Василий устроиться на попутную машину, и уехала я с разбитым сердцем…
Володька, дорогой мой медведище! Береги себя, выздоравливай поскорее. Мне так много хочется тебе сказать, так много! Но пора, меня зовут. Наш поезд сейчас идет на восток.
Пиши, пиши скорее! Сам не можешь если, попроси Люсю.
Крепко, крепко целую.
Твоя Галя».
— Спасибо, Люсенька!
Балашов был счастлив. Прикрыл глаза. Люся тихо поднялась и вышла. На другой день он попросил девушку:
— Напиши ей, Люся: я тоже всегда помнил о ней, всегда, особенно, когда было невмоготу.
Славка как в воду канул. Узнал о нем Балашов случайно. В палате лежало восемь человек. Двое выписались. Принесли новых. У одного из них была раздроблена плечевая кость. Руку замуровали в гипс, закрепили подпоркой, упирающейся в поясницу. Такой вид «упаковки» раненые называли в шутку «самолетом». Солдат с «самолетом» оказался словоохотливым. У него был неиссякаемый запас всяких фронтовых былей и небылиц. Даже бывалые фронтовики слушали его с интересом.
Как-то вечером Люся, поставив раненым градусники, присела возле Балашова, поправила ему подушку. Он попросил напиться. Солдат с «самолетом» рассказывал очередную историю. Балашов следил, как Люся взяла графин, вытащила пробку, налила воды в стакан. Вдруг она вздрогнула, прислушалась к тому, что говорил солдат. Володю поразила перемена в ее лице. Оно напряглось, побледнело. Володя тоже насторожился.
— Славяне не растерялись, — рассказывал солдат. — Скрутили генерала по рукам и ногам, а за компанию и оберста. И ходу! Фашисты опомнились. В погоню! Лейтенанта сразу намертво. В сердце. Отчаянный был лейтенант.
Люся выпустила из рук стакан. Ударившись о пол, он раскололся на куски. Девушка шагнула к раненому с «самолетом». Воцарилась тишина. Люся намеревалась что-то спросить у солдата, но, закрыв лицо, выскочила из палаты.
Балашов встревоженно спросил:
— О ком ты рассказывал?
— Про разведчиков, елки зеленые. Тот лейтенант Миронов, наверное, ей как-нибудь приходится.
— Миронов? — выдохнул Балашов.
— Вот именно. Эх, елки зеленые! Балашов сразу замерз. Уж очень ощутимо заныла рана на спине.
— Слушай, друг, — спросил он. — Точно знаешь, что лейтенанта насмерть?
— Сам не видел. Что не видел, то не видел.
Хлопцы передавали. В нашей дивизии Миронова кто не знает? Все знают.
Люся появилась в палате с опухшими глазами, молча проверила градусники, собрала осколки от стакана и, не проронив ни слова, с плотно сжатыми губами, удалилась. Восемь пар глаз настороженно следили за каждым ее движением.
«Не может быть! — сам себе возражал Балашов. — Не может быть! А Люся-то любит его. Любит!»
Недели через две Люся впервые после той истории улыбнулась Балашову. Он понял: она чем-то обрадована.
— Письмо, — сказала девушка. — От Славы. Сегодня получила.
— Живой?! — воскликнул Балашов.
Она утвердительно кивнула головой, она не могла говорить. Губы ее дрогнули. В глазах блеснули слезы. Старалась улыбнуться.
— Поплачь, — тихо, чтоб не слышали другие, посоветовал Балашов. — Легче будет.
Через некоторое время о подвиге лейтенанта Миронова скупо сообщили газеты. Разведчики смелым налетом овладели штабной землянкой, захватили двух высокопоставленных гитлеровских офицеров.
— Ай да Славка! — радовался Балашов. — Молодец!
В госпитале Балашов пролежал до февраля сорок четвертого года. Комиссия предоставила ему шестимесячный отпуск, но старшина отказался от него. Домой не поехал, попросился в полк. Просьбу его удовлетворили.
11
К весне Балашов перевелся в одну из резервных частей, которая квартировала в районном городке недалеко от фронта. Его назначили старшиной стрелковой роты. Бойцам нравилось, что новый старшина, в отличие от многих себе подобных, по мелочам не придирался, всегда был справедлив и любил порядок. Никто не догадывался о его боевом прошлом. А то, что у старшины не было орденов и медалей, мало кого смущало. Что ж тут такого? Просто не приходилось быть в настоящих переплетах, не выпадало случая показать себя. Беда невелика: попадет полк на фронт — вот и покажет себя старшина.
Но однажды случилось такое, что взбудоражило всю роту. Балашова срочно вызвали к командиру полка, подполковнику Морозову. Старшина, идя в штаб, терялся в догадках. Морозов не знал его лично, да и Балашов видел командира полка раза два, не больше. Дежурный по штабу провел старшину в комнату, в которой находился подполковник. Очутившись там, Балашов растерялся. Кроме Морозова, были в комнате еще двое — генерал-майор и полный высокий военный без знаков отличия. Генерал сидел вполоборота. Балашов четко щелкнул каблуками, вскинул руку к козырьку, собираясь обратиться к генералу за разрешением доложить подполковнику о прибытии.
— Товарищ генерал-майор, — начал было он… и осекся. Генерал поднялся и, радостно улыбаясь, шагнул к старшине. Генерал был маленького роста, черноволосый, с хрящеватым острым носом. У Балашова захватило дух. Карев! И как-то само собой вырвалось:
— Товарищ командир отряда! Иван Максимыч!
— Здравствуй, дорогой мой! — растроганно проговорил Карев. — Рад видеть тебя здоровым! — И они обнялись. Потом генерал обошел вокруг улыбающегося Балашова, как вокруг горы.
— Орел! — удовлетворенно заключил Карев. — Орел! Все такой же! Усы сбрил. И лучше! Это и есть, товарищ член Военного Совета, сам Балашов.
Член Военного Совета подошел к Балашову и пожал ему руку.
— Вижу, что орел.
Но вот лицо его посерьезнело, руки вытянулись по швам. Подобрался и Балашов, молодецки выправил грудь.
— От имени командования фронтом, — торжественно начал член Военного Совета, — поздравляю вас, товарищ Балашов, с высокой правительственной наградой — с присвоением вам звания Героя Советского Союза.
— Служу Советскому Союзу! — отчеканил Балашов, обрадованный и растерянный от такой захватывающей вести.
Член Военного Совета сам приколол к гимнастерке старшины Золотую Звезду и орден Ленина, по- отцовски обнял его.
Карев поцеловал Балашова по-русски троекратно и дрогнувшим голосом произнес:
— Поздравляю! Рад за тебя!
Поздравил с наградой и подполковник.
Когда Балашова отпустили, Карев повернулся к Морозову:
— Балашов командовал у меня ротой. Да! Ротой! И блестяще! А у вас?
— Старшина роты.
— Это дело поправимое, — вмешался член Военного Совета. — Звание мы ему присвоим, какое заслуживает. И заберем, товарищ подполковник, у вас Балашова.
