показать своего квартиранта.
Не успел Мирзоев собраться с мыслями, как хозяйка позвала его. Пришлось выйти: не мог же он уснуть как убитый за десять минут.
— Знакомься, Голям-даи. Это — Газанфар Курбанов, из госпиталя выписался, скоро на фронт поедет.
Милиционер, не вставая, пожал руку лейтенанту, указал на стоявший рядом стул. Месьма-ханум ушла греть чай.
— Много у меня было знакомых по фамилии Курбанов… — неторопливо начал старик.
— Что ж, распространенная фамилия, — пожал плечами Мирзоев. — А вы на пенсии? — пытаясь увести разговор подальше от опасной темы, спросил он.
— Столько лет в милиции служил, теперь здоровье не позволяет. А вы, простите, где до войны работали?
— В Мингечаурском совхозе. Я — агроном по специальности. Мать там у меня оставалась. Приехал из госпиталя, а ее уже нет. Поэтому там и не остался. Вот подлечу руку и снова на фронт.
Хозяйка подала чай.
— Нет, Месьма-ханум, я не буду пить, — вдруг засуетился старик. — На минутку забежал проведать тебя. Спешить надо, внучка заболела, за врачом пойду.
Голям-даи встал, торопливо попрощался и неожиданно бодрой походкой вышел из комнаты.
Мирзоев тоже отказался от чая и ушел в свою комнату. Вынул из вещмешка штатский костюм, кепку, туфли, завернул аккуратно в бумагу. Засунул сзади за брючный ремень пачку денег в резиновом кисете. Потом тщательно причесался перед зеркалом.
— Ты куда это, сынок? — удивилась старушка, увидев, что лейтенант уходит.
— Видно, все равно не засну. Вот хочу кое-что отнести товарищу. Нашелся здесь у меня земляк. Я скоро, Месьма-ханум.
Прошло не больше пятнадцати минут, как вновь появился Голям-даи. За ним в комнату осторожно вошел милиционер.
— Где он? — выпалил старик, тяжело дыша.
— Ушел вслед за тобой.
— Сбежал! — в отчаянии крикнул Голям-даи, бросаясь к двери. — Скорее за ним! Нужно догнать, пока далеко не ушел!
Мирзоев покинул квартиру Месьмы-ханум с единственной мыслью: как избежать встречи с Голям-даи? Ясно, что тот пошел за чекистами или милиционерами. Они могли появиться каждую секунду. Вдруг Шамиль увидел, что двое жильцов — пожилой и подросток, дежурные по группе местной противовоздушной обороны, поднимаются на крышу дома.
— На пост? — окликнул их лейтенант.
— Да, сегодня наша очередь.
— Поднимусь с вами, интересно посмотреть, как вы дежурите.
Вслед за ними Мирзоев полез по пожарной лестнице на крышу, предварительно передав сверток с одеждой пареньку, который специально спустился вниз помочь лейтенанту.
Встреча с отставным милиционером означала полный провал. Следовало как можно быстрее покинуть опаснее место, постараться замести следы.
Поднявшись, те стали проверять, на месте ли песок, рукавицы, а Мирзоев осмотрелся. В глаза сразу же бросилась небольшая лесенка, по которой можно было спуститься на крышу соседнего, вплотную приткнувшегося дома, а оттуда выйти на параллельную улицу. Все складывалось как нельзя лучше.
В утренней оперативной сводке внимание Гаранина привлекло коротенькое сообщение из Баку о подозрительном поведении лейтенанта Курбанова, поселившегося на квартире у некой Месьмы-ханум, и его внезапном исчезновении. На него незамедлительно был объявлен розыск.
Перечитав сообщение еще раз, майор написал запрос местным органам Баку с просьбой срочно сообщить время появления лейтенанта в городе, а также не замечалось ли у него непроизвольного подергивания мышц левого глаза.
Весь день Илья Ильич упорно отгонял от себя мысль, что наконец-то удалось выйти на след агента, о котором известил Вилли Шнель месяц назад. Он еле дождался утра и сам отправился к дежурному по управлению, чтобы сразу же, как только поступит почта, подтвердить или опровергнуть свою догадку. Наконец прибыл фельдъегерь, вываливший из портфеля на стол дежурному целую груду пакетов и конвертов. Где-то среди них был и ответ на его запрос. Гаранину казалось, что дежурный нарочито медленно сортирует почту. Он было хотел поторопить его, как тот сам назвал майора и протянул журнал регистрации: «Распишитесь, товарищ Гаранин». Отойдя к столику у двери, Илья Ильич вскрыл конверт. В глазах запрыгали блеклые телеграфные строчки. Так, шестого или седьмого августа… азербайджанец… последствия ранения или контузии.
Через несколько минут Гаранин докладывал начальнику отдела:
— Приметы парашютиста, о которых сообщил Вилли Шнель, совпадают с установочными данными на лейтенанта Курбанова. Они приведены во вчерашней…
— Да, да, я помню, — прервал Орлов. — Но под такой словесный портрет можно подогнать кого угодно.
— Семен Игнатьевич, но Курбанов появился в Баку как раз через два или три дня после заброски агента. А главное — тик. Хозяйка квартиры заметила, что у него иногда подергивались мышцы у левого глаза. Он даже сказал ей, что это после контузии. Вот ответ из Баку на мой запрос.
— Тогда дело другое, — полковник несколько раз перечитал полученную телеграмму. — Действительно, скорее всего, это он.
— Семен Игнатьевич, я считаю, что в Баку Курбанов не останется. Его теперь нужно ждать в Москве.
— Вы по-прежнему думаете, что конечная цель агента — Москва? Что ж, не исключено. Составьте подробную ориентировку по уточненным данным для милиции, комендантской службы и оперативных подразделений…
— Вы не смущайтесь, Наташа, рассказывайте подробно, — подбодрил Гаранин сидевшую перед ним девушку.
Ее только что проводили к нему в кабинет из бюро пропусков. Уже многих выслушал Гаранин, но ничего, хотя бы косвенно относящегося к агенту Штендера, о котором сообщил Вилли, пока не было. Не надеялся майор услышать о нем и от новой заявительницы. Дежурному она рассказала о каком-то подозрительном кавказце и о том, что надо проверить, не враг ли это, пробравшийся в Москву. Поэтому ее и направили к Гаранину.
— Познакомилась я с этим лейтенантом у нас в кинотеатре «Родина», — рассказывала розовощекая девушка в роговых очках. — Он сказал, что приехал в командировку с фронта, совсем не знает Москвы, а ребята, мол, в части обязательно будут допытываться, какая она, военная столица. Мы договорились в воскресенье погулять по городу. Лейтенант назвался Суреном, сказал, что по национальности армянин. Я сразу увидела, что он говорит неправду. Я родилась в Ереване, училась там и, уж кого-кого, а армянина всегда узнаю. Сурен думал, что раз я москвичка, то не могу отличить азербайджанца от армянина. Но я-то сразу поняла, что на самом деле Сурен азербайджанец.
— Нет ли у этого Сурена каких-либо особых примет?
— Нет, пожалуй, нет… Хотя вот что… Когда он рассказывал, что его ранило на фронте, у него под левым глазом вдруг жилка задергалась, быстро так. Потом прошло.
— Не говорил ли Сурен, где остановился в Москве? — с надеждой спросил Гаранин.
— Где он живет, я не знаю. Но сегодня в пять часов вечера мы встретимся у гостиницы «Москва».
— Вы не выдали ему своих подозрений?
— Нет, но произошел такой случай. Вчера Сурен провожал меня домой, и когда мы стояли у наших ворот, вышел мой сосед и крикнул мне по-армянски: «Бареф!» — «Здравствуйте!». Он сам армянин. Сурен насторожился и стал спрашивать, не говорю ли я по-армянски. Я сказала, что языка не знаю, а сосед со
