был повышен и переведен в столицу, в Генпрокуратуру, где и работал до сих пор. Захарович с одной стороны держал Токудзаки на «подписке», а с другой – пользовался его связями на исторической родине, плюс – возможностями иглотерапевта для сбора информации. Ну и сам оказывал японцу кое-какие услуги, в том числе пару раз обеспечил и самую натуральную крышу. Столичному прокурорскому работнику было совсем не трудно одним-единственным телефонным звонком в Магадан пресечь наезды на иглотерапевтический кабинет японца или еще какие-нибудь обрушившиеся на того неприятности – от наезда местных криминальных структур до проверок налоговой инспекции. В общем, выгода было обоюдная.
А после визита в Японию у Токудзаки появились и кое-какие новые возможности. Он каким-то образом сумел наладить связи с торгово-промышленными кругами у себя на родине. А по отдельным обмолвкам старика Захарович сделал вывод, что и не только с ними. Еще, пожалуй, и с тамошней организованной преступностью – якудзой. Впрочем, подробностей он у японца не выпытывал – это были его дела. Интереснее было другое: за годы сотрудничества между Захаровичем и Токудзаки появилось нечто вроде дружбы. Так иногда бывает, – друзьями становятся очень разные люди. Впрочем, дружба эта была крепко завязана на взаимовыгодном сотрудничестве, своего рода симбиозе. И разумеется, ни Захарович, ни Токудзаки своего знакомства не афишировали.
Теперь Захарович благодарил и своего отца, и себя за проницательность – Токудзаки оказался, пожалуй, самым ценным кадром из всех, с кем ему довелось работать. Теперь, когда Захарович намеревался выйти на пенсию и осесть в Магадане, отношения с японцем были для него особенно полезны. Все остальные его местные контакты за прошедшие годы порвались, а совсем без знакомых человеку жить нельзя – сожрут быстро. Впрочем, выходить на пенсию Захарович собирался еще не слишком скоро. Сначала нужно было наладить все механизмы добычи платины и золота. В настоящий момент их с японцем дальнейшие планы были таковы: если прогнозы по платине подтвердятся, то Токудзаки берется наладить канал поставки самородной платины или даже платиносодержащей руды к себе на родину.
После долгих совместных размышлений Захарович и Токудзаки решили, что это удобней и выгодней, чем ставить аффинажный цех на месте. Регистрация фирмы предполагает налоги, взятки и тому подобное – затраты могут превысить доходы. К тому же никто не мешал им все же зарегистрировать фирму и поставить цех в будущем, если это вдруг станет выгодно. Таким образом, старый японец должен был наладить каналы незаконной поставки металла, а Захарович обеспечить оперативное прикрытие, используя старые, наработанные связи и положение работника Генпрокуратуры. А официальным ответственным за прииск должен был стать младший Лопатников – и он же должен был в случае каких-либо накладок послужить козлом отпущения.
В общем, план был хорош, и пока его исполнение шло без сучка без задоринки. Правда, Захарович постоянно ловил себя на мысли, что, может быть, лучше было бы Токудзаки просто воткнуть Лопатникову иголку куда-нибудь не туда. Да так, чтобы хозяин прииска откинул копыта дня через три. Никто бы старика не заподозрил. Но в этом варианте был один недостаток – пропадала возможность воздействия на младшего брата. Нет, нужно сделать так, чтобы Алексей Лопатников сам умолял их о помощи, сам предлагал все доходы с прииска, лишь бы его от суда отмазали. И это выполнимо – если и дальше все пойдет, как запланировано.
21
Когда конвоируемые приисковыми охранниками и братьями Лопатниковыми Коля Колыма и Череп добрели до прииска, в тайге уже стемнело. Ночь еще не наступила, но и день закончился, над тайгой повисли густеющие с каждой минутой сумерки. Колыма, всю дорогу думавший о побеге, прикидывал, не получится ли сейчас, резко рванувшись в кусты, скрыться из виду и, сделав крюк, вернуться в поселок якутов. Если бы было еще немножко потемнее, он бы, пожалуй, и попробовал.
Автоматчики уже расслабились, опустили стволы, могут и не успеть вовремя среагировать на его рывок. Колыма покосился на кусты. Пробовать или нет? Решать надо было немедленно – еще двести-триста метров, и они будут на территории старательского поселка, а там уже не побегаешь. Колыма в последний раз мысленно взвесил все «за» и «против» и окончательно решил, что бежать сейчас не стоит. В конце концов, даже если его потеряют из виду люди, никто не помешает им пустить по следу собаку. А со связанными руками, да еще в темноте по тайге много не набегаешь. Нет, нужно поберечь силы и здоровье для более реальной возможности. В том, что такая возможность обязательно предоставится, Колыма был уверен. Ему и с настоящих зон бежать приходилось, а тут порядки наверняка не такие строгие.
Предположения Колымы насчет здешних порядков подтвердились сразу же, как только они подошли к поселку. Навстречу вышедшей из тайги группе не появилось никого, хотя бы отдаленно напоминающего охранника, зато возле крайнего барака валялся какой-то мужик в камуфляже и храпел так, что слышно его было шагов за пятьдесят. Из глубины поселка доносились какие-то крики – то ли там кто-то дрался, то ли крайне немузыкально пел.
– Стоять, синие, – услышал Колыма за спиной злой голос Лопатникова.
Они с Черепом остановились, а Лопатников продолжал, правда, обращаясь уже не к ним, а к своему начальнику охраны:
– Мать твою так, Антон! Мне что, вообще отсюда уезжать нельзя?! Что за бедлам?! Почему охраны нет?! Я же тысячу раз тебе говорил, чтобы днем двое дежурили с оружием, а ночью самое малое трое! Будь сейчас на нашем месте хоть эти двое синих или еще какие беглые – зашли бы спокойно в поселок, унесли все, что захотели, и спасибо еще, если бы никого не прирезали! Что-то ты хреново со своими обязанностями справляешься, похоже, надо мне на твое место кого-нибудь потолковее брать!
– Дмитрий Родионович, вы что, сами не знаете, что здесь за народ?! Я когда сам здесь, их в узде держу, но вы же сами меня с собой в тайгу потащили. Вот охранник без меня и наквасился!
– Кто это тут охранник? Этот, что ли? – Лопатников подошел к храпящему камуфляжнику и бесцеремонно перевернул его ногой на спину.
– Он самый. Когда мы уходили, он еще трезвый был.
– А почему он один? Как только стемнело, на дежурстве должно быть трое!
– А еще двое вот, – Балякин ткнул пальцем в конвоировавших Колыму и Черепа автоматчиков. Когда вы прилетели, у меня тут было трое трезвых, они должны были ночью дежурить. Но двоих вы сами приказали с собой взять, а третий вот... сами видите.
– Мать вашу сучью... – прошипел Лопатников. – Охрана, тоже мне. Ладно, я с этим кадром завтра еще поговорю. Видишь, Лешка, – Лопатников повернулся к младшему брату, – нельзя мне отсюда уезжать. Стоит хоть на три дня прииск без присмотра оставить, как сам видишь, что получается.
– Да уж... – кивнул Алексей.
– Так, вы, двое, остаетесь здесь, на дежурстве, – приказал Лопатников автоматчикам. – И смотрите, часа через два я приду проверю. Если замечу, что поддали – шкуру спущу, вы меня знаете. Лешка, ты отведи Дашу в контору, а потом иди присмотри за вертолетом. Ну, ты понял меня.
Младший Лопатников кивнул. Речь, разумеется, шла о канистрах с предназначенным якутам спиртом, о том, чтобы никто из обитателей поселка не добрался до него.
– Понял, Диман. Все сделаю, – сказал Алексей. – Пойдем, Даша, – он взял девушку за руку.
– Дмитрий Родионович, скажите лучше, что с этими делать? – По интонации начальника охраны Колыма понял, что речь идет о них с Черепом. Балякин пытался перевести разговор на что-нибудь другое, уводя его от охраны прииска.
– Отведем в ШИЗО, а там разберемся, – ответил Лопатников. Он явно не хотел говорить о дальнейшей судьбе пленников при дочери. – Ну, синие, давайте, вперед!
Никакого ШИЗО на территории приискового поселка, разумеется, не было, да и быть не могло. Просто бывший начальник зоны по старой памяти, а может, и из своего рода ностальгии называл так барак с решетками на окнах, этакую частную тюрьму, в которой он держал проштрафившихся приисковиков или охранников. Барак был сложен из толстых бревен, единственная дверь запиралась на два здоровенных висячих замка и дополнительный засов, решетки в окна вделаны довольно толстые. В общем, не настоящая тюрьма, конечно, но так просто не убежишь. Особенно если у тебя руки связаны.
Балякин отпер замки, распахнул дверь и издевательским голосом сказал:
– Ну, господа, попрошу внутрь.
Колыма вошел сам, а Черепа, замешкавшегося на пороге, Балякин поторопил тычком в спину.
«Хреново дело, – подумал Колыма, оказавшись внутри и быстро осмотревшись. – Дня за три-четыре,
