предсказание из всех, о которых я вообще слышал.
– И потому самое популярное? – невинно удивился шут, закрывая баночку с чудодейственным бальзамом. – Раз даже Милит о нем слышал…
– Нет, не самое… и вообще непопулярное. О нем мало кто слышал… то есть слышали все, но почти никто не знает его даже близко к тексту. Почему ты не спрашивал у Владыки?
– Потому что в пророчествах лучше тебя не разбирается никто. Владыка сказал.
– Зеркало с этим связано? – поинтересовалась Лена. Гарвин нехотя кивнул. Шут, как-то сразу ставший серьезным, уточнил:
– Оно начинает сбываться?
Лена успела надеть ночную рубашку, забраться под одеяло и даже немножко поразмыслить, прежде чем Гарвин, явно преодолевая себя, произнес короткое «да». И чего так переживать из-за давнего бреда свихнувшегося мага? Ну пусть начались совпадения, и пусть Гарвин стал ее спутником именно потому, что увидел какие-то совпадения, а вовсе не из желания держаться подальше со своей некромантией – ей-то что? Пятнадцать лет прошло в Сайбе с тех пор, как открылось Зеркало перемен, а перемены все не наступают, и наверняка даже в Гильдии магов об этом Отражении все успели забыть. Разве что Балинт порой поглядывает: не изменилось ли чего.
– Не страдай, – сказала Лена, – я тебя не собираюсь расспрашивать. Не хочешь говорить – не надо. Я все равно не верю в свое особое предназначение.
Гарвин обернулся, убедился, что ее стыдливость не пострадает, и придвинул табурет ближе к кровати.
– Ты не верила, что ты Странница. Не верила, что ты Аиллена. Не верила, что сможешь Даровать жизнь просто поцелуем, как Милиту. Прикосновением, как мне. Что можешь разговаривать с драконом и можешь позвать Владыку. И меня. И Маркуса. Он вчера тебя
Шут улыбнулся.
– Она и не сердится. Ладно, я пойду умоюсь да еду притащу. Лена, даже не спорь. Есть надо всегда.
– Много мы с тобой ели, когда с ожогами лежали? А ей эти синяки – что нам с тобой те ожоги. Аиллена… Давай сращу трещину. Почему ты вдруг уперлась?
– Все должно быть естественно, Гарвин. Не спрашивай, почему я так решила. Само решилось. Если бы это было опасно, я б не спорила… а ты бы и не спрашивал.
Гарвин не ответил, но не сводил с Лены немножко странного взгляда. Лена высунула руку из-под одеяла и погладила его по щеке. Эльф даже не улыбнулся. А спрашивать бесполезно, если не захочет, не скажет, с три короба наврет убедительно, и нет шута, чтобы отличил правду от лжи. Что там за пророчество про Лену, которая произносится не Лена…
Гарвиново. Гарвиново видение, о котором он молчит. То есть было и старое забытое и непопулярное пророчество о некой Приносящей надежду, которое Гарвин изучал, может, особо пристрастно, потому что сам…
– Не бери в голову, – посоветовала Лена. – Что ты ни говори, я в пророчества все равно не верю. При желании любой текст, особенно бредовый, нетрудно подогнать под события. Я ж тебе рассказывала про Нострадамуса.
– Текст можно, – согласился он. – И даже картинку. Нет, я не собираюсь нагружать тебя этим… но, Лена, так много… В общем, постарайся, чтобы с тобой всегда хоть кто-то да был. Ни в коем случае не оставайся одна. Пусть полукровка, пусть хотя бы собака. Ни в комнате, ни на улице. Я понимаю, что это тяжело, что любой нуждается в одиночестве…
– Ты что-то видел? – прервал его шут, ставя на стол деревянный поднос. Гарвин поморщился. – Я не спрашиваю, что именно, но…
– Не оставляй ее – и все.
– Легко. Ты есть с нами будешь? Гарвин… я, может, не слишком верю в пророчества, зато верю в чутье эльфа, прожившего в пятнадцать раз больше, чем я. Я не оставлю ее одну.
– Я не останусь одна, – подтвердила Лена. Ее беспокоила озабоченность циника Гарвина. – Это не в тягость. Шут мне никогда не в тягость.
Гарвин неожиданно улыбнулся.
– А я иногда нуждался в полном одиночестве. Хорошо, что Вика меня понимала.
– Тебя и Лена понимает.
Гарвин посидел, низко опустив голову, потом посмотрел на шута.
– Понимает. Да. Она тебе говорила, что я наблюдал за вами ночью?
– Нет. И поверь, я тебе этого не спущу.
– В глаз дашь?
– Грубо. Я тебя посажу в лужу. Над тобой просто будут громко смеяться.
– Вообще, я не на вас смотрел, а на ауру, – сказал Гарвин, и это прозвучало как попытка оправдаться. – Я думаю, вы ничего не помните, потому что поток слишком сильный, просто вихрь… Поток – ее. Но что ты возвращаешь ей?
Шут пожал плечами и поставил Лене на живот изящную тарелку. Гора творога с ягодами и совершенно холестериновой сметаной. Нет. Это ж надо догадаться – в творог бахнуть взбитые сливки! Вот вкуснятина-то… Мужчинам досталась яичница с остатками вчерашней дичи – у эльфов еда не пропадала. Лена, несмотря на не самое лучшее самочувствие, навернула всю гору, да еще с весомым ломтем теплого еще хлеба, запила чаем и только потом сообразила, что чай был лекарственным.
– А Маркус где?
– Дрова рубит. Слышишь? Как начал с утра, так и остановиться не может. А ты, Гарвин, не подсматривай больше за нами, хорошо?
– Буду, – признался Гарвин. – Может, даже ночью. Ты помнишь, что я даже дела никакого не имею? Милит вон не только вояка, но и строитель, сестра не только целительница, но и просто лекарь, даже малыш Кайл амулетами занимается. А я – ничем. Потому что…
– У нас таких называли учеными, – перебила Лена.
– У нас тоже называют. И я считаю, что это тоже дело. Ты нас изучать решил?
Гарвин вдруг сделал какой-то жест. Разом пропали все звуки: птичий пересвист, радостное тявканье щенка, стук топора. Шут вздрогнул.
– Я
– Пожалуйста. Мало меня маги изучали…
– Маги? – скривился Гарвин пренебрежительно. – Убогие маги, если даже Балинта не смогли подготовить для существования рядом с собой. Здесь нет ни одного по-настоящему сильного мага. Сравнимого хотя бы с Кайлом. А уж с нами…
Шут бесстрашно посмотрел ему в глаза.
– Ты пугаешь меня?
– Наоборот. Успокаиваю. Тебе не будет так плохо, как после ваших магов. Когда тебя корректировали, тебе было плохо?
– Я едва выжил.
Гарвин вдруг взял его за руки… вцепился ему в руки. Шут судорожно втянул в себя воздух, вскинул голову и так и замер. Гарвин не выпускал его взгляда. Воздух вокруг словно сгустился, заискрил, голубые глаза стали похожи на Зеркало перемен – тусклое серебро без намека на голубизну, но глаза шута оставались сине-серыми, а вот лицо медленно белело и дышал он как-то через раз. По-настоящему Лена не испугалась – то ли не успела, то ли внутренне была убеждена в том, что Гарвин не причинит шуту серьезного вреда. Однажды Лена видела, как Верховный маг заглянул в глаза шуту и Маркусу, и оба свалились без сознания, а когда Гарвин разжал руки и молниеносно провел ладонями вдоль лица шута, словно стирая что-то, тот заморгал, вздохнул глубоко и расслабился, но не упал, лицо почти сразу обрело обычный цвет, губы порозовели…
– Что это было?