затянете переход бригады к коммунистам на двое-трое суток.
— У вас имеется лучшее решение этой проблемы?
— Да. Мы, русские, считаем, что рыба всегда тухнет с головы. Точно так обстоит дело и в польской бригаде. Ее командир уже полностью настроился на переход к коммунистам, направил всю жизнь бригады по этому руслу. Чтобы пресечь вредное для нас развитие событий, необходимо убрать Хлобуча и поставить на его место послушного нам человека.
— К сожалению, я не в силах смещать и назначать командиров польских частей. Даже аковских, — язвительно заметил Штольце.
— Знаю об этом. Как и о том, что среди ваших агентов в аковской бригаде нет человека, способного ликвидировать Хлобуча. Не потому, что это невозможно, а из-за того, что все они трусы и не осмелятся рисковать собственной шкурой… Лишен возможности убрать Хлобуча и я. Однако это могут сделать ваши друзья из УПА.
— Я подумаю над вашим предложением.
— Думать уже поздно. Завтра станция должна принять первый воинский эшелон, а еще через сутки- двое она будет действовать с предельной нагрузкой. Это значит, что тогда в полную силу заработают все наши информаторы и рации. Раз так, в лес и горы двинутся советские поисковые и истребительные группы. Оказать им сопротивление должны не только мы и подразделения УПА, но и аковская бригада. Но чтобы получить в помощь себе ее тысячу штыков, нужно убрать Хлобуча. Решайтесь, герр оберштурмбанфюрер.
— Кто может занять место Хлобуча?
— Только начальник штаба бригады капитан Вильк. Помните его досье? Прибыл в Польшу из Англии, стоит вне политики… Если уже не Хлобуч, а Вильк получит из Лондона очередной приказ выступить против «люблинцев», он выполнит его без раздумий.
— Вы убедили меня. Постараюсь в ближайшее время переговорить о Хлобуче с моими друзьями из УПА.
— И еще один вопрос, герр Штольце, — после минутного раздумья, сказал Сухов. — Какое решение вы и их превосходительство господин Ковалев приняли в отношении генерала Дубова?
— Можете действовать согласно предложенному вами плану.
— Благодарю за доверие, герр оберштурмбанфюрер. Разрешите быть свободным?
— Да. До свидания, господин полковник.
— До новой встречи, герр оберштурмбанфюрер…
Когда за Суховым захлопнулась дверь, Штольце облегченно вздохнул. Легкими прикосновениями пальцев прилизал на висках волосы, пренебрежительно усмехнулся.
«Не рано ли задрали нос, славянские недочеловеки? Решили, что Германии пришел конец, и вздумали играть с ним на равных? Раньше трепетали при одном виде черного эсэсовского мундира, а теперь осмелились высказывать собственные мнения и даже давать советы? Знаете, что здесь, в Карпатах, деятельность «Вервольфа» без вашей помощи практически будет сведена к нулю, и пользуетесь этим… Плевать на вас! Сейчас важно другое: чтобы как можно дольше вы оставались с нами в одной упряжке. Каждый день приближает фатерланд к созданию секретного чудо-оружия, которое совершит переворот в войне и поставит на колени врагов национал-социализма. Если же этого не случится, фюрер всегда сможет договориться с англичанами и американцами о сепаратном мире. Однако для всего этого нужно время, и его для Германии выигрываем мы, солдаты Восточного фронта».
Штольце громко постучал карандашом по стакану с водой, и на пороге появился высокий длинноносый эсэсовский офицер в полевой форме.
— Heil, Wolf! — выкрикнул он, выбрасывая правую руку в фашистском приветствии.
— Und die Freiheit![35] — отозвался Штольце. — Оберштурмфюрер, завтра в восемь тридцать я отправляюсь в сотню УПА «Хрын». Позаботьтесь, чтобы к этому времени была готова моя охрана.
Семен шагнул в кабинет, остановился у порога. Снял с головы лохматую шапку с красной ленточкой, поправил на плече ремень немецкого автомата. Разгладил усы и спокойно посмотрел на Шевчука и Дробота, сидевших за столом у окна.
— День добрый, товарищи.
— Здравствуйте, Семен Гаврилович, — ответил подполковник, поднимаясь ему навстречу. — Проходите ближе. Садитесь.
Семен неторопливо направился к столу, выдвинул из-под него стул. Окинул его придирчивым взглядом, смахнул шапкой с сиденья что-то ему не понравившееся и лишь после этого сел. Поставил возле себя автомат, положил на колени шапку, отбросил со лба к уху чуб. Квадратное лицо, низкий лоб с глубокими продольными морщинами, широкие усы, изрядно посеребренные сединой виски. Уверенный взгляд, на лице ни тени подобострастия или угодливости, держится с достоинством.
До войны он — один из богатейших в округе украинских кулаков, был запанибрата с местной оуновской верхушкой. По непонятной причине вначале порвал с националистами, затем выступил против них с оружием в руках… «Странный тип, не верю таким. Советовал бы и вам присмотреться к нему внимательнее», — пришли на ум Шевчуку слова, сказанные о Семене офицером-поляком городского отдела госбезопасности. И тут же он вспомнил краткую характеристику, данную своему подчиненному командиром Крышталевичского отряда самообороны Горобцом: «Голова, каких мало. Потому и плюнул на Бандеру, що свой ум имеет. Верю ему как себе и положиться могу во всем». Что ж, посмотрим, кто из вас двоих ближе к истине.
— Семен Гаврилович, — сказал подполковник, — расскажите, пожалуйста, что вам известно о Мертвой пади. Все, с чем сталкивались лично или слышали от других.
— Знаю и рассказать о Мертвой пади могу много, да не все из этого вам сгодиться может. Потому сразу начну с того, что для дела прямой интерес имеет. Мертвым то место кличут оттого, что там какая-то редкая руда лежит. Может, для науки она и полезная, а вот для живой твари — сущая погибель. Из-за нее ни зверье в той округе не водится, ни птица гнездовья не вьет. И вода, стало быть, для питья никак не пригодна.
По той же причине Мертвая падь и в войну пустовала. Была она як граница промеж нашим отрядом и бандеровской сотней Бира. Конечно, и наши хлопцы, и бандиты туда время от времени захаживали. Однако подолгу не задерживались: не станешь же на себе бочку воды тащить?.. Однажды наткнулась на наш секрет группа бандер из семи человек. Шестерых хлопцы уложили из пулемета, а одного живьем взяли. После боя, само собой, проверили их поклажу и у старшого нашли фляжку с самогоном. А фляжка непростая, впервой в жизни привелось мне такую диковинку в руках держать. Из синего крепкого стекла, с делениями по всей высоте, с крышкой-защелкой на резиновой прокладке. Занятная штуковина… Пленник объяснил, что этой фляжкой их старшой разжился у немчуков. Они Мертвую падь и пещеры обследовали. Из каждого ручейка и родника в такие фляжки воду брали и на анализ отправляли. Он и стащил одну себе… Только не нашла та экспедиция нужной ей воды и убралась восвояси.
— Чем объяснили немцы свой интерес к Мертвой пади? Сколько их было и как долго они там находились? Вы, наверное, тоже задавались этими вопросами, не так ли?
— Конечно. Немчуков было десятка два. Привели их в ущелье боевики Бира, которые потом несли охрану своих гостей. Оставались немчуки в пади дней восемь — десять. Вода им потребовалась для того, щоб строить поблизости завод. Может, для добычи той самой руды, что кругом все живое травила. Поскольку нужной воды не оказалось, да и фронт приближался, никакого строительства не получилось.
— Ничего больше ни о немцах-водоискателях, ни о предполагаемом строительстве не слышали?
— Не привелось.
— Теперь давайте поговорим о вашем последнем посещении Мертвой пади. Как мне известно, группу, которую вы преследовали от родника, в ущелье обнаружить не удалось?
— Не нашли мы ее, хотя шукали на совесть. Как оборвались следы у ручья, что по дну ущелья течет, так и не встречали мы их больше.
— А если преследуемые и не собирались устраивать в ущелье дневку? Спустились в него, зашли в ручей, чтобы скрыть следы, и покинули его где-нибудь уже за пределами ущелья. Возможно такое?
— В том-то и дело, что нет. В ручье даже у берега глубина по грудь, течение такое, что с ног сшибает,
