Сзади грянул выстрел, и спину под правой лопаткой обожгло. Опережая следующий выстрел, войсковой старшина бросился на мостовую, развернулся лицом в сторону, где должен был находиться капитан. Прижав к бедру руку с парабеллумом и не сводя глаз с Гурко, Мещерский пятился к противоположному тротуару. Они выстрелили одновременно, и оба не промахнулись: на груди вервольфовца появилось красное пятно, а Гурко ощутил толчок в плечо. Его пальцы, сжимавшие пистолет, разжались, и оружие оказалось на мостовой. Почему этот подонок не добивает его? Ах да, патруль! Двое жовнежей с винтовками наперевес бежали к капитану, один к войсковому старшине.
— Не стрелять, хлопчики, не стрелять! Брать живьем! — хотел крикнуть Гурко, но изо рта вырвался лишь слабый стон.
Перед глазами поплыли багровые круги, в висках зашумело, и он уронил голову на мостовую. С трудом приподнял ее и, словно в тумане, увидел перед собой сапоги подбежавшего жовнежа. Глаза застилала мутная пелена, в ушах, будто накрепко заложенных ватой, стояла тишина.
— В русскую комендатуру… — еле слышно прошептал войсковой старшина. — Всех… К подполковнику Шевчуку… Шевчу… — И потерял сознание.
По склонам ущелья полз густой туман, оседая мельчайшими капельками влаги на лице и шинели, от ручья, шумевшего невдалеке справа, несло пронизывающим холодом. Шевчук уже который раз принимался растирать закоченевшие на ветру руки и шевелить замерзшими в сапогах пальцами ног. Ну и рассветики в этой Мёртвой пади! А ведь он устроился, как король: в глубокой расщелине, дно которой казаки выложили для него пушистым мхом, на плечах шинель с поднятым воротником, на голове натянутая до ушей пилотка. А каково пятерке пластунов-разведчиков, что вместе с Гамузом час назад в одних маскхалатах поверх черкесок отправились вверх по остроконечной скале к вервольфовскому наблюдательному пункту?
— Задание выполнено, — раздался над расщелиной приглушенный голос лейтенанта, командира разведчиков.
— Результат? — встрепенулся Шевчук.
— Тройку швабов сграбастали живьем. А одного того… уж дюже брыкливым оказался. Наверное, их старшой.
— Проводи меня к ним.
Вервольфовцы находились в небольшой пещере, где их спящими захватили разведчики. Неровные стены с выступающими острыми гранями камней, теряющийся в темноте потолок, узкий вход. В противоположных от входа углах пещеры были рассажены на полу пленные: в правом — двое крепких, рослых эсэсмана в разодранных маскнакидках, в левом — щуплый паренек лет пятнадцати, у которого из-под расстегнутой у горла маскировочной куртки виднелась форменная рубашка члена гитлерюгенда. Молодцы разведчики, уже и рассортировали пленных. Такие помощнички, что могут оставить его без работы! Однако шутки в сторону, нужно внимательнее присмотреться к пленным.
Сначала пара эсэсманов в правом углу. Хмурые, застывшие лица-маски, опущенные на грудь головы, потухшие глаза. Полнейшая покорность судьбе! Знакомое зрелище! Эта парочка, одурманенная пропагандой доктора Геббельса, непоколебимо убеждена, что в ближайшие минуты будет прикончена, и уже простилась с жизнью. Допрашивать их сейчас бессмысленно. Вот когда они попадут в лагерь военнопленных и поймут, что никто не жаждет их крови, то будут на редкость словоохотливы. К сожалению, Шевчуку их показания нужны сейчас, сию минуту. Но это мечта, химера…
Теперь подросток из гитлерюгенда. Какой заморыш! А поза-то, поза! Подбородок вскинут, в глазах чуть ли не огонь сверкает, ноздри, как у породистого рысака, нервно дрожат. Ну чем не юный Зигфрид или, на худой конец, герой помельче из того же могучего племени нибелунгов? Только, дружок, своей демонстративно-картинной позой тебе вряд ли удастся ввести кого-либо из присутствующих в заблуждение. Ведь ты обыкновенный жалкий трус!
— Слюнтяй, — прошептал Шевчуку в ухо казачий взводный. — Нажать как следует, поначалу обгадится с переляку, а потом заговорит. Разрешите приступить? Мои хлопчики на подобных фокусах собаку съели. Разыграют театр как по нотам.
— Приступай, лейтенант.
Взводный, привлекая к себе внимание, щелкнул пальцами и указал часовым глазами на эсэсовцев. Часовые встали сбоку пленных, приставили к их спинам стволы автоматов.
— Вэг! Хинаус!
Эсэсовцы послушно встали, сгорбившись и понурив головы, направились к выходу из пещеры. Оставшись один, гитлерюгендовец сжался в комок, уткнулся глазами в пол. Что, нибелунг, не по себе? Небось, дрожишь, как овечий хвост? А как ты думал? Знал, куда впрягался и в какие игры играть собрался!
— Гаврило, сеанс! — скомандовал взводный, кивая одному из разведчиков на пленного.
Высоченный, широкоплечий казак с длинными усами и обезображенным багровым шрамом лицом сбросил с себя маскхалат, прислонил к стене пещеры автомат. Приблизился к пленному и встал напротив с таким расчетом, чтобы его сапоги оказались в месте, куда был направлен взгляд уставившегося в пол вервольфовца. В то же мгновение в его глазах мелькнул ужас, рот приоткрылся, губы что-то беззвучно зашептали.
— Русс… Казак-пластун… — расслышал Шевчук его лепет.
— Отвечай! — рявкнул густым и свирепым басом казак.
— А-а-а! — разнесся под сводами пещеры пронзительный вопль вервольфовца.
Не переставая кричать, он упал на четвереньки и попятился от разведчика в другой угол пещеры. Одна штанина у него задралась, и Шевчук увидел на ноге пропитанный кровью бинт. Интересно, во время свершения каких подвигов ты заработал пулю или осколок? Ладно, во всех деталях разберемся позже, а пока от тебя требуется не так уж много.
Подполковник преградил дорогу пленному, ухватил за шиворот, поставил на ноги. Несколько раз сильно встряхнул.
— Молчать! — И когда вервольфовец перестал кричать, Шевчук, четко выговаривая каждое слово, сказал по-немецки: — Твоя судьба в твоих руках. Честно ответишь на заданные вопросы — гарантирую жизнь. Решай…
— Жить! Жить! — пронзительно выкрикнул пленный, размазывая по лицу слёзы.
— Разрешите, товарищ подполковник? — рядом с Шевчуком вырос один из разведчиков. — Самый час ковать железо, покуда оно горячо. Дозвольте приступить к допросу?
Шевчук знал этого разведчика, во взводе он исполнял обязанности нештатного переводчика и носил кличку Фенстер. Когда-то давно, еще в период формирования дивизии, он чрезмерно расхваливал свои невероятные успехи в изучении немецкого языка, вследствие чего добился желаемого — был зачислен в разведсотню. Однако оказалось, что он, как истинный кубанский казак, потомок запорожцев, любил крепко прихвастнуть, а в действительности его знания немецкого находились на уровне: «Вас ист дас?», «Дас ист фенстер»,[49] отчего за ним утвердилась эта кличка. Правда, с тех пор разведчик многому подучился и «шпрехал» довольно сносно, но куда ему было до бывшего офицера австро-венгерской армии Шевчука.
— Отставить, пленным займусь я сам, — ответил подполковник.
Вервольфовец знал очень мало, практически ничего из нужного Шевчуку. На базу в Мертвой пади он попал всего неделю назад после ранения и постоянно находился в дозоре на остроконечной скале. В его обязанности входило убирать в пещере, готовить пищу, а также наблюдать в бинокль за ущельем и галечной осыпью с десяти до семнадцати часов, когда тройка эсэсовцев, бывших с ним, отсыпалась. Наблюдение утром, когда на базу прибывали маршрутные группы, и с семнадцати часов до наступления темноты вели эсэсовцы, они же несли ночью и охрану подходов к своей пещере. Общаясь с эсэсовцами и слыша обрывки их разговоров, он в общих чертах представляет, как осуществлялся на базе прием «гостей». Вначале условным зрительным сигналом прибывшие сообщали о себе на пост и после получения ответного сигнала двигались установленным маршрутом на подземную базу. О появлении «гостей» старший из эсэсовцев немедленно сообщал, опять-таки посредством зрительной сигнализации, на базу. Но как конкретно осуществлялась связь с «маршрутниками» и базой, пленному неизвестно…
Казалось бы, допрос ничего не дал: все, что сообщил вервольфовец, Шевчук уже знал от Гамуза или из доклада командира разведчиков. Однако подобный вывод был бы ошибочен: Шевчук сейчас получил
