к Араро, тот голый сидел на шкурах.
— Хе-хе-хе, Ульвургынин племянничек, — сказал он вошедшему Ктуге. — Ты безумец, если осмеливаешься без боязни разговаривать со мной.
— Я могу с тобой не говорить. Я приехал учить пастушьих детей грамоте. Мне с тобой не о чем говорить.
— Что ты сказал? Хе-хе-хе! Мне забавно будет поиграть с тобой, как с мышонком. Ты к кому приехал? И тебе никто не сказал, что я здесь хозяин?
— Говорили. Только слова пролетели мимо ушей, как ветер.
— Ай-ай-ай! Какой ты шутник! — И, оскалив зубы, шаман добавил: — Я скажу одно слово, только одно слово — и никто на тебя глазом не будет смотреть, никто тебя не пустит переспать даже в самую худшую ярангу. Ты будешь мерзнуть, как дохлый волчонок.
Ктуге молча выслушивал шамана, взвешивал обстановку и решил изменить тон разговора с ним.
— Зачем ты будешь морозить меня? Правда, я не такой богатый, как ты, но я ведь родился тоже на этой земле. Я ведь человек, а не зверь. Я не сын волка, я — сын Омкая.
— Хе-хе-хе, — довольно засмеялся шаман. — Ночью я думал о тебе. Я решил: ладно, учи. Я посмотрю, как ты будешь учить. А не то — тебя быстро свезут на берег.
— Хорошо. Я затем и приехал.
— Не-не-не. Меня сначала одного учи. Я посмотрю: нужно ли это оленным людям?
— Рик считает, что нужно.
— Наплевал я на ваш рик. Я к нему не езжу, и ко мне он пусть не приезжает. Ступай неси, что привез с собой.
Ктуге сходил за букварем, и когда он сидел уже с книгой у шамана, по всему стойбищу разнеслась совсем необычная новость: сам Араро начал учиться!
Какой-то мальчишка опрометью бросился бежать в стадо к пастухам, чтобы сообщить об этом и им.
Пастухи обрадовались и с еще большей охотой, теперь уже без боязни, стали рассматривать картинки в букварях.
Ктуге показывал шаману букварь, листал страницы и читал текст написанного.
— Постой, достой! Этот разговор сделан по-чукотски?
— Да, — ответил Ктуге.
— А кем он сделан? Где ты видишь этот разговор?
— Вот эти червячки — буквы. Из них состоит разговор.
— Постой, постой! Это как след на снегу от прошедшего стада оленей, — смотри, сколько натоптано. Женщины! — крикнул Араро. — Принесите еще свечей. Устройте яркий свет для важного дела.
Он молча ждал свечей и, когда они загорелись, опять склонился над букварем.
— Вот теперь видно хорошо. Да, это след большого стада. Ну, поговори еще по этим следам.
