«Фигня» (слово Маркус выучил от Лены) оказалась тушеной цветной капустой, которая в обилии росла по всем эльфийским огородам, а уж чье мясо туда было добавлено, Лена не знала. Кухарка посла охотно осваивала эльфийскую кухню, а эльфы охотно делились рецептами.
Милит был явно голоден, потому распоряжавшийся за столом Карис сразу наложил ему побольше, Маркус придвинул хлеб и сказал:
– Эк ты к смирению привык, даже глаз не поднимаешь.
– Привык, – пожал плечищами Милит. А ведь похудел, и сильно. Но глаза он поднял. Синие- синие.
– Лена, тебе какое вино?
Шут оживился:
– А что, есть выбор?
Маркус отодвинул кувшин:
– Для нее есть, а ты обойдешься. У нас еще «Дневная роса» осталась.
– Тогда ей, конечно, «Росу», она ее любит, а нам уж что есть. Карис, кинь в меня сыром. А вкусная штука. Сладкая.
– Ее с фасолью хорошо, – сказал Милит. – Стручковой. У вас здесь нет?
– Почему нет, очень даже есть. Карис, может, огородик на заднем дворе заведем?
– Заведем, заведем, а тебя вместо пугала выставлять будем. Ты весь-то сыр не слопай, я тоже хочу.
– От сыра толстеют, а ты у нас и так упитанный.
– Хватит лаяться, мне сыру дайте. И Делиене оставь, хапуга… Милит, у нас еще сметана есть роскошная, хочешь?
– Хочет, конечно. Травой таких коней не кормят.
– Овсом кормят.
– Эх, не ели вы каши из овсяных хлопьев…
– Лена, а что это такое? Правда, овсяных? Люди разве едят овес?
– А овсяное печенье вкуснее медовых пряников. Только оно не из овса, а из хлопьев. Не знаю, как их делают. Мне тоже сметаны дай. Да не миску, я на хлеб намажу.
– Сметану ложкой едят.
– Ложка в нее не лезет. Не могу же я ее есть ножом и вилкой.
– Карис, даже не проси, знаешь, какой ты от этой сметаны жирный будешь? Девушки не любят толстых, даже если они маги.
– Милит, а почему эльфы не бывают толстые?
– Обмен веществ не такой, как у вас.
– И лысые не бывают…
– Бедный Карис…
* * *
И так целый час. Напряженное лицо Милита постепенно расслаблялось, зато во взгляде зрело недоумение. В конце концов он сказал:
– Мне кажется, вы не понимаете, что делаете сейчас. Я должен объяснить.
– Ой, да молчи ты, – отмахнулся шут.
– Сложно понять, – фыркнул Маркус. – Надо полагать, мы отменяем приговор.
– Не ты. Они..
– Ты сиди и ешь, – посоветовал Карис. – И радуйся, что они люди, а не эльфы.
– Я должен…
– Заткнись, а? – попросила Лена. – Унижения паче гордости, да? Еще хочется жертвой походить?
– Аиллена!
– Тебе сказали – заткнись, значит, заткнись, – произнес Маркус уже серьезно. – Думаешь, они не понимают, что делают? Да знай они об этом раньше…
– Мог бы и сказать, – упрекнула Лена. Маркус удивился:
– Да? Я б и сказал. К зиме поближе, когда на улице очень уж холодно стало бы. Знаешь, за свои грехи надо платить. И он это, кажется, лучше тебя понимает.
– Давайте отношения выяснять пока не будем? – попросил шут. – Маркус, дай мне аллель. Я тут одну балладу старую вспомнил, она давно не в моде, а мне нравится. Милит, учти, без твоих комментариев я точно обойдусь, я знаю, что я не менестрель.
Не менестрель, он все равно пел хорошо. Пусть голос не отличался таким роскошным диапазоном, как у менестрелей, да и такой мощью тоже, может, и на аллели он играл любительски, а может, Лена была просто пристрастна, но слушать шута она любила. Он спел им пару баллад, а потом просто играл какие-то незатейливые мелодии, пока вдруг Карис не заметил, что Милит дремлет. Карис тут же громко начал собираться к себе, Милит встряхнулся и несколько ошалело огляделся, не сразу сообразив, где он, и уж конечно, Маркус и шут не отказали себе в удовольствии поиронизировать на эту тему.
Проблема возникла почти сразу: кровать шута, в которой он и спал-то только когда был еще совсем уж слаб, Милиту не подходила по росту. Милит, правда, проблемы не понял: по росту ему хорошо подходил пол. Так и сделали. Кровать сложили и убрали за дверь, а матрац (тоже коротковатый) раскатали по полу.
Лена пробежалась по дождику до туалета, слава богу, был он совсем рядом. Не хотелось ей пользоваться ночным горшком – самым обыкновенным, с ручкой и крышкой! Она бы, может, и пользовалась, будь она в комнате одна, а вот в присутствии шута – ни за что. Он, кстати, тоже, если поднимался ночью, то выходил во двор, вот хватало его энергии дойти до места или только свернуть за угол, уж другой вопрос. Когда она вернулась, Милит крепко спал, Маркус сонно пробормотал: «Спокойной ночи», а шут в одних штанах стоял в ее комнате у окна и смотрел на дождь.
– Я спросил у него. Не хочет говорить.
– У всех есть свои секреты.
– Тебе не кажется, что этот секрет имеет к нам непосредственное отношение? – хмыкнул шут и почесал шрам. – Я, конечно, расспрашивать не стал. Может, он скажет тебе.
– Не хочу говорить об этом.
– Не будем, – легко согласился шут. – Какие у тебя волосы сегодня красивые… Им идет дождь, наверное. Не возражай, пожалуйста. Ты опять забыла, что я могу говорить только правду, и ничего, кроме нее? – Он положил руки ей на плечи и тихо сказал: – Я люблю тебя. Ты – моя жизнь. Мне есть, ради чего жить.
Лена глупо хихикнула:
– А тебе не кажется, что какая-то уж очень мелкая цель в жизни: заботиться о женщине?
– Нет, – удивился он, – почему мелкая? И разве ты обычная женщина?
– Абсолютно! – с удовольствием сказала Лена. – Это даже Странница подтвердила – мы как раз настолько обычные, настолько усредненные, что именно поэтому нам дано право решать, как жить тому или другому миру.
Шут пожал плечами.
– Да мне на Странницу плевать… если не сказать грубее. Ты свою… усредненность тут уже пару раз так хорошо доказывала… Впрочем, если тебе нравится в это верить – почему нет?
– Маркус начал наше знакомство с того, что объяснил мне, какая я незаметная и вообще.
– С тех пор целый год прошел. Он тебя принял за Странницу, но сейчас-то он так как не считает. Лена, ты можешь думать о себе все, что угодно. Но ведь и мы можем думать все, что угодно, правда? Ты судишь по тому, как привыкла, как тебе какая-то самоуверенная тетка сказала, по тому, что думаешь. в конце концов. А остальные – по тому, что ты делаешь. А я тебя просто люблю. Нет. Не просто. Гораздо
