пахнет травами и цветами весенних полей. Вообще-то так пахнет вся Диана, но от ее пещерки дурманящий меня запах наиболее сильный.
Фрейд обо мне наверняка бы сказал: «Это сексуально озабоченный мужчина». И Фрейд оказался бы прав.
Последнее время мне везет на женщин с чудесными запахами. Маринка пахнет свежеиспеченным хлебом, Люся – свежим сеном и молоком, а Диана – цветами и травами весенних полей. Какой же я богач, однако! Мы пьем до дна, потом смотрим друг другу в глаза и минуты три молчим. Затем Диана садится ко мне на колени, целует и… в себя я прихожу перед обедом следующего дня.
За десять минут я успеваю побриться, вымыться в душе, надеть свежее белье, прихватить деньги из шкафа и добежать до остановки маршрутного такси. Шагом идти не могу, потому что все во мне кипит от радостного возбуждения. На мое счастье, такси подлетает к остановке почти сразу после моего прихода. Я плачу за проезд и улыбаюсь так радостно, что водитель спрашивает:
– У вас такое довольное лицо, словно вы нашли на дороге сто долларов, это так?
Я смеюсь и отвечаю:
– Я нашел гораздо больше: я люблю трех прекрасных женщин, а они любят меня.
Водитель возмущается:
– Но у нас это запрещено законом, вам необходимо уехать из России в какую-нибудь восточную страну, где позволены гаремы.
Я снова смеюсь и говорю:
– Но я не хочу уезжать из Петербурга, мне любо любить здесь трех женщин одновременно, и город не против этого.
– Город, возможно, и не против, зато я против, заберите ваши деньги и выходите из машины.
Водитель притормозил и мне приходится выйти, но настроение мое от этого не ухудшается. Я торможу частника на «Жигулях» и за пять минут долетаю до гостиницы «Выборгская». Покупаю бутылку шампанского, три огромных белых розы (я всегда дарю Диане розы). Любопытно, Маринка дарит розы мне, я дарю розы (другие) Диане, а с Люсей мы чаще обходимся без подарков.
Быстро дохожу до седьмого номера, стучу, дверь сразу же открывается, влетаю, бросаю сумку на пол, хватаю Диану на руки и радостно кричу:
– Ди вернулась! Ди вернулась!!!
Диана, великолепная Диана заставляет меня умолкнуть жадным поцелуем. На ней надето коротенькое темно-синее платье. И больше ничего. Даже трусиков. Но для такой женщины чем меньше одежды, тем лучше. Я держу Диану на руках и пью из ее губ восхитительный напиток возбуждения. Время начинает замедляться. А член интенсивно наполняться желанием. И напор желания так силен, что член, сорвав пуговицу ширинки, вырывается наружу. О чем-то думать и говорить я уже не в силах. Я осторожно опускаю Диану на пол, развожу ее ноги в стороны, и мой перевозбужденный меч до упора входит в свои любимые ножны. И больше ничего сделать не успеваю, потому что кончаю, бурно и долго, со слабыми стонами и судорогами. И отвечая мне на мои стремительные действия, Диана тоже кончает, долго и бурно, со слабыми стонами и судорогами. Мы с таким вожделением ждали нашего слияния, что оба обкончались при первом прикосновении друг к другу.
Немного придя в себя, я поднимаю голову и вижу в проеме двери, которую мы забыли закрыть, улыбающуюся горничную с тележкой на колесиках, уставленной всевозможными напитками и закусками. Она проезжает мимо нас, переставляет все припасы на столик у кровати и говорит:
– За последние полчаса заезжаю уже в третий номер, и во всех занимаются любовью, удачи вам, молодые люди.
И горничная уходит. А я закрываю двери на ключ и с удовольствием повторяю:
– Ди вернулась!
Диана вдруг подходит ко мне, пребольно дергает за ухо и с улыбкой произносит:
– Несносный мальчишка! Не смей больше меня бросать! Не смей больше меня бросать!
И хотя на самом деле она бросила меня, я киваю головой и соглашаюсь:
– Саша больше не бросит Диану.
Какая разница, кто из нас допустил ошибку, главное, что мы вместе, и это необыкновенно приятно. Я открываю шампанское, разливаю по бокалам, чокаюсь с Дианой и говорю:
– Я очень благодарен судьбе за то, что мы встретились сегодня, ты – самая великая женщина моей жизни, и за это я хочу выпить.
Мы выпиваем одновременно до дна. А Диана в свою очередь берет бутылку, наливает по полному бокалу, чокается со мной и говорит:
– Ты говоришь лестные для меня слова, но они приятны, я тоже переполнена такими же словами, но не хочу их выпускать из себя, чтобы не спугнуть наши чувства, давай лучше помолчим и выпьем, мысль изреченная есть ложь.
Я настолько жив, что слезая с женщины, уже мечтаю о встрече с ней.
Когда обнаженная, лежащая на спине женщина разводит ноги, я понимаю, что в жизни есть смысл.
Мы не давали уснуть друг другу всю ночь. И эта ночь была великолепной, одной из самых лучших наших с Дианой ночей. В перерывах, когда
А в два часа следующего дня я ушел от Дианы, потому что в четыре должна была вернуться с работы Маринка, а у меня для нее ничего не было приготовлено. Точнее, мне нечем было ее кормить. Необходимо было успеть забежать в магазин за продуктами и приготовить обед.
Диана, прощаясь со мной, сказала:
– Александр, я проживу в этом номере два месяца и жду тебя в любое время дня и ночи, знаешь, я кажется безумно тебя ревную к твоей рыженькой медсестре Марине, никогда никого не ревновала и вот ревную, хотя на сто процентов была уверена, что ты не живешь один; такой мужчина не может жить один, это для него смертельно.
Я вдруг не к месту вспоминаю, что Диана два месяца была женой моего отца и, не переборов нездорового любопытства, спрашиваю:
– Скажи, Ди, а хорош ли в постели мой отец?
Диана недовольно морщится:
– В постели у него на меня не вставал.
Я удивляюсь:
– Он, что же, импотент, что ли?
Диана слегка усмехается:
– Вовсе нет, у него прекрасная эрекция после просмотра порнографических журналов, но потом он мастурбирует, кончает в платок и засыпает, и так происходило каждую ночь, я для него была нолем.
Бритье женского лобка – это не только увлекательное занятие, это еще и искусство, которому нужно отдаваться целиком. От лохматого хаоса я, как Микеланджело от глыбы мрамора, убираю все лишнее и оставлю совершенное, гармоничное, вечное.
Слушаю музыку Чайковского и вдруг понимаю: «Как же обидно было ему за быстро летящую жизнь.»
Прошел по проспекту Просвещения двести метров. И три раза ко мне приставали попрошайки – индийского вида женщины протягивали смуглых младенцев и что-то непонятное бормотали. Я вытаскивал рубль, клал его в ладонь женщины и слышал одинаковые слова: «Жмот нищий, на тебе пахать нужно. Приедешь к нам, мы тебе воды и той не нальем».