здесь и сейчас – ноющие от усталости ноги, плачущая от усталости душа, нежные и крепкие руки, сине- серые глаза. В крапинку! Ничего другого не хотелось. Если честно, не хотелось и повторения предутренней… стихии. Даже пить не хотелось, хотя еще полчаса назад Лена думала, что вот-вот умрет от жажды, в пересохшем горле скребло, как грубой наждачкой. А сейчас было хорошо. Совсем хорошо. Тот случай, когда хочется не завопить дурным голосом, а тихо-тихо попросить: остановись, мгновенье, ты прекрасно… Знал классик, о чем говорил, ох знал…
Сердце шута билось мерно и сильно. Абсолютно по-человечески. Кажется, Лена поняла, какой смысл он вкладывал в это несказанное «почти». Коррекция эмоций. Болезненная. Как можно выжечь из человека эмоции искусственным путем? И зачем? Можно ведь просто натренировать на выдержку и беспристрастность. Как шпионов. Невозможно лишить человека чувств. Шут ведь не лишился.
Он поднял ей подбородок и долго-долго смотрел в глаза. Потом вдруг улыбнулся:
– Ты не любишь целоваться?
Лена немедленно покраснела… Хотя куда уж – было жарко, она устала, а солнце и усталость отнюдь не придавали ей аристократической бледности, наоборот – щеки и нос пламенели вполне по-крестьянски. Шут наклонился и очень осторожно коснулся ее губ… а потом куда менее осторожно.
– Эй, ребятки, – позвал их Маркус, – вы б хоть по сторонам смотрели. И вообще… не стоит вам целоваться там, где кто-то может идти мимо.
– Почему? – удивился шут. – Поцелуи не под запретом.
– Потому что даже я вижу, как вокруг вас воздух искрит, – серьезно сказал Проводник. – А магии у меня – чуть. Если б долго учился, может, дополз бы до пятой ступени, разгонял крыс в той деревне. На, переоденься, а то первый попавшийся стражник примет тебя за беглого преступника.
Шут неохотно выпустил Лену и снял рубашку. Рубцы выглядели как старые шрамы, зато багровая полоса на шее посинела. Маркус кинул ему такую же рубашку – фасоны мужской одежды здесь особым разнообразием не отличались – и простецкую куртку, почти такую же, как и на нем, только целую, без дыры на плече. А дыры не было. Когда он успел ее заштопать? Той же иголкой, что Лена штопала его самого? Две симпатичные лошадки равнодушно щипали траву.
– Да, ну и клячи…
– Он еще придирается, – фыркнул Маркус. – И то хорошо. Влезай, я подсажу Делиену. Отъедем подальше, потом уж остановимся поесть.
Шут взлетел на лошадь. Маркус одобрительно кивнул и буквально забросил Лену в крепкие руки шута. Сидеть на голой лошадиной спине было ничуть не удобнее, чем на узкой лавке в карете Крона, зато не было нужды выдирать юбку из каждого куста. Удивительно, что она не порвалась. И не помялась. И даже не запачкалась, хотя черное – настоящий пылесборник. Шут сжал лошадиные бока коленями.
– Ты поспи, – посоветовал Маркус. – Ты ведь очень устала, Делиена.
Лена посмотрела ему в глаза. Почему они казались ей бурыми и невыразительными? Нормальные карие, заботливые. Она улыбнулась и положила голову на плечо шута. Чему завидует Маркус? Силе, которую получил шут? Или… нет, вот уж это вряд ли, тоже мне – секс-бомба. Даже на секс-гранату не тянешь. Даже не запомнила ничего, словно ничего и не было. Больно – вроде было, но уж точно не смертельно, а потом – ничего. Словно заспала. А может, ничего и не…
Ехали долго, останавливались только раз – возле кустиков и ручейка. У Лены начало громко бурчать в животе, Маркус глянул, извиняясь, но продолжал путь и объявил привал, только когда они миновали сожженную деревеньку. Жутковатое зрелище.
– Разбойники? – спросила Лена. Маркус свесился с лошади, подхватил горсточку сгоревшей земли, потер в пальцах, понюхал и покачал головой:
– Гораздо хуже. Только это давно было. Лет тридцать назад.
– Двадцать семь, – поправил шут. – Мне лет пять было, когда они прилетали.
– Драконы? Или это слово нельзя произносить вслух?
– Суеверия, – неуверенно объявил Маркус. – Можно. Просто не принято. Да, драконы. Собственно, одного бы хватило, но мне кажется, была стая.
– После стаи не осталось бы даже земли, – возразил шут, – только пепел. Их было двое. Прилетели, покружили, пожгли деревню. Уцелел пастух – нырнул в пруд, когда их увидел и просидел там под корягой, дышал через соломинку. Зачем прилетали, никто не знает. Ни магов здесь не было, ни даже прекрасных юных дев… Суеверия это – пояснил он Лене, – что драконы забирают прекрасных и юных. Впрочем, иногда забирают. Вместе с уродливыми старухами.
– Ага, – кивнул Маркус, – на завтрак.
– Не пугай ее. Лена, я почувствую драконов, если что, мы успеем спрятаться. Драконы – порождение магии. Или носители магии. Стихийной и потому очень сильной. На сильную магию амулет засветится. А мы все не маги, нас они могут выследить только глазами.
– Все, – радостно сказал Маркус, спрыгивая с лошади и снимая Лену. – Тут и переночуем. Сарайчик отличный, тепло, сухо, места хватает. Стреножь лошадей, Рош.
– Ты первый раз назвал меня по имени, – засмеялся шут. – Признал, что мы связаны?
– Узнал тебя получше, вот и все. Ты стоишь того, чтобы стать другом.
Еда была самая простая – хлеб и круг сыра, зато сытная, а сыр и вовсе лучше, чем в элитном супермаркете.
– Вы лезьте наверх, – распорядился Маркус, – а я тут устроюсь. Как твой амулет?
– Так же. Я чувствую мага, но не знаю, Крон это или местная ведьма.
Наверху почему-то все еще не сгнило сено. Оно уже ничем не пахло, однако не превратилось и в труху. Лена снова мгновенно провалилась в сон и снова так же мгновенно проснулась, но не из-за разговора мужчин, Выспалась – и все. И замерзла. В этом мире, видно, тоже была Сибирь с прохладными ночами даже в летнюю жару. Было очень тихо. Внизу похрапывал Маркус, рядом ровно дышал шут. От его тела исходило живое тепло, и Лене снова стало хорошо. Она не шевелилась, он тоже, только вот сердце у него начало биться чаще. Сильнее. Он уже не спал… Лена замерла, чувствуя, что у нее сердце тоже... ускоряется. Вроде ничего не изменилось, шут всю ночь обнимал ее, согревая, а сейчас объятие стало другим, руки стали другими, даже дыхание, даже тепло тела.
– Не бойся, – одними губами произнес он, – не нужно бояться… Ты дала мне силы, я же могу подарить тебе только радость. Не бойся, Лена…
А рука уже расстегивала платье, скользила по бедру, сминая, поднимая неудобную длинную юбку, а сухие горячие губы уже ласкали лицо и шею, а в висках уже бухало как набат… Это просто благодарность, твердила себе Лена, искренняя благодарность за силу, за исцеление, пусть я и не знаю, как это получилось, и это только нормальная физиологическая реакция мужского организма на близость женского тела, когда мозги у них отключаются, остается только одна цель, и пусть, черт возьми, какая разница…
Дверь открылась с мерзким и громким скрипом, полыхнул свет, вскрикнул Маркус. Шут почти мгновенно переместился к краю сеновала и осторожно выглянул. По тому, как изменилось его лицо, Лена поняла – Крон. И никакой амулет не предупредил.
– Ну, долго мы будем вас дожидаться? – насмешливо спросил Крон. – Шут, ты сам спустишься? Не хочешь? Ну смотри, я предлагал…
Лицо шута исказилось в муке. Дикая сила выдернула его и бросила вниз. Лена выглянула.
Маркус в неестественной позе неподвижно лежал у ног черного мага, словно раздавленный тяжелым грузом, шут стоял на коленях, запрокинув голову и прижав руки к груди.
– Эй, Ищущая! Я знаю, что ты здесь. Ты не могла уйти без них. Появись. Или мне помучить их для убедительности? Ты же знаешь, что я могу. Итак, с кого начать… Давай-ка начнем с Проводника.
Маркус шевельнулся, выгнулся, хрипло закричал. Железный Маркус. Проводник, проживший столько лет, что сбился со счета. Ведь эта скотина, наверное, воздействует прямо на нервные узлы. Застонал шут, сламываясь, падая за присыпанный соломой пол, корчась от невиданной боли. Лена застегнула платье, отряхнула юбку и подошла к лестнице, слава богу – или ветру? – пологой, ей не пришлось поворачиваться к магу спиной, а ему не пришлось увидеть заткнутый за пояс кинжал. Может, пришла пора научиться пользоваться оружием?
– Рад видеть тебя, Светлая, – иронично поклонился Крон. – Что ж ты не увела их, как обещала? Ай- яй-яй, нехорошо нарушать клятвы, данные королю…
