Среди сослуживцев он слыл сторонником гуманных и честных методов работы, хотя и здесь не всегда отличался последовательностью. Недавно Тиритоглу получил небольшое наследство, увлекся постройкой собственного дома и поэтому большую часть дня проводил не на службе, а на строительной площадке, присматривал за подрядчиком и подгонял рабочих. Он только что вернулся оттуда и делал подсчеты.
Отложив с довольным видом листок с цифрами, полковник вынул из сейфа отобранную у Курбанова фотографию и в сотый раз стал изучать ее, стараясь до конца проникнуть в скрытую в ней тайну. Взглянув на снимок впервые, он сразу узнал генерала Осман-пашу, с которым часто встречался в обществе. Тиритоглу был доволен, что затребовал в Анкару перебежчика из России, интуитивно почувствовав интересное дело. Он долго обдумывал, как подойти к арестованному, назвавшему себя Курбановым и упорно настаивавшему на показаниях, в которые полковник не верил. Наконец Тиритоглу снял трубку и приказал привести Курбанова на допрос.
В тюрьме Мирзоев сильно похудел. Глаза глубоко запали. За время пребывания под стражей у турок он ни разу не брился и не стригся. Борода и усы закрыли почти половину лица.
— Садитесь, — пригласил полковник, когда конвоиры вышли из кабинета.
Мирзоев, стоявший рядом с креслом, нерешительно посмотрел на свои грязные лохмотья.
— Ничего, садитесь, — повторил полковник.
В этом кабинете арестованный был впервые и с удивлением разглядывал роскошную обстановку: хрусталь, плюш, атлас, блеск лака… Тиритоглу с неменьшим интересом рассматривал Шамиля.
— Расскажите, господин Курбанов, что побудило вас покинуть родину и нарушить нашу границу?
Словно очнувшись, арестованный с любопытством взглянул на контрразведчика. Он был первым, кто назвал его по фамилии, да еще господином. Мирзоев повторил показания, которые давал майору на границе.
Полковник, не перебивая, выслушал его, выложил на стол «семейную» фотографию.
— Кто здесь снят?
— Мой отец с братьями.
Тиритоглу положил рядом фотокарточку важного генерала.
— Чем объяснить такое поразительное сходство высокоуважаемого генерала Осман-паши с вашим отцом? — вкрадчиво поинтересовался он у Мирзоева.
— Случайностью, — пожал тот плечами.
— Мне показалось, что вы отнесетесь к своему положению с большей серьезностью. Говорю с вами как мусульманин с мусульманином: если вы не прекратите запираться, вашей судьбе не позавидует и бездомная собака. Видит аллах, это не угроза. Вы должны рассказать, с каким заданием вас послали большевики сюда, в страну ваших братьев по религии, языку, обычаям. Подумайте как следует. Через сорок восемь часов будет поздно.
Ровно через два дня Мирзоева снова вызвали на допрос.
— Надеюсь, мой совет пошел на пользу? — встретил его вопросом полковник, едва тот вошел в кабинет.
— Да, эфендим.
— Тогда рассказывайте по порядку. Пока в общих чертах, детали потом.
Мирзоев тяжело вздохнул, облизал вдруг пересохшие губы. Когда в Москве они с чекистами разыгрывали этот момент, все казалось куда проще.
— Я послан русскими, чтобы убить генерала Осман-пашу, который хочет заставить Турцию вступить в войну на стороне Германии, — он заметил, что голос у него дрожит: «Что ж, пожалуй, это даже лучше». — Чтобы не произошло ошибки, его портрет впечатали на отобранную у меня семейную фотографию. Раньше в Турции я никогда не был и Осман-пашу в лицо не видел. После его ликвидации я должен был перейти через границу в Советский Союз в том же самом месте. Если выполню задание, как надо, мне обещали освободить отца. Его посадили за растрату. Вот и всё, эфендим.
— А с кем из советских агентов вы должны были связаться?
— О них ничего не говорили. Покушение было поручено мне в одиночку. Тем более, что адрес Осман- паши я знал. Оставалось проследить, когда он уезжает из дома и когда возвращается. После этого решить, как лучше провести дело. Если за то время, что я добираюсь до Анкары, что-нибудь изменится, в тайнике на кладбище за мечетью оставят вместе с деньгами сообщение.
Тиритоглу не поверил, что этому испуганному оборванцу действительно могли поручить одному столь серьезную акцию. Скорее всего, кто-то должен был руководить им на месте. Впрочем, к этому он еще вернется позже. Главное, что удалось добиться признания русского террориста
— Что ж, запишем ваши показания. Прошу рассказать все как можно подробнее и точнее.
Однако Тиритоглу был не только опытным контрразведчиком, но и осторожным человеком. Поэтому всеми возможными способами он постарался проверить показания Мирзоева. К его облегчению, первое испытание арестованный выдержал. И хотя у задержанного советского агента так и не выявились связи в Турции, дело все же было значительным и сулило укрепить репутацию полковника.
После этого Мирзоева целую неделю не вызывали на допросы.
А в понедельник Тиритоглу посетил неожиданный гость — видный журналист Джемальоглу, который поддерживал тесные связи с немцами.
— Господин полковник, я к вам за известиями. До меля дошли слухи, что вы задержали русского террориста, который намеревался убить генерала Осман-пашу. Прямо страшно подумать, до чего доходят люди в своей ненависти…
Контрразведчик от неожиданности чуть не вскочил со стула.
— Кто это вам сказал? — злобно прошипел он. Ведь арест Курбанова и его показания пока держались в тайне. Откуда мог разнюхать об этом журналист?
— Так, случайные источники… — увильнул Джемальоглу.
— В таком случае пока ограничьтесь кратким сообщением, что задержан иностранный агент, нелегально проникший через границу из сопредельного государства. Ведется следствие. И все. Никаких подробностей.
Джемальоглу забегал ручкой по блокноту.
— Прочтите, что вы записали, — Тиритоглу не хотел рисковать даже в мелочах.
Джемальоглу рассыпался в благодарностях и быстро ушел. Оба остались довольны: журналист тем, что первым официально известит о деле, которое, как он был уверен, взбудоражит общественность, полковник тем, что в печати будет названа его фамилия в связи с расследованием, которое в итоге может в какой-то мере повлиять даже на внешнюю политику Турции.
Майор Гаранин не раз вспоминал тот весенний день, когда на болотистой прогалине за Лосиным островом увидел сбитый «мессер» и раненого немецкого летчика Вилли Шнеля. Тогда Илья Ильич не мог и предположить, каким ценным человеком окажется пленный обер-лейтенант. Сейчас Гаранин шел к начальнику отдела с очередной радиограммой Шнеля.
В сообщении было всего несколько строк: «В предместье Бебек Штендером организована тайная школа, в которой ускоренно готовится группа диверсантов. Заброска их в Закавказье, видимо, будет проводиться морем. Состав группы выяснить пока не удалось».
Полковник Орлов встретил Гаранина вопросом:
— Есть что-нибудь новое относительно Мирзоева? Непонятно, почему в газетах появилось только сообщение о его задержании. Что-то турки не торопятся с процессом. Шнелю ничего не удалось выяснить?
— Нет, Семен Игнатьевич. Но от него поступило интересное сообщение по другому вопросу.
Пока начальник отдела читал телеграмму, Гаранин еще раз мысленно проанализировал свои предложения. Да, другого варианта, пожалуй, не было.
— Обстановка складывается явно не в нашу пользу, Илья Ильич, — нахмурился Орлов. — Допустить бесконтрольную засылку агентов Штендера на нашу территорию мы не имеем права. Шнель, видимо, не будет знать место и время заброски, если они проведут ее морем. Нужно продумать, нельзя ли обезвредить всю группу еще там, в Турции.
— Семен Игнатьевич, я как раз хотел предложить такой вариант. Мы подскажем Шнелю способ
