Зеркало перемен. 3. Приносящая надежду

– Никуда, – подтвердила Лена, а шут просто чуть крепче сжал пальцы: никуда и не отпущу.

Лиасс подал пример: вышел. Мужчины засмеялись. Оказалось, они так и жили здесь: все в одной комнате, хотя сейчас в Тауларме не было никаких проблем с жильем. Им так казалось правильным. И они друг друга не раздражали. Впрочем, как может раздражать весьма неприхотливых мужчин необходимость спать в одной комнате, если их не раздражала эта новая для Лены общность чувств, а ведь они были довольно сдержанными или скрытными, даже Милит.

Комната Лены была неприкосновенной, в ней разве что пыль протирали. За столько лет ведь вся одежда пришла в негодность, а платье выглядит просто неприлично, несмотря на всю его волшебность, надо почистить, а лучше постирать, потому что Гару где-то лужу нашел, и теперь отпечатки его немаленьких лапок имеются и на подоле, и на груди, да и слюнявил он ее старательно, и по влажной мостовой повалял…

Они перецеловали Лену и подтолкнули к двери. Она уже подошла было, но оглянулась. Шут стоял на месте, как-то странно глядя ей вслед, и у Лены ухнуло сердце. Тридцать восемь лет. Гарвин беспардонным толчком отправил его вперед. Лена протянула руку.

Серо-синие глаза просветлели. Он забыл, что для Лены прошло несколько часов?

Все же она приняла ванну, чтоб отмыться от проявлений собачьих чувств. Гару тщательно целовал ее на свой песий лад. Шут ждал, присев на туалетный столик и рассеянно поглаживая зеленый нефритовый листочек. Милые сердцу вещицы. Улучшитель настроения. Наверное, магическую силу он давно потерял, но разве дело в магии?

– Рош, – позвала Лена. Шут встрепенулся, сделал шаг навстречу. – Рош, я тебя люблю. А ты… ну…

Он обнял ее и тихо сказал:

– Я так ждал. Я знал, что ты жива. Что ты просто заблудилась где-то, но обязательно найдешь дорогу домой. Я не чувствовал тебя… совсем. Поэтому мог только надеяться. Лена… Я… Я был не один.

Лена фыркнула ему в плечо.

– Ну знаешь, тридцать восемь лет аскетизма – это уже клиника. Конечно… А с кем?

– Не помню, – равнодушно ответил он. – Какие-то девушки. Когда совсем уж невмоготу становилось. Я года три обходился… а потом сдался. Злой совсем стал, раздражительный. Прости.

– Ага. Я полгода без тебя прожила – и сдалась, а ты три года, но прощать должна я. Очень интересная логика. Истинно мужская.

– Я люблю тебя. Такая логика нравится тебе больше, правда?

* * *

Лене вдруг тоже показалось, что прошло несколько десятилетий, что она не видела этих глаз и не чувствовала этих рук целую вечность. Может, ей передалось состояние шута. Общность чувств, когда не можешь понять, которые из этого потока – твои? Может, просто ужас перед таким сроком материализовался в собственных ощущениях. И каждый его поцелуй был открытием, каждое прикосновение – событием. Вот по поводу чего надо празднества устраивать: по поводу его любви. Только он может быть и таким нежным, и таким страстным, только его губы могут легким полукасанием заставить трепетать. И сходить с ума самым примитивным образом. Животно! Первобытно! Как можно было не любить целоваться? Как можно было жить без него?

После одного особенного поцелуя неизменно следовал океан;. Это было знаком: готовься, сейчас… Или просто традицией. Или просто шуту так нравилось. Или просто предвкушение океана делало этот поцелуй не похожим на другие. Волны подхватили Лену, закачали, закружили, понесли, и она даже не сразу поняла, что слышит сквозь шум прибоя прерывистое дыхание шута, видит в шторме его лицо, полузакрытые глаза, чувствует короткие поцелуи… чувствует его! И такое необыкновенное блаженство разлилось по телу, что она невольно – и на очень короткий миг – вспомнила слова Лиасса: «Если с кем-то будет лучше, чем сейчас со мной, можешь быть уверена – это даже не любовь, это судьба». Она и так была уверена. К тому же это было не лучше. Это было несравнимо. Как квадратное и зеленое.

Встретившись с ее глазами, шут больше не отрывал взгляда, и чутошная улыбка тронула губы. А потом океан взметнул их к звездам, и Лена потеряла возможность думать, чувствовать и дышать, да и зачем нужна такая малость – дышать…

Что-то такое еще говорил Лиасс… сразу отпускать нельзя… Тут и отпустила бы, да никак. Сколько времени прошло? В окне посверкивало солнце. Рассвело? А когда они ложились, было еще совершенно темно: шут всегда гасил лампу.

Странно. Полное опустошение и такая же абсолютная наполненность. Лена нашла в себе силы слегка повернуть голову и посмотреть на шута. Серо-синие глаза сияли, но это было не серебро магии, а обыкновенное счастье обыкновенного человека. Он повернулся на бок (не без труда), обнял ее, уткнулся лицом в плечо и задыхающимся шепотом пробормотал (Лена только сейчас вспомнила, что дышать вообще-то необходимо):

– Я все помню. Лена, я все помню!

– И я.

– Но это был океан.

– Океан.

– Лена, неужели мы теперь… Великие боги… Неужели нам надо было разлучиться на столько лет, чтобы почувствовать друг друга? Лена, никогда ничего даже немножко похожего… Клянусь.

– Не клянись. Никогда. Ничего. Потому что никогда не было тебя и меня.

Губы прижались к ее коже.

– Как я люблю тебя, Лена… Так не бывает. Неужели надо было расстаться…

Все опять стало просто и ясно. Не надо было расставаться. Все гораздо проще.

– Нет, Рош. Надо было сделать Шаг.

А для того чтобы он мог сделать Шаг, они должны были расстаться, потому что рядом с ней ему бы и в голову не пришло попробовать…

– Шаг… Да, Лена. Да. Но все равно. Ты здесь. Ты вернулась. Лена, я так ждал… Они уже не верили, никто не верил, никто не надеялся, Гарвин сдался последним. Лена, как ему было тяжело, если бы ты знала… Я ждал бы еще сто лет… только не выжил бы, наверное. Без тебя было так плохо. Пусто.

– Я больше никогда и никуда…

– Не говори глупостей, – перебил он. – Будет нужда – снова пойдешь, а я снова буду ждать. И снова дождусь. Мало того что ты убрала от нас подальше этого безумца, ты должна была успокоить себя. Сколько можно было терзаться из-за того, что ты там для всех пропала? Теперь все хорошо. Теперь ничего, кроме твоих воспоминаний, не связывает тебя с твоим миром. А воспоминания всегда будут с тобой, если не сотрутся временем. Ты устала.

– Я никогда не была настолько счастлива, Рош. А так теперь всегда будет?

– Счастье? Всегда! А насчет океана не знаю… Я плохо соображаю. Из меня все вытряхнулось. Как взрыв. Только очень-очень долгий взрыв. Это же обычно секунды… А тут целая жизнь. О, Лена! Я ведь уже даже и не мечтал об этом – чувствовать тебя так. Это не просто радость, не просто наслаждение… Это ты.

Нет, не согласилась Лена, это – ты. Это ты сделал Шаг ради Маркуса, а оказалось, что и ради нас. Господи, как вообще можно выжить после такого? Да со всей магией Владыки это был так… дежурный перепихон, как говорила Люська Филиппова, большая любительница разнообразить свою сексуальную жизнь, естественно-развратная, как нормальная мартовская кошка, великий знаток этих самых дежурных перепихонов. Милит? Ну… так… было вроде что-то и даже довольно приятно. Кажется. Не помню. Совсем.

Одна аура. Одна душа. Одна цель. Лена, кажется, начинала понимать Книгу ее имени.