солдат князя Дмитрия Вишневецкого, шел под начальством поручика Шандаровского в полумиле от шведов. Пан Шандаровский разговаривал как раз с Рохом Ковальским, который приехал с приказами от каштеляна, как вдруг оба они заметили мчавшегося к ним во весь опор мальчика.
— Что за черт так несется, — спросил Шандаровский, — да еще на жеребенке?
— Деревенский мальчик! — ответил Ковальский.
А мальчик подлетел к первым рядам отряда и остановился только тогда, когда жеребенок, испуганный видом людей и лошадей, стал на дыбы. Мальчик соскочил и, держа жеребенка за гриву, поклонился рыцарям.
— Что скажешь? — спросил его Шандаровский.
— Шведы у нашего ксендза; говорят, между ними сам король! — сказал мальчик, сверкая глазами.
— А много их?
— Не более двухсот.
Теперь уже у Шандаровского заблестели глаза; но он боялся какого-нибудь подвоха и потому, строго посмотрев на мальчика, спросил его:
— Кто тебя прислал?
— Кто ж меня мог прислать? Сам я вскочил на жеребенка на лугу, чуть не задохся, дорогой шапку потерял… Хорошо еще, что меня не заметили, черти!
Загорелое лицо мальчика дышало правдой; ему, видно, очень хотелось потрепать шведов, потому что щеки его пылали, и он стоял перед офицером, держа жеребенка за гриву, с развевающимися волосами, в расстегнутой на груди рубахе и тяжело дыша.
— А где же остальные войска? — спросил хорунжий.
— Еще на рассвете их прошло столько, что мы и сосчитать не могли, но те пошли дальше; осталась только конница; один из них спит у ксендза; говорят, король.
— Слушай, мальчуган, — сказал Шандаровский, — если ты лжешь, то я тебе голову сниму с плеч, а если говоришь правду, то проси чего хочешь!
Мальчик низко поклонился ему.
— Вот провалиться мне на этом месте! — проговорил он. — Я никакой награды не хочу, пусть вот только ясновельможный пан офицер велит дать мне саблю!
— Дайте ему какую-нибудь саблю! — крикнул Шандаровский, уже вполне убежденный в правдивости слов мальчика.
Остальные офицеры стали расспрашивать мальчика: где деревня, где дом, что делают шведы? Он ответил:
— Караулят, собаки! Если вы прямо пойдете, они вас заметят, но я проведу вас лощиной.
Тотчас были отданы приказания, и полк двинулся сначала рысью, потом вскачь. Мальчик ехал впереди на своем жеребенке, без узды, и подгонял его пятками, то и дело поглядывая сверкающими глазами на свою обнаженную саблю.
Когда они подъехали к деревне, мальчик свернул с дороги в лощину. Там было вязко, и пришлось замедлить шаг.
— Тише! — сказал мальчик. — Как только лощина кончится, они будут не дальше как в полуверсте!
Всадники продвигались медленно, так как дорога сделалась трудной, а тяжелые лошади часто вязли в болоте по колени. Наконец лощина стала редеть, и они выехали на поляну.
И вот, не дальше чем в трехстах шагах, всадники увидели большую площадь, далее приходский дом, окруженный липами, среди которых виднелись соломенные крыши ульев, а на дворе двести всадников в панцирях и шлемах.
Гигантские всадники сидели на гигантских, хоть и исхудалых, лошадях и были наготове; одни с рапирами, другие с мушкетами в руках; но они смотрели в другую сторону, на главную дорогу, оттуда только и могли ожидать неприятеля. Над их головами развевался великолепный голубой штандарт с золотым львом.
Далее, вокруг дома, стояла стража, по два человека; часть ее была обращена лицом к лощине, но солнце ослепительно сверкало прямо в глаза, а в лощине было почти темно, и она не могла заметить польских всадников.
В Шандаровском, кавалере огненного темперамента, кровь уже кипела ключом, но он сдерживался и ждал, пока ряды выстроятся, а тем временем Рох Ковальский положил свою тяжелую руку на плечо мальчику и сказал:
— Слушай, пузырь, ты видел короля?
— Видел, вельможный пане! — прошептал мальчуган.
— А как он выглядит? Как его узнать?
— Он такой черный, и сбоку красная лента.
— А коня его узнаешь?
— Конь вороной с лысиной.
— Слушай! — сказал Рох. — Держись около меня и покажи мне его!
— Хорошо, пане! А скоро мы бросимся?
— Молчи.
Пан Рох умолк и стал молиться Пресвятой Деве, чтобы она позволила ему встретиться с Карлом и управляла его рукой при встрече.
Тишина продолжалась еще минуту; вдруг лошадь Шандаровского фыркнула. Один из сторожевых рейтар вздрогнул, точно его что-то подбросило на седле, и выстрелил из пистолета.
— Алла! Алла! Бей! Руби! — раздалось в лощине. И отряд как буря налетел на шведов.
Он налетел так стремительно, что шведы не успели повернуться к нему лицом.
Началась страшная резня: действовали только сабли и рапиры, так как стрелять не было времени. В одно мгновение рейтар отбросили к забору, который с треском рухнул под напором коней, и стали рубить их с таким бешенством, что они скучились и смешались. Дважды пытались они выстроиться, но оба раза строй был разорван и наконец рассыпался на маленькие кучки.
Вдруг раздались отчаянные крики:
— Король! Король! Спасайте короля!
Карл-Густав в ту минуту, когда напали поляки, выбежал на крыльцо с пистолетами в руках и шпагой в зубах. Рейтар, который держал у дверей его лошадь готовой, сейчас же подал ее королю, король вскочил на нее и, повернув за угол, бросился между липами и ульями, чтобы спастись бегством. Доехав до забора, он перескочил через него и очутился в группе рейтар, защищавшихся против правого крыла поляков, которое, окружая дом, столкнулось со шведами за садом.
— Вперед! — крикнул Карл-Густав.
И, свалив на землю ударом шпаги одного из польских всадников, который уже замахнулся на него саблей, он одним прыжком вырвался из водоворота битвы; рейтары, прорвав ряды поляков, бросились за ним, как стадо оленей, преследуемых собаками, бросается за рогачом-проводником.
Польские всадники бросились за шведами, и началась погоня. И те и Другие выехали на главную дорогу, ведущую из Рудника в Бояновку.
Их заметили с переднего двора, где происходила главная битва, и тогда-то именно и раздались крики:
— Король! Король! Спасайте короля!
Но рейтары на переднем дворе были уж так прижаты Шандаровским, что не могли думать даже о собственном спасении, и король помчался вперед в сопровождении не более двенадцати рейтар; поляков за ними погналось около тридцати, а во главе их Рох Ковальский.
Мальчик, который должен был показать ему короля, где-то затерялся в битве, но Рох и сам уже узнал его по пучку красных лент. Он решил, что час его настал, пригнулся к луке, сжал лошадь шпорами и помчался как вихрь вперед.
Убегавшие гнали лошадей что есть мочи, но более быстрые и легкие польские лошади стали уже их догонять. Рох настиг одного рейтара и, поднявшись на стременах, нанес ему такой страшный удар, что
