– А вот здесь явно зашпатлевано, – тыкнул пальцем в крыло длинный.
– Это все ерунда! – убежденно ответил владелец. – Тут всего-то чуть-чуть вмялось. У меня в гараже просто стеллаж упал.
– Мне все равно, кто там на вас в гараже упал, но здесь явно мятое крыло. Поэтому о четырех тысячах не может быть и речи... В движке к тому же пальцы стучат.
– Это бензин, – тут же категорично выпалил коренастый. – Вчера заправлялся – бензин оказался некачественный. Разбавляют, сволочи...
– Знаю я ваш бензин! – отмахнулся высокий. – А там влезешь, и окажется, что движок перебирать надо.
– Да ты что?! Движок как часы. Зальешь нормальный бензин – и все будет в порядке.
– Вот-вот. Старинные часы еще идут... – сыронизировал длинный. – В общем, три тысячи плюс мое оформление.
– Не-ет, ну ты что, смеешься, что ли?! – ехидно заулыбался хозяин «Кадета» и тут же полез в автомобиль, давая этим понять длинному, что разговор окончен. И вдруг с глубокой задумчивостью на лице, сменившейся отчаянной решительностью, вылез из автомобиля и произнес:
– Ну, хрен с тобой, три с половиной плюс твое оформление.
Длинный обиженно и гордо повернулся и пошел в другом направлении. Не прошло и десяти секунд, как он вернулся обратно и, махнув рукой, сказал:
– Черт с тобой! Три с половиной и твое оформление.
Толстый, видимо, уже по-настоящему задумался, почесал затылок и сказал:
– Ну, лады... Деньги очень нужны.
– А кому они не нужны?! – согласился с ним длинный. – Мне вот, например, машина очень нужна.
– Конечно! Как же без машины-то! – произнес коренастый с таким видом, будто вставая ночью по малой нужде, он использует для этого как минимум велосипед.
Прослушав этот содержательный диалог, я подумал, что воистину верна формула: на базаре два дурака – один продает, другой покупает.
К этому времени мы практически обошли всю группу иномарок и, хотя нам встретилось несколько «Фордов-Скорпио», но ни Таньки, ни Карцева, судя по фотографии, взятой у деда, мы в них не обнаружили. Я уже всерьез стал опасаться за психику Дрюни, как неожиданно наше внимание привлек едущий между рядами автомобилей черный «Форд-Скорпио». По мере его приближения наша надежда возрастала, так как было явно видно, что рядом с водителем сидела женщина. Когда же автомобиль приблизился к нам на расстояние пяти метров, я понял, что Дрюня спасен – на переднем сиденье «Форда» находилась Танька.
– Ну вот, Исмутенков, – повернулся я к нему, – принимай свое чадо. Доставлено, можно сказать, на блюдечке с серебристым молдингом.
Дрюня молча всматривался в приближающийся черный автомобиль и был не в силах что-либо сказать.
Наконец, когда автомобиль неслышно прошуршал мимо нас и недалеко припарковался в общий ряд, Исмутенкова прорвало.
– Татьяна! – заорал он и побежал к автомобилю.
«Началось», – подумал я. Впрочем, такие же мысли пришли в голову, судя по их лицам, Дынину и Седому. Дынин с прямой спиной и гордо поднятой головой, как генерал на параде, провожал глазами бегущего бойца из своей армии. Седой же сел без излишней скромности, удобно расположился, прислонившись к крылу ближайшего «Фольксвагена» и с полуулыбкой приготовился внимать зрелищу. Я давно не видел Татьяну, и с некоторым удивлением наблюдал, как из автомобиля вылезла довольно высокая плотная девица с пышной копной соломенных волос, не слишком тщательно, на мой взгляд, причесанных. Сказывались, видимо, последствия походной жизни последних дней.
Дрюня на полном ходу врезался в пышные Танькины груди и обнял свою «маленькую девочку», насколько хватило длины рук. Татьяна несколько свысока посмотрела на взъерошенный пушок на лысине папаши и с некоторым недоумением и остатками дочерних чувств обняла его в ответ.
– Похоже, в этой жизни бывают счастливые минуты, – с усмешкой сказал Седой и, отбросив пустую бутылку пива в сторону, закурил.
Дальнейшие события слегка проиллюстрировали его высказывание. Дрюня вырвался из медвежьих объятий своей дочери и, размахнувшись, с воплем: «Ах ты, стерва!», влепил Татьяне пощечину. От удара Таня даже не покачнулась, однако щека ее стала быстро багроветь.
– Ты что, обалдел, старый дурак? – закричала она, уперев руки в бока.
– Это ты обалдела, бесстыжая! Ты где шляешься все эти дни? Ты в какие истории понавлезала? Ты что творишь, коза драная?
– А какое твое собачье дело? – яростно ответила ему Танька. – Кто тебя просит лезть в мою личную жизнь? Как идиот, носишься за мной по городу. Всех на уши поставил...
– Это я-то поставил? – завопил в ответ Дрюня, также уперев руки в бока.
Тут из машины вылез молодой человек весьма контрастной наружности. Он был худощавого, можно сказать, субтильного телосложения, которое не совсем гармонировало с его брутальным, грубым лицом, обрамленным сосульками длинных сальных волос, прядь которых он несколько по-женски откидывал набок. Парень, в соответствии со своим лицом, был одет в грубую джинсовую рубашку черного цвета и такого же цвета штаны. На ногах у него были кожаные узконосые ботинки со скошенными каблуками. Для завершения общей картины не хватало только шпор и ковбойской шляпы. Мне стало понятно, почему в качестве места своего постоянного пребывания этот субъект выбрал бар с названием «Мустанг». Похоже, романтично- авантюрная жила регулярно подбрасывала в его кровь большие порции адреналина, толкая его на разные неадекватные нормальной логике поступки, последний из которых привел его к скитанию по городу и заставил прятаться от бандитов.
Парень, по-голливудски широко улыбаясь, обратился к Дрюне:
– Вы извините, я сейчас вам все объясню.
– Это кто? – спросил Дрюня, ткнув в парня указательным пальцем, словно пистолетом. – Карцев?
– Да, это Слава, – с неким кокетством в голосе, чуть смягчившись, ответила Татьяна.
– В таком случае, Слава, засунь свою жопу обратно в свой сраный автомобиль и не вынимай ее оттуда до тех пор, пока тебя об этом не попросят! Ты понял?! – проорал Дрюня.
Судя по всему, Слава понял и уже со смущенной улыбкой полез обратно в автомобиль.
– Прекрати так говорить со Славиком! – вступилась за своего друга Татьяна. – Вы и так уже накуролесили хрен знает сколько. Мне твои выходки надоели. В баре погром устроили, Костю табуреткой отлупили. Бедного Леху чуть импотентом не сделали, когда ворвались как дураки к нему на дачу...
Мы с Седым молча посмотрели на Дынина, который при этих словах потупился.
– Да я его кастратом бы сделал, если бы он с тобой там был! – заорал Исмутенков.
Тут Карцев сделал еще одну попытку выбраться из автомобиля и объяснить ситуацию. Он, не убирая одной ноги с подножки «Форда», оперся на дверь и снова с пленительной улыбкой обратился к Дрюне:
– Давайте я вам сам все объясню. Татьяна здесь ни при чем.
– Срыгни отсюда на хрен! – зарычал что есть мочи на него Исмутенков. – Уберись с моих глаз, чтобы я тебя не видел.
Слава уже без улыбки снова залез в автомобиль.
– Ну, знаешь что, ты мне надоел! – решительно заявила Татьяна. – Оставь нас со Славиком в покое и проваливай отсюда!
– Что? – взревел Дрюня и влепил дочери пощечину уже по другой щеке.
Видимо, Татьяна относилась без особого пиетета к своему отцу и уж точно не читала библейские заповеди, поскольку она размахнулась и влепила папаше мощнейшую затрещину. Дрюня, отлетев в сторону, распластался на капоте соседнего «Фольксвагена», чем вызвал явное неудовольствие его владельца, который заявил, что капот его машины не лежак и пусть он идет разбираться со своим чадом куда-нибудь в другое место.
По росту и габаритам Татьяна, видимо, пошла в Ольгу, свою мать, жену Дрюни. Ее в свое время Исмутенков привез в город из какой-то деревни, в которой он проходил практику после института. Плоды
