— Зачем же? — возразил Морозов. — Должность мы ему найдем. Во втором батальоне нет командира роты.
— Как, генерал, оставим? — обратился к Кареву член Военного Совета.
— Попробуем, — отозвался Карев. — Забрать никогда не поздно.
А Балашов, выйдя на улицу, глубоко вздохнул и улыбнулся.
Сверкало теплое майское утро. Цвели яблони. С поля тянул пряный легкий ветерок. А небо голубело призывно и весело.
Хорошо!
ЧАСТЬТРЕТЬЯ
ВОЗВРАЩЕНИЕ
1
Старшего лейтенанта Балашова демобилизовали по состоянию здоровья в первый же послевоенный месяц. Поврежденное легкое давало о себе знать болью, сухим кашлем.
— Подлечиться надо, молодой человек, — напутствовал его врач. — Непременно подлечиться. Покой нужен. И свежий воздух. Уралец? Чудесно, поезжай на Урал. Охотник? Еще и рыбак? Превосходно. Побольше в лесу, на озере. Это незаменимо.
В родной город Балашов возвращался без особой радости. Хотелось взглянуть на милые сердцу края, и грусть одолевала при мысли, что никого из родных там не найдет. Галя обещала приехать в середине лета. Василий пока о демобилизации ничего не писал. Славку жди только в отпуск и то неизвестно когда. Незадолго до окончания войны Балашов получил от Миронова письмо. Славка сообщал, что остается в армии, будет кадровым офицером. А мать…
Нет, невеселым было возвращение Владимира Балашова в отчий край. Не знал, где остановится: в своем доме или у брата? К свояченице не очень лежала душа, неприветливая она, постоянно отчуждалась от Васильевых родственников. Мать не любила свою невестку. Не ругались, но и не сближались. Неприятна она была и Владимиру. А свой дом, наверно, пуст. Может, кто и живет, да чужие.
После шумных и людных западных дорог, железнодорожных станций, заполненных эшелонами возвращающихся в Россию победителей, родной городок показался Балашову тихим и невзрачным. Хотя и до войны город был таким, да глаза у солдата стали другие: повидали разное и теперь сравнивали. Но кинул Балашов взор на вздымающиеся горы, вспомнил голубую прелесть озер — и забилось, затревожилось сердце, хлынуло что-то грустное и бодрое.
— Вот я и приехал! — прошептал Владимир, не обращая внимания на приветливые взгляды редких прохожих. Понимали земляки; солдат вернулся с фронта, на груди у этого солдата поблескивает Золотая Звезда. Нет, не простой это старший лейтенант — Герой! И прохожие особенно приветливо смотрели на плечистого солдата с чемоданчиком и с перекинутой шинелью через руку.
А вот и приземистый двухоконный домик, в стенах которого в далекий голодный год появился на свет Владимир Балашов. Палисадник, построенный Володей еще до армии, почернел от дождей, покосился. Буйно разрослась сирень, почти совсем закрыла окна.
У калитки Владимир остановился, перевел дух. Не раз снилось ему, как навстречу выбегает счастливая мать… Но никто не вышел, не встретил его… Вздохнув, Владимир решительно приподнял щеколду, толкнул калитку ногой и шагнул во двор. Мальчишка лет двенадцати мастерил что-то, он поднял голову, и веснушчатое лицо его выразило неподдельное любопытство. На стене дома, возле крыльца, висело рассохшееся корыто. Мать, бывало, стирала в нем белье. Балашов глухо поздоровался и спросил:
— Есть кто дома?
— Бабушка и Верка.
Балашов вошел в избу. Мальчишка шагнул следом за ним. За столом готовила уроки девочка, очень похожая на мальчишку, одних с ним лет. Рыжеватые косички с вплетенными розовыми ленточками топорщились на затылке. «Близнецы», — решил Балашов. У окна на лавке сидела старуха в очках и вязала чулок. Она взглянула поверх очков на вошедшего и опустила на колени вязанье. У Владимира сухой комок подкатился к горлу. Почему-то подумалось: если снять клеенку со стола, то бросится в глаза прожженная выемка с правого края: когда-то шестилетний Володя опрокинул керосиновую лампу, прожег скатерть, а на столешнице навсегда осталась эта отметка. А вон на ножке стола вырезано коряво: «Володя». И фикус в углу тот же, только за эти годы он захирел, листья-лодочки поредели. Вот и табуретка старая с вырезанным полумесяцем в середине сиденья.
Старуха встретила его настороженно. Мальчик встал рядом с нею, плечом прижался к ее плечу. Девочка грызла кончик карандаша и не сводила глаз с незнакомого офицера.
Балашов, не ожидая приглашения, поставил на пол чемодан, положил на него шинель, подвинул табуретку, сел. «Чужой в своем доме», — горько усмехнулся он про себя.
— Уж не от Николая ли нашего с весточкой? — вдруг всполошилась старуха.
— Нет, бабушка, я не от вашего Николая, — ответил Балашов.
— А я-то, старая, подумала.
— Дяденька, — спросил мальчик, покраснев от смущения, — а вы настоящий Герой?
— Говорят, настоящий, — улыбнулся Балашов.
— Да ты никак и в самом деле Герой? — заинтересовалась старушка и, оседлав нос очками, поднялась. Шаркая тапочками, подошла к Балашову.
— Поди-ко ты! — удивилась старуха, разглядев наконец Золотую Звезду. — Да чей же ты будешь, соколик?
— Я домой пришел, бабушка, — тихо сказал Владимир. — Да вот… — он вздохнул.
— Господи! — всплеснула руками старуха. — Небось, сын покойной Василины?
— Сын, бабушка.
— Милый ты мой, — запричитала она. Лицо ее сморщилось, заблестели слезы. — Не дождалась Василинушка своего героя. Не ведает, кто к ней в гости-то приехал! Дай хоть я тебя поцелую, некому тебя и поцеловать-то…
Старуха притянула Володину голову и чмокнула в лоб.
— Располагайся, соколик. Ты домой приехал. А мы из Орловщины, беженцы мы. Приютила нас твоя мать, добрая душа, царство ей небесное. Я баньку истоплю. Сереженька, беги скорее, родненький, за мамой. Скажи, что дядя Володя приехал. Она у нас тут недалеко работает. Прибежит мигом.
И забилась грусть-тоска на самом донышке сердца, потеплело на душе. Владимир встал, встряхнулся и сказал растроганно:
— Спасибо вам, дорогая бабуся. Большое спасибо на ласковом слове.
— Что ты, соколик! С дороги-то, чай, устал. Умойся, а я поснедать соберу. Верунька, сбегай скорее к Игнатьевне, попроси стаканчик горилки. Мужа она ждет, припасла к его приезду.
— Дядю Ваню? — спросил Балашов.
— Вот-вот. Скидывай гимнастерку, умывальник во дворе. Поснидаешь и спать. А тем разом банька истопится. Батюшки, радость-то какая!
И Владимиру стало непередаваемо хорошо, будто знал он эту старуху с самого детства. Вдруг взгляд упал на стену. Как же он сразу не заметил свой старый дробовик! Повесил последний раз над кроватью, так
