посадят в тюрьму.
– В тюрьме тоже люди живут, – философски заметил якут, никак не прореагировав на угрозу.
– Кончай выделываться, – заорал на него Карагодин. – Где он? Где этот мудак? Я знаю, он ранен. Все равно далеко не уйдет, замерзнет в тайге. Так что подумай о его жизни, если не хочешь думать о своей.
– Тайга сурова, но справедлива, – негромко произнес якут.
– Ну ты, философ, твою мать! – Карагодин подскочил к нему и схватил за грудки. – Говори, где он? Он здесь был?
– Его здесь нет, – покачал головой Ланах, отворачиваясь от пистолетного дула, смотревшего прямо ему в лицо.
– Хорошо, здесь его нет, – Николай Павлович отпустил Ланаха, – но он здесь был? Только не ври мне. Лучше не ври. Врать – самое последнее дело.
Ланах молчал.
– Ладно, – Карагодин толкнул якута в грудь и принялся рассматривать других якутов, находящихся в помещении, – значит, не хотите говорить?
Все они отводили глаза, встречаясь с ним взглядом, но никто не сделал попытки подняться или сдвинуться с места. Карагодин подходил к каждому по очереди.
– Где Родионов? Говори.
Молчание. Следующий.
– Встать! Он был здесь?
Снова нет ответа.
В этот момент Боотур, желая подвинуть ногу, задел валявшуюся на полу миску. Карагодин обернулся, словно ужаленный, и бросился к нему. Он схватил якута за плечи и принялся трясти с такой силой, словно поставил себе задачей вытрясти из него внутренности.
– Ты что-то знаешь, тварь! Я тебя расколю! У меня и не такие раскалывались.
Он вдруг перестал мотать молодого якута за плечи и прижал к его щеке ствол своего «тэтэшника».
– Где он, ты знаешь? – вкрадчиво спросил он, вглядываясь в застывшее лицо Боотура. – Как тебя зовут?
– Боотур.
– Значит, понимаешь, – удовлетворенно выдохнул Карагодин.
Глава 19
С улицы послышался приближающийся шум снегоходов, когда в буорджие ворвался Митрич. Полушубок был нараспашку, шапка набок, в руках ружье.
Он спал в ближайшей к буорджие избе, и его разбудил шум вертолетных двигателей. Приоткрыв глаза, он почувствовал в голове дикую, ломящую боль, а во рту противную сухость. Сперва он решил, что шумит у него в голове, вертолет померещился с похмелья. Тем более что шум вскоре затих, а потом и совсем смолк. Но когда начали заводить снегоходы, он не на шутку перепугался. Не оставалось никаких сомнений, что вертолет прибыл за его гостем. Нужно было срочно найти Родионова и предупредить.
Вскочив как ошпаренный, Митрич второпях оделся, схватил двустволку и вылетел на улицу. Пробежав шагов двадцать по морозу, он различил замутненным взглядом, что к поселку приближаются снегоходы. Сперва он увидел два, потом еще один. И кинулся к буорджие.
– Ланах, – заорал он севшим голосом, – где Е?..
Он осекся, заметив в помещении постороннего. Еще через секунду Митрич увидел в руках у незнакомца пистолет. Тот тыкал им в Боотура.
– Епть. – Митрич быстренько все понял и, долго не раздумывая, рванул назад, но ему в грудь уперся ствол пистолета.
– Стоять! – Майор перехватил его ружье за ствол, продолжая другой рукой наставлять на Митрича «макаров». – Куда? Что за спешка?
Митрич ошалело уставился на милицейскую форму майора. Тот не церемонясь затолкал его в буорджие.
– Дай сюда, – вырвал он у Митрича двустволку. – Милиция. Всем оставаться на местах.
Следом за майором в помещение, пригибаясь, вошел Захаров. Он неторопливо распрямился и обвел внимательным взглядом собравшихся.
– Они что-то знают, – Карагодин бросил Боотура и шагнул к Захарову, – нужно прочесать всю деревню. И выставить посты, чтобы ни одна падла не ускользнула.
– Согласен, – кивнул Захаров, тем самым показав, кто здесь главный.
Карагодин выругал себя за оплошность, и, как только на пороге появились ребята из его бригады, он тут же подозвал их к себе, пытаясь таким образом перехватить инициативу.
– Влад, Эдик, – кивнул он братьям, – берете «Бураны» и марш патрулировать оба конца этого гребаного улуса. Чтобы ни одна собака не улизнула. Ты, – ткнул он пальцем в Белого, – охраняешь вход.
– Понятно, – все трое быстро вышли на улицу.
Вскоре оттуда послышался звук отъезжавших снегоходов. Воодушевленный Карагодин продолжал суетиться. Он вспомнил, что Митрич на пороге что-то произнес, и быстро осекся. Николай Павлович собирался сам вести допрос, но, взглянув на майора, тут же изменил свое решение.
– Давай, Максимыч, спроси у него, что он знает о беглеце?
Майор расстегнул верхнюю пуговицу форменного бушлата, ослабил портупею. После короткого пробега с ветерком он начал согреваться. Осмотревшись, он нашел что-то вроде табурета и, поставив его на ножки, удобно устроился. Проверил, заряжено ли ружье, положил его рядом с собой. Передвинул болтавшуюся на поясе планшетку к себе на колени. Он действовал по привычке, даже не до конца осознавая, что таким образом влияет на психику задержанных.
– Да быстрее ты, Максимыч, – не выдержал Карагодин и подошел к Митричу вплотную. – Про кого ты спрашивал, дядя, когда влетел сюда, а? – Его глаза вонзились в лицо Митрича.
– Погоди, Палыч, – майор чувствовал себя как рыба в воде, – будем действовать в соответствии с законом. Фамилия, имя, отчество? – поднял он глаза на Митрича.
– Супонин Игорь Дмитриевич, – немного помолчав, ответил тот. – А что случилось-то, товарищ начальник?
Майор повторил почти слово в слово карагодинское сообщение о сбежавшем преступнике, а потом напомнил об ответственности за его укрывательство. Кроме того, он добавил, словно присутствовал на суде, об ответственности за дачу ложных показаний. Митрич в процедурных тонкостях не разбирался, но про себя решил Егора не выдавать.
– Ну, гражданин Супонин, – майор поднял на Митрича томный взгляд, – кого вы здесь искали?
– Не кого, а чего, – поправил майора Митрич. – Вчерась чуток перебрал – подлечиться нужно.
Собственно, это была половина правды, голова у Митрича действительно раскалывалась.
– Чего ты несешь? – встрял Карагодин. – Ты спросил, где Е... Е – это Егор, ведь так?
– Нет, – с трудом покачал головой Митрич, – я хотел спросить, где, елы-палы, кумыс.
– Не крути, дед, – майор перешел на «ты», – мы все равно все узнаем, тогда хуже будет. Хочешь на зону?
– Дальше Чукотки все равно не сошлют, – невесело пошутил Митрич.
– Такой умный, падла?! – взбесился Карагодин.
Он размахнулся и всадил кулак Митричу в живот. Тот охнул и переломился пополам, так что голова почти упала на колени. Тут же последовал удар ногой в лицо. Митрич откинулся назад, закатил глаза и упал навзничь. В буорджие раздались женские крики.
– Молчать, суки! – заорал Карагодин, злобно оглядываясь вокруг.
В помещении снова повисла гнетущая тишина.
– Николай Павлович, зачем же так? – проговорил в наступившей тишине Захаров.
– Старая привычка, – покачал головой Карагодин, – чую, что они знают, а молчат.
– Если знают, то расскажут, – тонкая садистская усмешка появилась на губах Ильи Александровича.
К этому времени Митрич пришел в себя и сел на полу, вытирая кровь, текущую из разбитых губ.
– Вы чего, охренели, что ли? – морщась от двойной боли – удара и похмелья, пробормотал он.