Для Петербурга тридцать один градус жары – это перебор, как и тридцать одна бутылка с пивом для меня. Выпиваю их и удивляюсь выносливости моего организма.
Ракета раскрыла солнечный парус, выйдя в космос. В космосе – первый парусник. Михаил Юрьевич Лермонтов порадуется.
На градуснике сорок градусов. Марина шутит: «Сашка его в водку засунул».
«Я верю в бога, но только если он не еврей», – любит говорить моя соседка-еврейка.
Пришла туча с ливневым дойдем. С потолка обильно закапало. «Наверное, протекла крыша», – говорю я. «Но мы же живем на шестом этаже девятиэтажного дома. Это опять сосед не попал в унитаз», – ворчит Марина.
Обидно немного, что в Петербурге лето такое коротенькое, всего три месяца, которые пролетают, как одно мгновение. Мой дедушка Петр любит говорить по этому поводу: «Лето пролетает так же быстро, как и жизнь». Сегодня первый день августа. За спиной остались два жарких месяца, непривычных для Петербурга. А в первую же ночь августа у раскрытого окна становится вдруг холодновато. Закрываю окно и начинаю чуточку грустить от предположения, что, возможно, уже завтра на город нахлынет прохлада, и женщины прикроют свои чудесные соблазнительные тела длинными платьями, куртками, брюками, и мое восхищение красивыми женскими телами понизится, потому что одно дело – мини-юбочка и маечка, которые почти все открывают для глаз ценителя, и совсем другое дело – платье до пят, заставляющее работать в основном воображение.
Пристал у метро к красивой женщине. Та орет, что она не женщина, а шотландец. Полчаса его убеждал: «Красивая попа в красивой юбке не помешает даже шотландцу».
Я переживаю очень напряженный период моей жизни: люблю трех женщин, работаю на заводе плотником, пишу второй роман и почти не пью алкоголя, потому что он бы не позволил мне выйти на такой высокий уровень (для меня, конечно же). Вот только читать книги я перестал, на них не остается времени, хотя и купил несколько авторов (в смысле, их книжек), о которых говорят как о великих. Произведения Кундеры и Фробениуса лежат на моем столе, а я не успел даже приоткрыть их. Ах Кундера и Фробениус, вам придется немного подождать. А Люся сегодня выдала номер: призналась мне в любви. И что я мог ей ответить? Только правду. А правда такова, что эта любовь взаимная. Я люблю Люсю, и это несомненно. Если бы полгода назад мне сказали, что я буду любить сразу трех женщин и физически и духовно /или душевно/, ни за что не поверил бы. Но люблю и упиваюсь этим.
В ночь с третьего на четвертое августа обещают заморозки. После великолепного жаркого солнечного июля заморозки напоминают ведро помоев, которое выливают на голову человека, только что попарившегося в бане.
Утром объявили штормовое предупреждение. А после обеда его сняли. Шторм, долетев до Петербурга, был настолько покорен его красотой, что расхотел хулиганить, успокоился и умчался в сторону Финляндии.
Женщина приложила к уху морскую раковину, закрыла глаза, заулыбалась и вдруг начала говорить: «Море шумит. Черное. Нежное. Летнее. Моя подруга Нинка с моим мужем Генкой, на диком пляже, занимаются сексом. Кончают. Генка начинает дремать, а Нинка идет купаться. Заплывает далеко и начинает тонуть. Кричит. Но никто не слышит. Потому что море шумит. Море поет. А Генка спит. Нинка наконец тонет. Так ей, стерве, и надо!» Женщина отнимет от уха раковину, открывает глаза, перестает улыбаться и продает мне газеты, которыми она торгует.
Позвонил отец из Швейцарии и сообщил, что умер Бахус. Похороны состоятся через два дня. А отец по поводу смерти выдал по телефону целый монолог, хотя никогда не говорил больше трех коротких предложений подряд. – Умер Бахус. Он выпил слишком много водки и умер. Он был моим самым близким существом на этом свете. Мы разговаривали с ним на любые темы. И понимали друг друга с полуслова. И вот он ушел, а мне не с кем больше общаться. За день до его смерти я читал ему Сократа, и он сказал, что Сократ скучноват и в этом он был прав, потому что нормальные люди Сократа не читают, нормальным подавай маркиза де Сада. Но Бахус не любил де Сада, также как и Генри Миллера, я тоже их не люблю и поэтому, когда они стучатся в мой дом, я спускаю с цепи собаку, и она их прогоняет. Бахус умер. И для меня наступила кромешная, беспросветная ночь поздней осени. Мне тоже не хочется жить. Потому что трудно прожить без своего второго я, а Бахус и был этим вторым я. Александр, если сможешь, приезжай на похороны нашего общего друга. Я знаю, что ты тоже его любил. Бахуса невозможно было не любить. А как красиво он пел о море и пиратах. Я вспоминаю об этом и плачу. Потому что не могу вернуть моего лучшего друга. Потому что Бахус умер.
После слов приветствия, он сказал:
Сообразив, что отец закончил, я ответил:
– Отец, к сожалению, у меня нет денег на билеты до Швейцарии и обратно, поэтому я не приеду на похороны Бахуса.
– Очень жаль, Александр, перед смертью Бахус вспомнил тебя и сказал замечательные слова.
Отец замолчал, а мне стало любопытно:
– И какие же последние слова обо мне он сказал?
Отец помолчал еще с полминуты и сказал:
– Александр – дурак.
– Отец, но ведь тебя тоже зовут Александром.
– Да, но я же не дурак, кстати, о Бахусе – второго такого попугая мне не найти.
Располагая только земными богатствами России, люди земли смогут жить без материальных проблем. Но Россия этого не знает и потому попрошайничает.
В аптеке старенький-старенький старичок покупает двести презервативов. Продавец-аптекарь улыбается и спрашивает его: «Зачем вам столько, уважаемый? Вы же до дома дотащитесь и развалитесь». Старичок не обижается и объясняет: «Это для моих детей и внуков. Когда они будут читать мое завещание и узнают, что все мое состояние в миллион долларов я завещаю господину Джек-поту, а им оставляю дырки от бубликов, тогда они натянут презервативы на свои глупые головы».
Американский миллионер на воздушном шаре пытается облететь без посадки вокруг земного шара. Моя мама, узнав об этом, ворчит: «Чего только люди не выдумывают, лишь бы не работать».
Десятое августа. Вечер. Звонит телефон. Поднимаю трубку, – приятный женский голос поздравляет меня с днем рождения. Я благодарю и объясняю, что мой день рождения зимой. Приятный женский голос уточняет: «А вы разве не Михаил Михайлович Зощенко?» – «Нет, – отвечаю я. – Я – Александр О`Бухарь, веселый приколист, и с удовольствием выпью за здоровье именинника Михаила Михайловича Зощенко и за приятный женский голос».
Чтобы приехать на работу к семи часам, мне необходимо проснуться в пять утра. Для человека, который всегда считал себя совой и не ложился раньше двух – это подвиг. И этот подвиг мне приходится совершать пять раз в неделю. Но в этом есть и свои плюсы: по утрам на улицах почти никого нет из нормальных людей, они еще сладко спят и видят свои сны, а я уже бегу на работу, стуча каблуками по асфальту, вдыхая еще прохладный утренний воздух, и пытаюсь проснуться, но это, конечно же, не получается. Я сплю и одновременно иду к остановке троллейбуса, сажусь в троллейбус, еду в сторону завода, прохожу через проходную, махнув пропуском, добираюсь до раздевалки, здороваюсь с бригадой плотников и сплю, потому что я – сова. И до обеда не могу проснуться. Работаю и сплю одновременно. Конечно же, производительность моего труда очень низка, но другой от меня и не требуется. Важно, чтобы я пришел на работу вовремя, и никого не волнует, что я успею сделать. Я не сразу сообразил, о чем идет речь, а когда до меня дошло, было уже поздно: мужик исчез. Твою мать! Такой оборот событий мне совершенно не нравился. Меня приняли не за того, кто я есть на самом деле.
Вот и сегодня я ехал на работу и спал, шел к проходной и спал, а когда вышел из проходной и завернул за здание восьмого цеха, то сразу же проснулся, потому что наткнулся на труп. Мужчина лет пятидесяти в сером костюме лежал поперек дороги, а из его развороченной шеи обильно вытекала кровь прямо на асфальт. Четыре ободранных кота, задрав вверх свои драные хвосты, стояли рядом с красной дымящейся лужей и лакали. При моем появлении они отскочили в сторону. Я не успел рассмотреть мужчину, потому что сзади из-за цеха вывернул Первый, он тоже добирался до работы. Увидев труп, он спросил:
– Седьмой, зачем ты убил начальника второго цеха?
