хорошо знающий дуэльный ритуал. Он своим честным именем гарантировал исполнение требований ритуала и тем самым достижение цели поединка.
Исключения представляли собой своеобразный вызов. Особенно показательны случаи, когда в качестве секунданта предлагался человек, благородство которого вызывало сомнения. Ю. M. Лотман, комментируя приглашение Онегиным своего слуги Гильо в секунданты на поединок с Ленским, писал: «< …> появление Онегина со слугой вместо секунданта было ему[54] прямым оскорблением (секунданты, как и противники, должны быть социально равными; Гильо — француз и свободно нанятый лакей — формально не мог быть отведен, хотя появление его в этой роли, как и мотивировка, что он по крайней мере „малый честный“, являлись недвусмысленной обидой для Зарецкого)» {108, с. 98}.
Нестандартный выбор секунданта — это всегда вызов, но необходимо определить, когда он адресован сопернику, когда — секунданту, когда он выражает отношение к данной конкретной дуэли, а когда и к институту дуэли в целом.
Для успешного выполнения «адвокатской» функции предпочтение при выборе секунданта отдавалось человеку близкому. Так, естественным считалось приглашение в качестве секунданта брата, реже — отца или другого родственника. Особенно часто секунданты-родственники принимали участие в дуэлях, где была затронута семейная честь. При подготовке дуэли Чернова с Новосильцевым посредником и секундантом первого сначала был его младший брат Сергей и только потом его заменил Рылеев. Это еще один штрих к картине постепенного превращения дела семейного (секундант — брат) в дело общественное (секундант — один из руководителей тайной организации).
Еще более распространенным было приглашение в секунданты друга (чаще всего при этом и сослуживца). С одной стороны, друг лучше знает дуэлянта и сумеет защитить его интересы. С другой стороны, в узком кругу друзей и сослуживцев формируется близкое отношение к чести и представление о дуэльном ритуале. Кроме того, принадлежность секунданта и принципала к одному обществу чести (например, полку, роду войск, гвардии и т. п.) отчасти гарантировало, что на дуэли будет защищена не только личная честь, но и честь этого общества.
Если дуэль происходила за границей, то естественным было стремление взять в секунданты земляка, соотечественника.
Возможен был и еще один принципиальный подход к выбору секунданта. Если дворянину было нанесено оскорбление, когда рядом не было его друзей, сослуживцев и т. д., любой присутствующий дворянин мог посчитать своим долгом представиться и предложить свои услуги. Оскорбленный чаще всего принимал такое предложение; было вполне закономерным, что тот, кто присутствовал при его «позоре», увидит, как он смоет пятно со своей чести.
Совершенно естественным и даже почти обязательным было участие в дуэли в качестве секунданта человека, замешанного в ссоре, послужившей причиной поединка. Как говорил драгунский капитан, приятель Грушницкого (тот самый, которого Печорин ночью в кустах под балконом «ударил так неловко по голове»): «<…> я даже обязан быть его секундантом, потому что обида, нанесенная ему, относится и ко мне».
Если дворянин затруднялся в выборе секунданта (например, если он был в незнакомом ему городе, стране и т. п.), то он оказывался перед дилеммой: или пригласить в секунданты незнакомого человека, или обратиться к сопернику с просьбой назначить ему секунданта (или «уступить» одного из своих). Можно было предложить драться с общим секундантом. У любого из этих вариантов были свои плюсы и минусы. Привести в качестве секунданта «своего», но низшего по положению (слугу, камердинера, хозяина гостиницы и т. п.) — это явный вызов. Пригласить в качестве секунданта незнакомого человека — довольно опасно: дуэлянт мог оказаться без помощи в трудную минут), а секундант, согласившийся на случайное предложение, рисковал оказаться защитником труса и подлеца. Предоставить противнику право назначить секунданта — это очень по-рыцарски. Но такое благородство как бы обязывает соперника к столь же возвышенно-благородному ответу. В некоторых случаях подобное благородство расценивалось как оскорбление. Именно так было воспринято д'Аршиаком предложение Пушкина назначить ему секунданта и привезти его прямо к месту поединка {177, с. 124–129}. На самом же деле Пушкин вовсе не собирался оскорблять д'Аршиака, хотя и был сильно раздражен, в том числе и надоедливым педантизмом секунданта Дантеса. Для него действительно очень актуальным был вопрос: кого пригласить секундантом, чтобы, с одной стороны, это был не совсем чужой человек, а с другой — чтобы не кинулся примирять соперников и заминать ссору, а выполнил требования Пушкина. Встреча с К. К. Данзасом разрешила ситуацию.
Дуэль с общим секундантом имела существенные минусы. Секундант лишался права на личное (так сказать, «адвокатское») отношение к своему принципалу. Кроме того, отсутствие визави возлагало на единственного секунданта слишком обременительную обязанность единоличного решения всех спорных вопросов. Впрочем, преодолеть все эти неудобства было достаточно просто: кроме одного общего секунданта (его еще называли «распорядителем») пригласить каждому из соперников по одному или по два персональных. В этом случае секунданты ассистировали своим принципалам, а распорядитель руководил ходом поединка.
Секундант и его принципал отвечали друг перед другом честью за свое поведение на дуэли. Секундант мог даже потребовать удовлетворения у своего принципала, если он считал, что тот недостойным поведением на поединке замарал его честь.
Быть секундантом на дуэли было довольно почетно. Чем чаще человека признавали достаточно авторитетным для того, чтобы доверить ему организацию дуэли, тем сильнее возрастал его авторитет. Очень престижно было (с бретерской точки зрения) стать секундантом опытного и известного дуэлянта.
Вместе с тем участие в дуэли как в качестве одного из соперников, так и в качестве секунданта было событием, которое могло круто изменить всю дальнейшую жизнь. Конечно, скрыть участие секунданта в дуэли было проще, чем скрыть дуэль как таковую, но никаких предварительных гарантий быть не могло.
Для человека устойчивого быта, делающего карьеру или уже занимающего относительно высокое положение, приглашение секундантом на дуэль было в некотором смысле крахом. И согласиться нельзя, и отказаться нельзя — для отказа нужно искать благовидный повод.
В чем же заключались обязанности секундантов в ходе дела чести? Перечислим их здесь, оставив более подробный комментарий до соответствующей главы.
Итак, сначала секундант обязан войти в суть столкновения — настолько, насколько право на это ему предоставит принципал. Если суть ссоры не открывается секунданту, то он имеет полное право — и никто не сможет его упрекнуть — отказаться от участия в неизвестном и чем-то кажущемся ему сомнительным деле; но можно и принять на веру утверждение принципала, что причины для дуэли есть и они благородны.
Затем секундант передает вызов и, исходя из желания принципала и своих представлений о дуэльном ритуале, вместе с секундантом противника должен выработать условия поединка, соответствующие серьезности оскорбления. Далее секунданты должны совместно обеспечить техническую сторону поединка (с помощью самих дуэлянтов или без нее), т. е. подготовить оружие, кареты или другие средства передвижения, обеспечить присутствие врача и т. п.
На всех этапах переговоров, вплоть до последнего на месте боя, секунданты по своей воле, независимо от желания принципалов, должны предпринимать попытки к примирению.
Перед началом поединка секунданты должны найти подходящую площадку для боя, выбрать оружие, отмерить шагами расстояние и т. д. В обязанности секунданта (распорядителя) входит подача команд или сигналов к началу боя или схваток. Наконец, секунданты определяют, выполнены ли условия и достигнут ли результат, т. е. подводят итог дуэли. Они даже имеют право прервать ее или объявить оконченной, несмотря на готовность и желание соперников продолжать бой. В любом случае секунданты обязаны формально провозгласить окончание дела чести.
Жизнь дворянина XVIII–XIX веков была публичной. Дворянин постоянно находился на людях, и его поведение всегда было рассчитано на взгляд со стороны. Между приватным и публичным существовала очень строгая граница, хорошо заметная в деле чести. Ссоры чаще всего происходили в обществе, это и придавало им социальную значимость и требовало строгости в соблюдении норм приличия. Поэтому оскорбление, означающее начало дела чести, обычно также наносилось публично. После этого дело должно было развиваться приватным образом. Обществу были безразличны технические подробности поединков.
