Достав ее и насос, он вышел на улицу. То окно, из которого они с Саньком собирались вытаскивать труп, располагалось на торцевой стене дома и выходило на пустырь. Бросив лодку на землю, Влад стал ее надувать.
Пока качал, смотрел по сторонам, нет ли кого поблизости. Но ни одной живой души ему на глаза не попалось. И окна близлежащих домов были темными. Только в его квартире горел свет. Причем везде. «Надо будет потушить, – сказал он себе. – А то мало ли…» Потом порадовался тому, что Приреченск такой сонный городок. В другом, более оживленном, он сейчас умирал бы от страха. А возможно, даже не решился бы на то, что задумал…
Лодку Влад надувал долго. Она была большой, основательной. Влад покупал ее с тем прицелом, что когда-нибудь навесит на нее мотор. Закончив, он стукнул в стекло. Санек тут же открыл окно. В его руке была чашка с чаем.
– Ты извини, я у тебя на кухне похозяйничал… – Он отставил чашку. – Ну, что, подавать?
– Свет хоть выключи…
Санек кивнул. Затем прошел к выключателю и погасил свет. Сначала Влад ничего не видел, но вскоре привык к темноте и смог рассмотреть силуэт Калязина в окне. Он подтаскивал к нему мешок с трупом.
Принимая тяжелый спальник, Влад старался не думать о том, что внутри тело его лучшего друга. Но эти мысли все равно лезли в голову, и Влад ругал себя за то, что не напился перед тем, как взяться за дело.
Разместив спальник в лодке, он сверху накрыл его брезентом. После чего вернулся в дом. Санек к тому времени закрыл окно и переместился в кухню. Не стоит и говорить, что он пил третью кружку чая.
– Ты, деточка, не лопнешь? – спросил у него Влад, вспомнив старую рекламу сока.
Калязин ответил просто:
– Нет.
– Сколько времени?
– Скоро будем выдвигаться. Иди переодевайся.
– А ты? Я могу одолжить камуфляж…
– Мне он в плечах не полезет. К тому же мы договорились, что я с тобой только до реки. Посажу тебя, оттолкну лодку и восвояси. На случай, если ты (тьфу-тьфу-тьфу, конечно!) попадаешься с трупаком, я ничего не знал!
– Конечно… – И Влад ушел переодеваться.
Вернулся он довольно скоро. В тельняшке, комбинезоне из плотного материала цвета хаки, в штормовке и кроссовках. Связанные за лямки болотные сапоги висели у него на плече.
– Глядя на тебя теперешнего, не скажешь, что когда-то ты был метросексуалом.
– Глядя на меня теперешнего… не скажешь, что я когда-то вообще был.
– В смысле?
– Я же пустое место сейчас. Никто.
– Ты сам этого захотел.
– У меня не было выбора.
– Я не про обстоятельства, приведшие тебя сюда. Я про твое отношение к себе самому.
– Ой, ладно, Саня, давай не будем…
– Ты песни пишешь?
– Нет.
– Почему?
– А зачем?
– Но ведь творят не зачем-то, а потому, что не могут не творить.
– В моей голове иногда рождаются стихи и мелодии, но я ничего не записываю. Даю им забыться. Ни к чему мне они сейчас…
Влад не хотел говорить об этом, как и думать. Первые месяцы своей «ссылки» он только и делал, что сочинял новые песни. Пел их про себя и даже иногда вслух, вполголоса. Он выплескивал свои эмоции, главной из которых была тоска по любимой женщине, которая умерла, по маме с папой, по родному городу. А еще Влад надеялся, что совсем скоро он поделится своими эмоциями со зрителем. И был уверен, что это будет альбом.
Но шли дни, месяцы. Год миновал. А Влад так и оставался никем. Песни, что рождались в его голове, только мешали ему жить. И он запретил себе их сочинять.
– Смотрю, тебе неприятен этот разговор, – заметил Санек. – Тогда оставим его.
– Оставим.
– Неси снаряжение в лодку. Я чай допью, присоединюсь.
Соловьев ушел. Калязин поднес чашку ко рту, но пить не стал. Не лезло уже. Санек выплеснул остатки чая в раковину. Ужасно хотелось спать и чтобы все поскорее кончилось. Он хоть и сохранял спокойствие, но все равно чувствовал себя не в своей тарелке. Уж вроде чего только в жизни не повидал, а от трупа избавляться еще не приходилось…
– Саня! – услышал Калязин возглас Влада. – Саня, выйди, пожалуйста!
– Зачем?
– Надо…
– Не понял, – нахмурился Саня и выглянул из кухни в прихожую. Соловьев был там. Стоял спиной к открытой входной двери. А из-за нее выглядывали две ухмыляющиеся хари.
Глава 8
Ника всегда была уверена в том, что рождена для счастья. Только для него!
Сестра как-то, еще в ранней юности, с умным видом сообщила ей, что, по мнению древних мудрецов, человек рождается для того, чтобы страдать. Поэтому, если твоя жизнь не соткана из одних потерь, разочарований, терзаний, боли и страха, можно считать себя везунчиком. Ника тогда только фыркнула. Какая глупость! Человек рожден для счастья! Она, по крайней мере, совершенно точно.
Под этим девизом прошли все детство Ники и юность. Ее обожал дед, который, собственно, девочек и растил, потому что мама с папой вечно пропадали в экспедициях. В нее влюблялись все мальчишки класса. А девочки искали дружбы с ней.
На выпускном вечере Ника была признана королевой бала. Это случилось в июне. А в июле она заняла второе место на городском конкурсе красоты. Все считали, что первой красавицей она не стала лишь потому, что корону заранее собирались отдать любовнице организатора. Но Ника решила участвовать и в областном конкурсе, хотя сестра ее отговаривала. Убеждала, что с ростом сто шестьдесят три сантиметра нельзя победить на конкурсе. Но Ника, считавшая, что сестра просто ей завидует, не послушалась. А зря! В том соревновании она даже до четвертьфинала не дошла. С позором вернулась домой. А какие надежды она возлагала на тот конкурс! Думала победить, отправиться на конкурс мисс Россия, затем в Европу, потом на мисс мира. Завоевать корону. Выйти замуж за миллионера, переехать на ПМЖ в Аргентину (почему именно туда, Ника сама не знала, просто так ей мечталось), стать ведущей моделью, а впоследствии – звездой мыльных опер. Жаль, в жизни все складывалось не так чудесно, как в воображении. Вероника, пропустив все сроки подачи документов в учебные заведения, вынуждена была по возвращении домой устраиваться на работу. Родители погибли, а жить на дедову пенсию вдвоем было крайне сложно. Пришлось искать заработок!
Девушку без образования взяли только продавцом. И это оказалось самое лучшее из того, что предлагали. Ника стала торговать нижним бельем и колготками. И ладно бы в каком-нибудь фирменном магазине, типа «Дикой орхидеи» или на худой конец «Миловицы», так нет. В их городке торговые точки распространяли только белье китайских и турецких фабрик. Поэтому клиентами были либо тетки, либо не блещущие достатком мужики. Те же, кто мог себе позволить дорогое белье, ездили в соседний большой город за покупками. Что дамы, что мужчины. Особенно ее расстраивало отсутствие среди клиентов именно последних. Ведь для жен бельецо мало кто покупает. Как правило, для любовниц. И Ника была не прочь у одной из них отбить щедрого кавалера, а потом женить его на себе. Это у других не получалось увести мужика из семьи, а у нее выйдет!
Вот только некого было уводить… А Грей все запаздывал…
Ника протянула год только благодаря надежде. Она уже поняла, что в их «Зурбаган» бриг с алыми
