- Ну, пока,- повторила Маша.
- Будьте здоровы,- сказал я учтиво. - Кланяйтесь Леониду. Дамы ушли, оставив меня со светлыми надеждами, ибо должность дам на земле в том и заключается, чтобы мы не оставались без надежд
ГЛАВА ПЯТАЯ
Мучительные дни потянулись у разведенных Сименюков. Хоть назад сводись. На работе Анютку прямо замучили жалостью, до плача. Одни говорит - не сознавайся; другая, наоборот, расскажи правду и извинись - дадут три года, скоро вернешься; третья советует, какого адвоката взять:
- Мужчину бери! Бабу не бери!
Катька поначалу обиделась, но. как узнала про несчастье - первая всплеснула руками:
- Анюточка, милая! Отдашь, не убивайся! - Потом подумала, добавила: - В случае чего - Сергей принесет...
- Принесет он тебе - как же! - Девочки зашумели, заобсуждали. - Жена в тюряге, а он за нее платить станет? Нашла дурака... Анютка вздыхает:
- Я их всего раз надела, да и то - на беду... Катька говорит:
- Все равно - теперь они ношеные. Но говорит без обиды, с сочувствием.
Телефонная станция и без того гудит, а тут горе же, каждая девочка хочет горю помочь и только соль сыплет на рану. А вчера в ночную смену - из Читы телефонистка Рита. Анютка и не видела ее сроду, только переговаривались по работе. Верещит от радости:
- Анюточка, это ты? Ой, как же это ты! А нам звонили, что ты погибла в автомобильной катастрофе! Молодец! Дай мне сто сорок один семь четыре восемь два!..
И еще жалели Анютку, что в такой момент ее муж бросает:
- Неужели он уйдет, когда тебе - тюряга? Неужели у него ест какая-нибудь или он для свободы разошелся?
- Анюточка, не дрейфь! Он у тебя еще не самый худший - смотри. Денег на кооператив дал, благородный все-таки... Будет у тебя двухкомнатная квартира.
- Другие разводятся хуже... А ты все-таки через этот развод в кооператив вступила!
- Вот тебе и двухкомнатная!
- Анютка, мы тебе передачу носить будем... Мы тебя всем коллективом на поруки возьмем! У нас здоровый коллектив, правда, Анютка. Плюнь на бывшего мужа, не унижайся! Храни женское достоинстве А вернешься - дом построят. Тебя же - без конфискации. Дура! И за детей не боись... Мы тебя за такого парня выдадим, несмотря на двух детей! Теперь на детях модно жениться, особенно если квартира. Все к благородству идет, вот увидишь!..
До слез доводили Анютку, не знала она как быть - шугануть девчонок или принимать их ласки.
А время шло, и, кроме тюрьмы, ничего в перспективе она не различала.
Конечно, характеристику с места работы Анютка взяла. Там уж девочки не поскупились, написали как про богиню и начальство уговорили печать приложить. Ладно. Но что значит характеристика перед каменным следователем, который эту характеристику не читая принял и только сказал будто с насмешкой:
- Для объективности...
Сережка замаялся - надо же, такое несчастье после развода! Сколько труда развод стоил - с детьми ведь?! Как быть? А тут еще соседка по квартире, Бубенцова:
- Вовремя развелись, нечего сказать... Морального кодекса на вас нет, молодой человек. Но мы и на вас кодекс найдем!..
И вот приходит он домой из своего эскабе. Анютка как раз после ночной смены сутки имела свободные. Приходит, говорит:
- Одевайся. Пойдем к Николаю... Должен же он нам помочь...
- Чем он нам поможет, я уже на все готова... Свидетели меня из рук не выпускают. Я сама протокол подписала, и теперь меня следователь как в петле держит... Люди скоро Новый год встречать будут, а мне - в могилу. Мало того что разведенная, так еще - под судом и следствием...
И плачет. Сережка говорит:
- Не верю я, что нельзя это несчастье довести до ума... Анютка слезы высушила особым манером: поморгав, чтобы краску не смазать.
- А деньги на это?
- Денег у нас нет,- говорит разведенный муж.- А с умом, так, может, и без денег обойдется... Я ему все рассказал - он велел приходить. Надо скорее, а то он в заграничную командировку уезжает...
Нет, не осталась Анютка без помощи в своем бедственном и страшном положении...
От автора
Новый год я пробовал встречать самыми различными способами.
Я встречал Новый год на месте - в коллективе, у соседей, дома, в городе, за городом, в селе и в окопе.
Бывали случаи, когда я встречал Новый год с незнакомыми людьми, и со знакомыми, и даже с родственниками.
Встречал я также Новый год с монетой в кармане, без монеты в кармане, в качестве должника и в качестве кредитора.
Я метался во все стороны и хватался за все приметы, стремясь к тому, чтобы Новый год был обязательно выдающимся во всех отношениях и райским, как яблочко.
Жизнь текла как хотела, и Новые года были такими, какими были, независимо от того, как я их встречал и чего я от них добивался. Даже те Новые года, которые я не встречал, вовсе и от которых ничего не требовал, все равно поступали как им заблагорассудится, всякий раз удивляя меня своим независимым диалектическим материализмом.
Поэтому я не придал никакого значения тому варианту встречи Нового года, который произошел сам по себе, без моих стараний.
Надо сказать, Маша действительно приходила. Она пришла не в двенадцать, как обещала, а в два и сказала, что Леонид запил на день раньше срока, каковым своим действием оставил меня без обуви. Маша сказала, что на первом же собрании они этого Леньку проберут до кишок, поскольку с ним такое безобразие не в первый раз. Это сообщение значительно облегчило мое положение, и я высказал мысль, что один человек предполагает, а другой человек располагает. Маша согласилась с моими соображениями, и это само по себе было приятно. Пожелав мне веселой встречи Нового года, а также счастья и успехов в труде и в личной жизни, она ушла.
Я посмотрел на свои тапочки как на осознанную необходимость. Не знаю, что бы я делал, если бы не успевал осознавать необходимость еще до того, как ощущал ее первые жесткие требования. Я, видимо, стал бы желчным склочником, а этого я остерегаюсь больше всего на свете, если не считать рака, холеры и контакта с администрацией. Но я, слава богу, твердо осознал первичность материи и вторичность сознания. Сознание есть вторичное сырье, это для меня не секрет. Идеалистическая поговорка «человек предполагает, а бог располагает» кажется мне всего лишь неуклюжей попыткой агностиков перетащить на свою сторону материализм. Ибо человек уже мало чего предполагает, зная, что бога нет и не предвидится. Бога нет, это я заметил давно. Однако что-то все-таки располагает моими предположениями, корректирует их, ставит с ног на голову, кладет боком и запихивает их обратно туда, откуда они изошли. Я знаю, что располагать так же смешно и нелепо, как поспевать за гулкими шагами истории в полуботинках, сданных в ремонт...
Я смотрел на свои тапочки, рассуждая о разнообразии жизни. Много Новых годов прошло в моей биографии, прежде чем наступил Новый год, который мне предстояло встретить в тапочках.
А за окном в тяжелой гипсовой повязке сугроба стоял мой автомобиль.
Снег, снег, пурга, тайга. Как хорошо, что я не поэт. Сколько ярких образов мечется за окном. Я выключил свет и смотрю во двор. Метет. Мой автомобиль засыпан хорошим сугробом. Не раскопать. Шесть сугробов на площадке. Шесть автомобилей. Летом их штук двенадцать. Но шесть отсутствующих машин сейчас хранятся в гаражах. Два гаража, я знаю, далеко, километров за пятнадцать от дома. Пользоваться ими сложно - летом машины стояли во дворе, а зимой их прячут. Остальные не знаю где. Может, на даче, у кого есть, может, в каком-нибудь казенном гараже, кто имеет доступ: народ в доме все-таки
