дьявола', как его ласково называл бывший капелан Ирвин Эрнест Гауди. Передал карасарайцам суть своей просьбы, а дальше оставалось только ждать. Связь была односторонней, предсказать поведение дикарей невозможно, и ответ они получили, только когда семнадцатого апреля у стен базы ВКС появились четверо. В легких одеждах, с примитивным оружием, они совершенно не боялись огромной армии, три дня торговались с полковником за закрытыми дверями, пока не достигли какого-то уговора. Эдварда в его суть не вникал. И уже двадцать четвертого апреля армия двинулась в путь. Мимо гор Тавриды, вглубь полуострова, и дальше, на север, на материк… Семьсот миль в одну сторону, броня, только после капремонта, теоретически способная разгоняться до полу сотни миль за час по самой пересеченной местности! Лучшее из вооружения, хоть и старое, но ничем не уступающее новым образцам, разве что вместо божественной силы нужны патроны, аккумуляторы и бензин! Казалось бы, легкая прогулка, сутки пути…
С тех пор прошел месяц. Если первые две недели, пока вели проводники, еще удавалось хоть как-то держать строй, а потери временами были даже меньше, чем по графику, то потом смерть смело наверстала свое. Бронетранспортеры давно уже были брошены, еще на границе Карасарайского ханства, человек оказался живучее стали. Проводники ушли, честно предупредив, что дальше на север — смерть. От бодрой двенадцатитысячной армии остались жалкие ошметки, пять сотен человек. Остальных убивала флора и фауна, травил яд, разлитый в земле, воде и воздухе, сводили с ума страшные видения, от которых не мог защитить ни один респиратор. Люди крестились, молились, выли от ужаса, но шли вперед — если большой отряд еще мог хоть как-то пережить ночь, то любой дезертир жил не дольше, чем успевал скрыться за первыми кустами. Мертвые Земли убивали, не желая считаться ни с какими графиками, но полковник Вильгельм Моррисон этого не видел. Он шел вперед сам, и вел за собой тех, кому повезло выжить — несчастных солдат, старшего сержанта Элис Кроуфорд, капитана Эдварда Гамильтона, родового раба Нубила…
А самое страшное — что даже если бы сознание вернулось к полковнику, поворачивать было поздно. Карасарайское ханство осталось далеко на юге, да и как с ними выйти на связь? Это название у них гордое — как бы прямой приемник великой Татарской империи, куда на правах провинций входили земли от Атлантики до Японии, от Белого моря до Индийских гор. Только та империя, что могла на равных тягаться с Британской, исчезла с мировых карт, а то, что называлось Карасарайским ханством… Три десятка сел, пару городков, одна 'столица', Карасарай, 'Черный дворец', где в черной юрте-шалаше-кибитке сидел голый- босый хан Азат Тагирхан. Не более двух тысяч жителей — армия полковника была в шесть раз больше, чем все это ханство. Когда начинала поход. Города 'карасарайского ханства' — точки на бескрайней плоскости Мертвых Земель, спрятанные в самых укромных местах, сами карасарайцы — одичавшие, забывшие порох и колесо люди, которые, тем не менее, хорошо научились выживать в этих краях. Они с радостью меняли древние картины, книги, артефакты из разграбленных мертвых городов на золото, за свои услуги проводников просили золото, а нужно оно им было для того, чтоб отливать статуи своих правителей и украшать ими курганы. Без золота, заранее не договорившись, карасарайцев никогда не найти — они уже давно научились сливаться с природой, и британцы оказались фактически один на один с Мертвыми Землями. Вся разница была — как умирать. Возвращаясь, то есть признав, что все это было напрасным, или все же двигаясь вперед, надеясь на случайность и Иисуса. Хотя тут даже он бессилен, до цели оставалось почти три сотни миль, они прошли лишь половину пути, а последний вездеход с припасами, водой и оружием заглох прошлой ночью. Сколько люди могут унести на себе? Сто фунтов? По нормативам может быть, в реальной жизни у каждого оставалось по несколько фляг, и Эдвард спорил с полковником скорее по привычке, чем в надежде реально что-то изменить.
Но были два человека, которых не затронула общая безнадежность. Верный Нубил, который просто не ощущал на себе тягости пути, свято веря в счастливую звезду хозяина и надежно укрывшись за его спиной, и Элис Кроуфорд. Девушка, которая уже давно ничего не скрывала. Они были с Эдвардом вместе, на зло всем и всему миру, они любили друг друга, и она радовалась, что единственный дорогой в жизни человек рядом с ней. Пусть даже это последние часы их жизни. Эдвард, как мужчина, то есть существо более логичное и менее иррациональное, радоваться этому не мог — больше всего он хотел бы отправить девушку куда-нибудь далеко-далеко, то ли в Новую Шотландию, то ли Австралию, то ли вообще на Марс, но понимал, что тут его желания ничего не значат.
— На что вы надеетесь, полковник? Скажите, вы что, ослепли?
— Это вы ослепли! Капитан Гамильтон, отставить пораженческие настроения! Мы идем вперед! Не забывайте, что у нас есть Цель, с большой буквы! И я приказываю вам — если меня убьют, вы должны идти дальше! До победного конца!
— За Иисуса и короля…, - автоматически Эдвард пробурчал девиз армии, наблюдая, как еще один из солдат завис мертвым телом высоко на дереве — кто же мог знать, что его ветки могут пробить любой доспех, и двигаются быстрее боевого робота-андроида. Которые тоже не работают в Мертвых Землях.
— Вы как хотите. Можете за Иисуса, можете за короля, а лично я всю свою жизнь воевал за Британию, и к дьяволу того Христа вместе с его 'богоизбранным' королем…
Святотатство? А кого сейчас это интересовало… Война обращает в веру даже закоренелых язычников и атеистов, но сейчас была не война, а бойня. Как можно воевать с миром? С природой? И какой дурак назвал эти земли 'мертвыми'? Да, может они такими и были, когда-то, двести пятьдесят лет назад, когда свершилось Второе Пришествие и Война Апокалипсиса. Может Татарская империя и умерла в огненных муках, вместе с землей, оставив после себя руины и жалкое сопротивления желтолицых на дальнем востоке, которые тужились поднять над собой флаг великой империи. Но сейчас эти земли были не мертвы. Тут царила жизнь — странная, уродливая, неизвестно откуда взявшаяся, но ничем не хуже и не лучше, чем где-нибудь в джунглях Африки или Новой Южной Шотландии. И жизнь смертельная. Убивающая. Себя и человека. Вместо руин и пожаришь здесь были густые леса и широкие степи, вместо высохших каналов — полноводные реки. Только все это было враждебно человеку. Невероятно, парадоксально, аномально сильно, и вечно укрыто облаками — земли нужно было назвать Смертельными, Убийственными, Жестокими, но уж никак не Мертвыми.
— А надеюсь я на чудо, — как ни странно, полковник все же ответил на заданный вопрос. Странным, непривычным для него спокойным голосом человека, который даже не представляет, что такое настоящее безумие. — На чудо, капитан Гамильтон. Вы видели карасарайцев? Вы видели этих дикарей, по сравнению с которыми мавры — венец эволюции и светоч цивилизации? Вы видели, как эти голые обезьяны прогуливались там, где лучшие из моих бойцов боялись сделать лишний шаг и умирали сотнями? Но кто вам сказал, что они тут одиноки? Вы что-то знаете про Мертвые Земли, капитан Гамильтон? К дьяволу! Вы ничего про них не знаете! И никто не знает! Но мы должны идти и надеяться, потому что мы — британцы! Мы повернули орду, мы пережили Апокалипсис, и уж поверьте старому полковнику, лейтенант — все это не благодаря таким, как вы, чистоплюям. Которые даже смерти боятся. Все это сделали мы, те, кого вы называете безумцами! Забудьте про страх, лейтенант. Если вам не хватает надежды на свои силы — надейтесь на чудо, как это делаю я. И перестаньте сверлить меня своих злым взглядом, я сюда вашу Элис за косу не тащил, она сама прибилась, и нечего вешать на старого больного полковника всех собак. Эй, солдат! Чего стал? Никогда кишки товарища не видел? А ну двигай давай, у тебя еще будет возможность на это добро насмотреться!
И солдаты двигали. Шли. Иногда даже с песнями. Пять сотен, двадцать три роты — даже легионы в худшие годы Римской империи не знали такой недокомплект. А расформировать… Да кому оно надо? Если из взвода или роты только один солдат — пусть он сам себе будет и капрал, и сержант, все равно врагов, с которыми нужен строй и четкая вертикаль, на пару тысяч миль в любую сторону не наблюдалось. С деревьями же и медведями воевать — во всем мире почти вымерли, а тут вон как расплодились, шага не дают ступить — командиры не нужны, тут уж только от твоей ловкости все зависит. Успел пол рожка в голову разрядить, увернулся от когтей — значит повезло, значит еще минут десять можешь пожить, пока какая-нибудь подземная живность не решит тебя за ногу цапнуть. О том, что звери бывают не только ядовитые, но и обычные, все уже давно забыли — это казалось уже чем-то из разряда добрых детских сказок, что Святой Николай рассказывает на Рождество.
Пять сотен, четыре с половиной… Вечером лагерь разбивали четыреста сорок шесть человек — утром осталось четыреста десять. Куда делось еще тридцать шесть, если дежурные не сомкнули глаз, а всю ночь горели костры? Никто не знает. Все привыкли. Пару раз находили чьи-то ноги, торчащие прямо из земли,
